© Силкин В. А., 2014
Дежурный генерал Паисий Сергеевич Кайсаров
и старший адъютант Кутузова Иван Никитич
Скобелев готовили приказ о сдаче Москвы
по итогам Военного совета в Филях
Вошёл Кайсаров, бел, как мел,
Кутузова оставив свите.
И не сказал, а прохрипел:
«Светлейший ждёт приказ… Пишите…
«Секретно»… Скобелев писал,
Рука дрожала на бумаге,
Не верил, что Кутузов сдал,
Лишившись сердца и отваги,
Москву. В глазах было черно —
Москва поставлена на карту
И отдают Бородино
Уже без боя Бонапарту!
И что, напрасно кровь текла,
И сожжены французом сёла?..
Россия подвига ждала,
Но подвиг вышел невесёлым.
Шептал Кайсаров: «Сдать Москву…»
А Скобелев не верил фразе.
Не верил он, что наяву
Она появится в приказе.
Непобеждённые полки
В рассветном мареве тонули.
Суворовские старики
Вперяли взгляды в них, как пули.
Приказ, на то он и приказ,
Что выполнять солдату надо,
Но слёзы капали из глаз
У тех, кто одолел преграды.
Россия выживет, пока
Идут войска, сверяя карты.
И знают, больше для броска
Не будет сил у Бонапарта.
В тихом поле тяжелеет колос,
И закат и девственен, и тих.
Если только вслушаешься, голос
Различишь прапрадедов своих.
На миру себя не возносили,
Хоть и были силою горды.
Золотые купола России
Сберегли от Золотой Орды.
Может, в чём-то были и неправы,
Нелегко судьбу предугадать.
Но в наследство честь свою и славу
Нам они сумели передать.
В бранных сечах не давали спуску,
Поклонялись бренному труду,
Чтоб молчала грозная Царь-пушка
И не бил Царь-колокол беду.
Такая тишь… Окликнуть некого.
Один лишь Млечный Путь давно
Пролёг к разъезду Дубосеково
И дальше до Бородино.
И в тишине подлунной слышится
Дыхание земли родной.
И так легко и просто дышится
Берёзовою тишиной.
Поля российские… Над бедами,
Из плоти матери – земли,
Из глубины веков победными
Цветами жизни проросли.
Земля былинная, сурова
Будь, доброту в себе храня,
Во славу поля Куликова,
Во славу завтрашнего дня.
Я каждой клеткой рядом с теми,
Что страшно падать не хотят,
И через время, через время
Седые мальчики летят.
Им не избавиться от боя
Над затемнённою Москвой.
Сердцами мальчики, собою
Прикрыли вечный город свой.
А на земле, срывая глотки,
Кричат механики, кричат,
И оглушившей сердце сводке
Никак поверить не хотят.
Но по ночам, когда простуда,
Когда аж легкие хрипят,
Седые мальчики, как чудо,
К ним невозвратные летят.
Живут механики, надеясь
Услышать близкий шум винта,
Всё вспоминают: «Кто я, где я
И что вокруг за темнота?»
И никуда уже не деться,
Не отодвинуть тишину,
И день и ночь грохочет сердце,
Как будто мост через войну.
Грустит гармонь на все лады,
Однополчан зовёт собраться.
– Да где же вы, из той беды
Со мною вышедшие, братцы?
У гармониста мрачный взгляд,
Но он в беду ещё не верит,
За не вернувшихся ребят
Одной ногою землю мерит.
И у Большого в шесть часов
Грустит гармонь, изнемогая,
В кипящем море голосов
Знакомый крик подстерегая.
Площадь Победы кругла как земля,
Вечный огонь освещает прохожих,
Как в Александровском, возле Кремля,
Лица молчаньем торжественным схожи.
Вот в карауле застыл призывник.
Может быть, вспомнил погибшего деда.
Площадь Победы не только родник,
Площадь Победы не только Победа.
Если не тронет духовная ржа,
Не оттолкнёт униформа мальчишек,
Значит, у нас сохранила душа
Память о павших, расстрелянных с вышек.
Снова чеканит шаги ребятня,
Снова торжественны юные лица.
Площадь Победы глядит на меня,
Чтоб и в моей чистоте убедиться.
Площадь Победы проходит по мне
Неторопливым морозом по коже,
В вечном её негасимом огне
Видятся души случайных прохожих.
По брусчатке, по площади Красной,
Едет Жуков на белом коне.
Всё торжественно, празднично, ясно
И в душе, и в огромной стране.
Ничего, что изрядно устали,
Что не всем вручены ордена.
Улыбается сдержанно Сталин,
На котором большая вина.
Улыбается сдержанно, знает,
Что партийный его псевдоним
На устах у народа витает
И народом безмерно храним.
Только всё-таки Сталину жутко,
Что не он вот на белом коне,
А прославленный Сталиным Жуков
Все итоги подводит войне.
Ничего, он потерпит немного,
Неприемлем на праздник аврал,
Ну а Жукову, значит, дорога
На Одессу, потом на Урал.
Вскоре смолкнут победные марши,
Поутихнет «ура» над Москвой.
Едет Жуков, всего повидавший,
И рискует опять головой.
Двадцать первого был ПХД.
Протирали орудья и танки.
По колено стояли в воде,
Полоская бельё, россиянки.
Но летели по всем проводам
Из Берлина тревожные вести.
