Читать онлайн
Портал

Роман Максишко
Портал

Глава 1. Камень

А что, если нет никакого будущего? Что, если это просто плод моего воображения? Сколько раз я ловил себя на том, что представляю себе, как оно будет, или могло бы стать – рисую мысленно картинки этого будущего, в деталях вижу события, вижу людей, вижу, во что они одеты, как жестикулируют, как говорят и спорят, и что я им отвечаю… И тогда я спрашиваю себя, как часто в моей жизни все происходило именно так, как я себе это представлял? Да, собственно, никогда! Так в чем же смысл? Кому все это нужно? Зачем я постоянно забиваю голову всякой ненужной ерундой, переживаю, страдаю, испытываю гнев или радость, любуюсь своей крутизной – мол, какой я славный парень: умный, сильный, волевой, справедливый – и разрисовываю в своем воображении каждую мелочь, а на самом деле все всегда случается совсем по-другому…

Вот и сейчас, находясь в каких-то ста пятидесяти метрах от места назначения, я думаю лишь о том, как бы не срезаться. Удастся ли добраться? Смогут ли ребята надежно прикрыть меня?

Большой пыльный камень у входа в старую чудом сохранившуюся часовню – цель моего броска – уже виден. Он вмонтирован в иссеченный пулями парапет и как-то по-особенному выделяется среди обычных булыжников, из которых сложен невысокий вал вокруг палисадника. Вал огибает строение и вместе с узенькой улочкой поворачивает налево к каменистому пляжу, где волны теплого ласкового моря мерно плещутся, шумно перекатывая тонны мелкой гальки под жарким южным солнцем, словно и нет никакой войны.

Все в точности, как и описывал дядя Коля. Громоздкий и неуклюжий, мой камень слегка выпирает наружу и даже немного залезает на тротуар, так что на него можно поставить ногу, как на ступеньку, или присесть. Думаю, нищие в свое время прямо на нем и сидели, выпрашивая подаяния у прохожих курортников. Такое ощущение, что сотни лет назад строители вкатили его, как смогли, а потом бросили эту затею и просто оставили на месте, обложив со всех сторон валунами поменьше. Древнюю поверхность камня украшает едва заметная старинная резьба: узор из замысловатых линий – то ли ветвей, то ли каких-то символов. Кто и когда их вырезал, навсегда останется загадкой. Ясно лишь, что этот почти стершийся от времени рельеф появился на шершавой поверхности глыбы задолго до строительства часовни. Да и важно ли это сейчас? Сейчас необходимо преодолеть эти несколько десятков шагов. Только бы добраться… Только бы добежать…

И вот я уже чувствую, как хорошо знакомая мне сила воображения снова одолевает меня. Призраки вымышленного мира тихо вползают в мой мозг неторопливыми скользкими червями и принимаются как бы невзначай буравить его. Они старательны и неумолимы. Сейчас мое сознание начнет производить кадры, один за другим. Вот я вижу дом, стены которого сильно побиты пулями и осколками мин, стекол давно уже нет, из пустых глазниц оконных проемов валит дым, внутри что-то тихо потрескивает – вероятно, догорают остатки мебели, но опасность не там, а за углом, ближе к лестнице, над которой склонился помятый городской фонарь. Где-то здесь притаился человек в грязной куртке с серо-зелеными пикселями камуфляжных разводов. Он пахнет костром с навязчивым острым оттенком застарелого пота. Руки в изодранных перчатках сжимают автомат, в подствольнике граната. Сейчас он пальнет немного снизу. Одновременно я перекачусь вправо и ударю короткими в его сторону. Надеюсь, успею, иначе ребятам…

Стоп. Нет, хватит! Хватит! Я замираю, опустившись на колени, и пытаюсь вслушаться в окружающие меня звуки. Расширив ноздри, я подобно голодному волку внюхиваюсь, медленно и размеренно вдыхая горячий воздух с привкусом пыли и порохового дыма. Сейчас самое главное сосредоточиться на настоящем. Остановить фантазии! Только настоящее, только происходящее здесь и сейчас. Важен лишь данный момент…

Вот хрустнула какая-то стекляшка под моим потертым кевларовым наколенником. В полуметре от уха послышалось тихое и короткое жужжание или даже звон. Наверное, это пролетела пуля. Я слышу, как справа и немного сзади шкварчат горящие колеса подбитого бронетранспортера. Запах гари становится уже совсем привычным, но и сквозь него я чувствую смрад нестиранной неделями военной робы. Знойно. Капля пота стекает из-под пыльной каски и неспешно крадется по небритой щеке к подбородку. Вот она начинает двигаться все медленнее и медленнее. Почти остановилась. Время концентрируется. Мысли исчезают. Тишина. И в этой хрустальной тишине я улавливаю невнятное еле заметное движение где-то слева и начинаю ощущать, как жар понемногу усиливается. Капля пота повисла на щеке. Воздух, насыщенный пряным кисло-горьким запахом горящего пороха заполнил легкие. Черные, заворачивающиеся в спирали филигранные узоры дыма и разлетающиеся комки грязи с обломками кирпичей, раскаленных камней и огрызками асфальта замерли. Все замерло. Время спрессовалось и остановилось.

Я осторожно встал, выпрямился и попытался пристальнее разглядеть стоп-кадр. Опасность была не под лестницей, как мне казалось, а у груды битых кирпичей в самом начале переулка, уходящего вниз к набережной, шагах в тридцати от часовни. Какой-то долговязый смуглый парень в черной бандане, испещренной белой арабской вязью, швырнул в меня гранату. Это она подняла веер осколков и обдала мою левую щеку сухим жаром взрыва. Я отчетливо разглядел густые клубы дыма, взвихрившиеся над воронкой, вперемежку с гибкими и рельефными языками пламени. Несколько искореженных кусочков металла повисли в воздухе буквально в пятнадцати сантиметрах от моего лица. У меня даже возник соблазн протянуть руку и дотронуться пальцами до их горячих рваных краев. В самом центре огненных протуберанцев вдруг заискрился ослепительно-белый свет.

Странно. Я ведь еще не добрался до точки. Однако времени рассуждать уже не было. Пора. Пространство сгустилось и собралось в яркий шар, а потом вывернулось наизнанку фантастической воронкой и открылось мерцающими вратами в иную реальность. Надо идти. Я сделал несколько шагов навстречу застывшему взрыву и ощутил привычное облегчение. Свет струился отовсюду. Я словно плыл в нем, погруженный в приятную расслабляющую субстанцию…

* * *

– Блин, как он это сделал? – удивился Чиф, глядя на то место, где только что стоял Шаман. – По описанию до портала еще далеко… Или мы ошиблись с координатами?

– Лан, погнали, – ответил его напарник Стас, привычным жестом стряхивая с себя кусочки земли и мелкого мусора, которыми его обильно посыпало в момент взрыва. – Потом разберемся, если нас тут всех не накроют. Выбираться надо.

– Не накроют, – ухмыльнулся бывший морпех Леня с говорящей фамилией Уж, юрко выползая из-под ощетинившейся бахромой арматуры железобетонной плиты, где он устроил себе огневую точку. – Ща Шаман нашаманит, и все будет тип-топ.

Чиф пристально посмотрел на Ужа, как бы взвешивая ситуацию и подбирая нужные слова, но ничего не сказал. Вместо ответа он начал собираться, и все поняли, что пора уходить.

Боевик, пытавшийся взорвать Шамана, в ту же секунду был срезан очередью из соседнего дома. Он упал очень неловко. Его тело согнулось в нелепой позе над кучей битых кирпичей и приняло на себя часть осколков его же собственной гранаты. Стрелял, по всей видимости, Алик, которого все почему-то называли Мирза, а может быть и бывалый казак лет шестидесяти по кличке Лом, любивший в ответ на навязчивые шутки ребят, мол, против Лома нет приема, при каждом удобном случае разглаживать свою жесткую седую бороду и приговаривать: «Эт ничего…» Минут за пять до взрыва они перебрались на другую сторону улицы и заняли позицию у основания полуразрушенного морского вокзала, чтобы пулеметным огнем прикрыть Шамана на последнем этапе рывка.