Группы армий уже по местам
До команды стояли на месте.
А у Берии были дела,
Но ему постоянно мешали.
Одиноко ходил у стола
В оперсводки не веривший Сталин.
И лежала раскрытой пред ним
Государства огромного карта,
А над нею зловещился дым
От сгоравшего мирного пакта.
Опускался багровый закат,
И граница смотрела сурово.
Трубку мира держала рука
За мгновенья до двадцать второго.
На Красной площади Парад,
Скопленье войск и ветеранов.
И звёзды на груди горят,
Нашивки говорят о ранах.
Здесь вся Россия заодно,
И тут сердца согласно бьются.
И люди, как им суждено,
Людьми в России остаются.
Опорный пункт… Его ломает рота.
Устав проверен кровью и огнём.
И незачем военному чего-то
Искать несостоятельное в нём.
Но я пытаюсь. К месту и не к месту.
А может, впрямь, чего-то не учли?
Я представляю казематы Бреста,
Которые фашисты не прошли.
Аджи – мушкай и всё, что было после,
Что в летопись Отчизны сведено.
Опорным пунктом были двадцать восемь
И пушкари с холмов Бородино.
А может, зря я влез в такие дали,
Куда важнее – из вот этих дней,
Где есть ребята из уральской стали,
А может, даже стали попрочней.
Да, я могу сказать о них немало,
В военной службе знают парни толк.
В опорном пункте, если прижимало,
За батальон сражались и за полк.
Они земли не уступили пяди,
Не посрамили доблести отцов,
Не думая о славе и награде,
Бессмертии своём в конце концов.
Смешно понятье боевой учебы,
Когда бои ведутся на износ.
На всё они готовы, только чтобы
«Быть иль не быть?» – не ставился вопрос.
Идут в атаки на ветру знобящем,
Крещёные водою и огнём,
Чтобы жила Россия настоящим,
Безоблачным жила, счастливым днём.
А я опять историю листаю,
Иду туда, где скачет печенег,
Где поле Куликово заметает
И кровь ещё не высохшую снег.
Она сочится из-под снега ало,
И как полынь, горька и холодна,
И сквозь века она меня достала,
И обожгла дыханием она.
Солёная и с привкусом металла
Стрелы калёной или же копья,
Напоминает, что ты испытала,
Воюющая Родина моя.
Пройти бы мимо, не поведши бровью,
Но не ступить ни шагу, всё – она.
Нет ничего страшнее нашей крови
И страшного понятия война.
Алеет снова, током бьёт по нервам.
В моих глазах темно до тошноты,
Но я смотрю, как ломит в сорок первом
Людская кровь бетонные мосты.
Пылают хаты, и горит пшеница,
И за селом притихшим у реки
Хохочут два откормленные фрица,
Младенцев поддевая на штыки.
Но я смотрю, хочу запомнить это,
Чтоб не простить, чему прощенья нет,
Кровавого военного рассвета,
Залившего собою белый свет.
Неужто слов моих никто не слышит,
Неужто мир покоится в тепле?
Ведь жизнь идёт, и кровь погибших дышит
В такт всем сердцам, стучащим на земле.
Берёзы мирно заплетают косы,
Светло под солнцем от цветов и трав,
Но сталь ракет, как скальпель, режет космос,
Его живые ткани раскромсав.
И на душе мгновенно неспокойно:
А вдруг уже в рассветной тихой мгле,
Свихнулись впрямь на этих «звёздных войнах»
Живущие со мною на земле:
И я кричу, до звёзд вздымая голос,
Я заклинаю русским языком:
– Пусть солнце щедро поит хлебный колос
И мать ребёнка кормит молоком!
Не вычислимы атомные взрывы.
Зачем земле забвения печать?
Мы тем сильны и тем на свете живы,
Что в трудный час умеем не молчать.
Но мир от ран излечится не скоро,
Не по душе нам выходы из ПРО.
Не мы для войн изобретали порох,
Позарясь на соседское добро.
И прочь мечты про кровное отмщенье,
Тонка и непрочна такая нить.
Сердцами, как ходами сообщенья,
Народам бы себя соединить.
Напрасно в мире грезится кому-то
Короткая победная война.
Во все века была опорным пунктом
Моя, покой забывшая, страна.
Александру Николаеву
Собака не отходит от стола,
Она сжилась с домашней обстановкой.
И я ей объясняю с расстановкой,
Чтоб не мешала, что у нас дела.
А ей плевать на все мои дела.
И для неё не может быть секретов.
Через беседы множества поэтов
И через руки их она прошла.
Она сидит и слушает рассказ
Хозяина седого, ветерана.
И лишь вздыхает и моргает странно,
Поглядывая пристально на нас.
Неужто, знает, что он говорит?
Не может быть, что сердцем понимает!
Сидит она, и глаз не поднимает,
Не понимая, что со мной творит.
Спасибо, пёс, за чувственность твою,
За то, что ты друзей умеешь слушать.
Я по молчанью преданную душу,
Отзывчивую душу узнаю.
Не шейте победных знамён,
Чтоб с ними в Европу… Не надо!
Чтоб столько солдатских имён
Оставить у стен Сталинграда!
Не надо ходить на Москву,
Не пробуйте вновь Ленинграда.
Пока я на свете живу,
Не надо, не надо, не надо!
Я думал, колясок не будет
В каком-нибудь близком году,
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.