Как бы то ни было, операция прошла успешно. Все живы. Врата открылись, и Шаман отправился на задание. Дело было сделано, группа могла возвращаться на базу.

Глава 2. Странный мальчик

В отрочестве Дима Кляйн был в меру рослым, но очень тощим и невзрачным ребенком. Его парадоксально долговязая худоба, рельефно проявлявшаяся на теле в виде торчащих ребер и острых крыльев лопаток, карикатурно подчеркивала заграничную фамилию мальчика, словно издевалась над парнишкой. Но, к счастью, немецкого языка – а слово «кляйн» по-немецки означает «мелкий» – во дворе никто не знал, и местные шалопаи и хулиганы, не обнаружив здесь никакой связи, так и не удосужились наградить тщедушного лопоухого подростка столь явно напрашивающимся позорным и унизительным прозвищем.

К тому же Дима был физически слабым и плаксивым пацаном, точнее даже не плаксивым, а каким-то чувствительным и не в меру ранимым, и очень робким, если не сказать трусливым. Он всегда сильно переживал за справедливость, но драк и открытых конфликтов, столь обычных в среде сверстников, старался избегать. Мощь его мускулов была обратно пропорциональна уму и находчивости, поэтому за правду, как ее понимал худосочный юноша, приходилось бороться нетрадиционными способами, включая сообразительность на полную катушку. И вот что примечательно, именно за остроту ума большинство ребят во дворе и даже в соседних дворах очень уважали смекалистого Диму Кляйна, а некоторые всерьез побаивались. И это никого не удивляло. Во-первых, он был совершенно неуязвим в словесных перепалках, а во-вторых, неистощим на выдумки и постоянно изобретал всякие интересные игры, которые длились подолгу – иногда неделями – и никогда никому не наскучивали.

Но была и третья причина, по которой мальчика остерегались и старались не задевать.

Неизвестно как и почему, у него сложились дружеские отношения с самым крепким и задиристым пацаном во всем микрорайоне – Саней Ровенским, который в довесок к своим прекрасным физическим данным еще и изучал приемы каратэ по фотографиям, сделанным его старшим братом с какой-то редкой заграничной книжки. Короче, шутки с Саней были плохи. А потому и к Диме все автоматически относились с почтительным страхом.

Кляйн много читал, смотрел по телику научно-популярные программы, выписывал хорошо иллюстрированную и доходчивую «Технику молодежи», авангардную «Науку и жизнь» и даже экстравагантную «Химию и жизнь», размышлял, ставил опыты, анализировал. В общем, в его арсенале были все средства, доступные в тихие и спокойные семидесятые годы молодому человеку, который не на шутку интересовался научно-техническим прогрессом.

Это он научил друзей плавить свинец в старых консервных банках и отливать из него грузила для донки, разные красивые печатки и забавные статуэтки, а порой и самые настоящие кастеты, столь необходимые для дворовых противостояний. В соответствии с Димиными инструкциями здоровые белобрысые бугаи исполнительно бегали по помойкам в поисках старых автомобильных аккумуляторов, а сам Дима, как великий гуру, сидел у костра, благосклонно принимал очищенные от солей электроды и опускал их в банку. Ему нравилось следить, как массивные клеммы с темно-серыми сеточками пластин оседают в лужице расплавленного металла, а потом наступал волнительный момент, когда мальчик принимался разливать горячую серебристую жидкость по гипсовым формам, которые он предварительно делал сам в полном уединении, сидя вечерами за стареньким родительским секретером.

Если уж Дима за что-то брался, то делал это с полной отдачей, как и подобает настоящему естествоиспытателю или художнику. Он с упоением экспериментировал со сплавами свинца, олова и даже алюминия, а один раз умудрился расплавить серебряную чайную ложку из дореволюционного фамильного сервиза, применяя в качестве катализатора марганцовку. Литейные изделия Кляйна пользовались во дворе огромным спросом. Но на этом фантазия подростка не заканчивалась.

Не мудрствуя лукаво пытливый отрок разработал сложную игру, где одна команда делала тайники, а другая искала шифровки, разгадав которые можно было найти новые подсказки и ключи, и в конце концов обнаружить клад с сокровищами: редкой и диковинной стеклянной призмой от зеркального фотоаппарата «Зенит», набором значков или вожделенной коллекцией фантиков от гигантских шоколадных конфет «Гулливер». Толпы детишек самых разных возрастов и калибров, как заведенные, бегали по крышам гаражей, носились по пыльным тропинкам большого пустыря за домом, залезали в самые непроходимые джунгли из лопухов и каких-то неизвестных дворовой науке трав высотой в человеческий рост, рыли ямы в земле и, рискуя получить строгача от родителей, гоняли по стройке детского сада рядом с соседним домом – и все это ради щемящего чувства радости победы, духа приключений, аромата тайны и привкуса неизведанного, ну и, конечно же, из-за простого и понятного меркантильного стремления стать обладателем богатого клада.

Затем подросток воодушевил местных мальчишек на игру в индейцев, тем более что в то время во всех кинотеатрах их тихого и знойного городка на юге великой Советской империи как раз крутили захватывающие фильмы про краснокожих с бесподобным Гойко Митичем. Справедливости ради надо сказать, что в индейцев ребята играли бы и без Димы Кляйна, но, как мы уже знаем, он много читал, и к тому времени уже успел прочесть все книги Фенимора Купера, которые только можно было раздобыть. Поэтому умный мальчик лучше всех остальных знал быт и особенности жизни североамериканских аборигенов. Ему было ведомо, как сделать настоящий лук, томагавк и даже мокасины. Он разбирался в боевых раскрасках, умел бесшумно ходить не оставляя следов, знал, что такое трубка мира. Без усилий молодой эрудит выучил множество непонятных индейских слов, а также названия племен и имена вождей. И когда Саня Ровенский по праву назначил себя главным вождем всех могикан двора и нарекся Чинганчуком, Дима убедительно и авторитетно поправил его, сказав, что на самом деле надо говорить «Чингачгук», и что в переводе с древнего языка делаваров это означает Великий Змей. И еще он сказал, что вождь – это вообще-то шеф, а если говорить правильно по-английски то – чиф, и что у каждого племени должен быть шаман – личный советник вождя и в натуре очень важная персона, и тут же провозгласил себя шаманом под одобрительный гул всех остальных индейцев и робкие вздохи местных дворовых скво. Так игра закрутилась на совершенно ином историко-культурном уровне, а к нашим друзьям намертво приклеились их новые прозвища. Саню Ровенского с тех пор стали величать Чифом, а за Димой Кляйном закрепилась кличка Шаман.

И таких познавательных развлечений во дворе было много. А потом наступил выдающийся момент, который полностью изменил ход детских игр и направил их и без того изощренные забавы в новое и совершенно неожиданное русло. Как-то раз мама прихватила Диму-Шамана с собой в сберкассу. А там по случаю шел розыгрыш денежно-вещевой лотереи. И вдруг Диму осенило. Он увидел, что лотерейные билеты очень похожи на настоящие деньги. На всех столах и в пластиковых урнах сберкассы лежало множество проигравших билетиков с красивыми рисунками, муаром и даже самыми настоящими водяными знаками. Это был Клондайк – практически неисчерпаемый источник для творческих идей! Дима аккуратно собрал все лотерейки – получилась вполне увесистая пачка – и назвал их долларами, поскольку видел однажды подобные денежные развалы в фильме «Начальник Чукотки». На следующий день весь двор уже напоминал большой рынок. Лотерейки-доллары мгновенно стали общепризнанной дворовой валютой, и все с жаром принялись что-то продавать и покупать. Даже девчонки втянулись в новую игру.

Шаман же быстро сообразил, что любой пацан может легко догадаться, откуда взялись эти пухлые пачки денег, и тогда он стащил у папы острое лезвие, вырезал им из мягкого кохиноровского ластика красивую печать с изображением парусника и, проштамповав ею все свои билетики, объявил, что на рынке имеют хождение только лотерейки с клеймом в виде кораблика. Предварительно он, разумеется, безвозмездно поставил клеймо на все бумажки Чифа, который остался очень доволен нововведением, а с Чифом, естественно, никто из дворовой братьи спорить не посмел.

Очень скоро разношерстные бригады из недорослей и переростков обложили все сберегательные кассы района. Потоки отработанных и ничего не стоящих бумажек денежно-вещевой лотереи, лотереи ДОСААФ и художественной лотереи – это были самые большие, красивые и редкие бумажки максимального дворового достоинства – хлынули к Шаману, который не скупясь ставил свой штампик, легализуя тем самым новые поступления денежной массы. За эту скромную услугу он взимал по две лотерейки из десяти – одну для себя, другую для Чифа. Вскоре двор наводнился деньгами с правильным клеймом. После такой внушительной эмиссии товарно-денежные отношения закрутились с новой силой. Продавалось и покупалось все: пульки «Диаболо» для стрельбы из самых настоящих воздушек в тире, дефицитные импортные фломастеры, жевательные резинки, марки, значки, карманные календарики, фантики, игрушки. На рынок попадали даже дорогие столовые приборы, украденные из родительских буфетов. А один паренек фарцевал старинными монетами, запустив свою шаловливую ручонку в папину коллекцию – особенно всех порадовал увесистый елизаветинский пятак 1758 года, которым при случае можно было и голову проломить. Естественно, за пару хрустящих билетиков художественной лотереи редкая медяшка тут же перекочевала в закрома Шамана.

Потом началось производство. Кое-кто стал изготавливать самострелы и рогатки на продажу, кто-то тюнинговал цветной изолентой хоккейные клюшки, кто-то предлагал рынку футбольные мячи и ракетки для пинг-понга, разрисовывая их новомодными в те времена цветными шариковыми ручками, кто-то мастерил художественные поделки. Начался наемный труд. Процветало ростовщичество. Появились богачи-олигархи и нищеброды, готовые сами себя продать в рабство, и над всем этим возвышалась правящая верхушка из Чифа, Шамана и еще нескольких особ, приближенных к императору. В игру включились соседние дома.

Через какое-то время дворовые товарно-денежные отношения вместе с новоявленной валютой перебрались и в школу, где учился Шаман. Игра раскрутилась, расширилась и длилась невероятно долго – уже несколько месяцев. Кто знает, во что бы все это превратилось, если бы не бдительность директора школы. Однажды кто-то из ушлых пионеров украл из кабинета географии новенький электрический глобус с подсветкой, который эффектно вращался вокруг своей оси, и выгодно продал его за десять тысяч долларов на школьном рынке. Тут же нарисовалось дело, появились фигуранты и свидели-стукачи, заложившие виновников происшествия, равно как и основоположника игры. Шаман вместе с несколькими одноклассниками был серьезно наказан и пропесочен по идеологической линии в совете дружины школы. Досталось ему и от родителей. Учебный год, видите ли, заканчивался, нужно было сконцентрироваться на занятиях, экзамены на носу, а он…

В общем, в школе за ним стали присматривать, недвусмысленно опекать и при малейшей провинности вызывать к завучу или даже к директору, который предусмотрительно накатал докладную о странном предприимчивом подростке в районо, и, наверное, так бы и съели Диму Кляйна с потрохами, если бы не его феноменальные успехи в учебе и победы в городских олимпиадах по химии, биологии и математике, прославлявшие школу на весь город и даже далеко за его пределами.

Без Шамана, который постоянно генерировал новые идеи и задавал неожиданные повороты в игре, затея с долларами всем быстро наскучила и, в конце концов, сошла на нет, и все как-то незаметно утряслось.

Надо сказать, что Дима тогда не очень хорошо осознавал природу своих действий. Мальчик не понимал, что научившись хитрить и ловко изворачиваться, он начал с легкостью манипулировать людьми и получал от этого истинное удовольствие, а самое страшное – коварно эксплуатировал Чифа, по сути дела покупая его дружбу за ничего не значащие фантики. Его нежная и незамутненная душа не разбиралась в таких тонкостях, и потому, не смотря на все его трюки, можно было смело утверждать, что он все же искренне любил своего наивного и сильного друга, уважал его и верил ему без оглядки. Те же чувства испытывал и Чиф. Он неподдельно гордился дружбой с Шаманом, радовался его удачам и сопереживал, когда что-то происходило не так, как задумывалось. Они горой стояли друг за друга и гармонично дополняли один другого, являя собой скорее не деловой альянс, а единый слаженный механизм или даже живой, чуткий и подвижный организм. Поэтому, когда у Шамана начались неприятности, Чиф из солидарности, а вовсе не от страха перед наказанием, решил вместе с товарищем прекратить игру и сжечь все свои несметные богатства. Забава закончилась. Дружба, успешно пройдя испытания на прочность, продолжалась.

Как-то раз поздним вечером ребята сидели у костра, нехотя подбрасывая в огонь пухлые пачки дворовых долларов, аккуратно обвязанные бумажной лентой с изображением парусника, и смотрели на языки пламени.

– Ну, что дальше, Шаман? – спросил Чиф.

Дима пожал плечами и промолчал, ему совершенно не хотелось ни о чем разговаривать. В душе юноши было муторно и пусто. Неприятный осадок, который остался после тяжелых школьных разборок и мучительных разговоров с родителями, мешал смотреть на жизнь с прежней легкостью. Сердце просило новых подвигов, но рассудок говорил – не торопись. Приобретенный опыт не позволял действовать огульно. Теперь, прежде чем браться за очередное дело, нужно будет трижды все обдумать.

Мальчик погрузился в раздумья. Мысли медленно поплыли выспрь, начали причудливо ветвиться, филигранно раскручиваться, и потихоньку наполнили душевный вакуум теплом мечтательного спокойствия. Так прошло несколько минут.

Воспарив над своими проблемами, Шаман неожиданно оживился, новые идеи уже робко пульсировали в его сознании, призывая назад к бурлящим водоворотам бытия, и он с видом заговорщика поинтересовался у друга:

– Чиф, ты знаешь, что такое Шамбала?

– Неа. Впервые слышу, – лениво ответил товарищ. Ему было грустно расставаться с прежней игрой и мозгами шевелить совершенно не хотелось.

– Шамбала – это вещь, – задумчиво проговорил Шаман и замолчал, устремив свой взгляд куда-то вдаль и немного ввысь.

Дело было на пустыре рядом с землянкой, которую друзья сами выкопали в небольшом глиняном холмике вдали от тропинок, где взрослые часто ходили из одного микрорайона в другой. По сути дела это была яма довольно внушительных размеров, вокруг которой ребята соорудили основательный навес из досок, фанеры и старого шифера. Мальчики называли эту конструкцию норой, потому что ее кровля была тщательно прикрыта землей, и трава, укоренившаяся сверху, здорово маскировала всю постройку, превращая ее в настоящий бункер. Это было их секретное место. Мало кто из других детей, живших по соседству, знал о нем.

В норе было просторно. Несколько деревянных ящиков, украденных из ближайшего пункта приема стеклотары, составляли основу меблировки. На импровизированном столике с фанерной столешницей красовался светильник с тремя полуобгоревшими стеариновыми свечами. Рядом располагалась старая книжная полка, которую Шаман нашел на помойке, и еще один ящик из-под треугольных молочных пакетов, на котором, как на табурете, было очень удобно сидеть, прикрывшись дырявым шерстяным одеялом, неприятно пахнущим мокрой псиной, но в холодное время все же помогавшим согреться.

Здесь велись самые задушевные разговоры, и ребятам очень нравилось, сидя в землянке, мечтать о чем-то или втайне от всех обдумывать разные планы и проекты.

А однажды тут случилось самое настоящее чудо.

Как-то раз теплым солнечным днем в середине весны Шаман оказался в норе один. Он сидел за столом и сочинял шифровку. Дело не клеилось, и парнишка просто сидел и тупо смотрел на замызганный блокнотик со своими записями и тайными символами, напоминавшими знаменитый шифр пляшущих человечков, который описал английский писатель сэр Артур Конан Дойль.

Вдруг он заметил, как на глиняной стенке в основании норы появилось какое-то светлое пятно, по форме и размеру напоминавшее футбольный мяч. Пятно это было ослепительно ярким, но света в норе не прибавляло, а скорее походило на очень плотный и искрящийся снежно-белый туман. Поначалу мальчик подумал, что это шаровая молния, и сильно испугался, но потом понял, что это светится сама стена. Ему стало любопытно. Превозмогая страх, Дима Кляйн по прозвищу Шаман протянул к пятну руку. Он ожидал, что вот-вот дотронется дрожащими от волнения пальцами до холодной глиняной стенки землянки, но рука неожиданно легко прошла сквозь пятно вглубь стены, словно та была жидкой, или ее вообще не было.

Мальчику стало не по себе, и он резко одернул руку. Светлое пятно задрожало и тут же исчезло. Дима еще раз протянул руку, но в том месте, где ладонь только что свободно проникала в стену, она наткнулась на привычные шершавые земляные комья. Шаман сообразил, что впервые в жизни столкнулся с чем-то реально таинственным и непознанным. Это и пугало и вдохновляло одновременно. Озадаченный подросток настолько опешил, что решил никому не рассказывать о случившемся, во всяком случае, до тех пор, пока сам во всем не разберется. Даже Чиф оставался в неведении.

Событие в норе произошло пару недель назад, еще до скандала с лотерейками. За это время Дима Кляйн, возбужденный и подхлестываемый любопытством, успел перелопатить массу доступной ему популярной научно-технической и фантастической литературы, пытаясь найти хоть какое-то объяснение столь экстраординарному явлению. В основном поиски шли безрезультатно, но одна статья все же подавала надежду. Это была заметка в «Науке и жизни», где речь шла о возможности духовной трансмутации человека, под которой понимался некий метафизический процесс, когда преобразовывалась не столько привычная физическая материя, сколько сама личность человека, выходящая таким образом на совершенно иные рубежи развития. В частности, в статье говорилось о некой невидимой мистической стране Шамбале, жители которой якобы обладают сверхъестественными способностями к телепатии, телекинезу, левитации и телепортации. Особенно Диму заинтересовала телепортация – то есть возможность мгновенного перемещения людей и предметов в пространстве и времени, которое осуществляется в местах энергетических сгустков или порталов, имеющих вид ослепительно-белых искрящихся шаров. Далее по тексту публикации все эти загадки и малонаучные предрассудки методично развенчивались авторами заметки, твердо стоящими на платформе исторического материализма, но это уже было неинтересно и совсем не важно. Зерно попало в благодатную почву и дало первый пока еще едва заметный росток.

И вот теперь, на смену игре в доллары, Шаман решил, наконец, поделиться своим открытием с другом, потому и затеял разговор про Шамбалу у костра. Ведь как было бы здорово найти таинственное царство истины и света вместе! И все же полностью раскрывать карты не хотелось, вдруг Саня посчитает его сумасшедшим. Да, здесь надо потихоньку, осторожненько.

Чиф скосил глаза, наблюдая за вдохновенным лицом замолчавшего товарища, и вдруг почувствовал неподдельный интерес. Ему страстно захотелось развить тему:

– Ну, не томи! Давай уже, рассказывай, – приятель придвинулся немного ближе к Шаману и легонько ткнул его локтем в бок.

– Тут в журнале статья была, – сказал Шаман, с трудом подбирая слова, чтобы преждевременно не проговориться о недавнем приключении, пережитом в норе. – Где-то на востоке в горах, то ли в Гималаях, то ли на Тибете, то ли в этом, как его… Ну, короче, есть такое место, где живут великие посвященные. Это они управляют миром. Однажды оттуда спустится человек, который всех научит жить, а дуракам всяким и неверным покажет, где раки зимуют. Только никто не знает, когда это случится, и где эта Шамбала. Все ищут, ищут, даже Гитлер искал, но найти не могут…

– Да ну… А кому они посвященные? – полюбопытствовал удивленный и восхищенный Чиф.

– Не знаю, – ответил Шаман. – Так называются… Они же великие учителя. Может быть науке посвященные, а может еще чему.

– Клево! – Чиф был явно впечатлен. – И чему они там учат?

– Всему. Как сквозь стены проходить, или как летать. А еще не есть месяцами и не дышать.

– Да ты чё… – не поверил Чиф.

– Зуб даю, – подтвердил Шаман. – Так в статье написано. Я найду эту Шамбалу. Я это точно знаю.

– Я с тобой, – сказал Чиф, не раздумывая. – Мне тоже хочется сквозь стены проходить.

Шаман посмотрел на Чифа с нескрываемым уважением. Иного надо часами убеждать, а этот сразу ловит суть, все понимает с полуслова. Надежный человек!

Глава 3. Экспедиция

После окончания школы жизнь друзей разлучила. Дима Кляйн уехал в столицу и с первой же попытки поступил на геологический факультет МГУ. А Саня Ровенский попробовал сунуться в местный медицинский, но завалился на экзамене по биологии и уже осенью отправился служить в доблестные ВДВ.

Поначалу ребята переписывались, но потом Диму с головой захлестнула волна столичной жизни, и стало как-то не до старых друзей, тем более что, как позже выяснилось, Саню после учебки направили в Афган, а эта тема в снобистских и либеральных студенческих кругах была непопулярна. Там больше любили говорить об экзистенциализме, тенденциях и модных течениях, смотреть авангардные спектакли, слушать замысловатый английский рок, пить сухие вина, а не одну лишь простую водку, томно рассуждать об искусстве и глумиться над социалистическим образом жизни, изящно поругивая и высмеивая кремлевских старцев.

Последнее письмо от Сани пришло где-то в феврале, и больше никаких известий за несколько месяцев! Однако Дима не стал теребить ситуацию, временами на него накатывали приступы какого-то неизъяснимого беспокойства, и тогда он боялся, а вдруг Саню ранили на той далекой войне, или, может быть, даже убили… В такие минуты комок подступал к горлу, и становилось трудно дышать, но юноша уверенно гнал от себя эти холодящие душу мысли. Молодому студенту из глубинки не хотелось, чтобы жуткое известие о далеком друге детства как-то омрачило или нарушило его новую великолепно складывающуюся московскую реальность. Ведь та, былая жизнь вместе со своими радостями и проблемами, как ни крути – в прошлом, а в этой он, увы, не видел места старым детским делам и привязанностям, и даже немного комплексовал из-за своей провинциальности и заметного южного говорка, над которым нередко потешались и незлобиво зубоскалили модные столичные кенты.

И что там Чиф? Да ну его. Неприятно и глупо было думать об этом, да и некогда. Учеба, новые друзья, шумные и веселые пьянки, театры, активная культурная жизнь, перспективы – все это только укрепляло ощущение исключительности, которое у Димы и так было неплохо развито. К тому же приходилось заново доказывать крутой московской тусовке, что он и есть тот самый великий Шаман, интеллектуальный монстр, гроза и идол для почитания всех пацанов тихого райончика небольшого городка где-то на периферии страны Советов, вырвавшийся на столичные орбиты, а вовсе не никчемный, худосочный и лопоухий малыш Кляйн. А Чиф… Будет время, будут и новые чифы.

Первый учебный год прошел незаметно в шумных и радостных битвах за самоутверждение в столице. Ум и сообразительность снова не подвели, и Дима хорошо устроился в своей университетской компании, которая отличалась от всех остальных студентов геофака весьма выдающимися запросами и интересами, а геология в ней стояла где-то на 128 месте строго между моральным кодексом строителя коммунизма и любовью народа к партии и правительству.

Потом была весенняя сессия и чудесная практика в Крыму, а после наступили долгожданные каникулы, на которые у Димы имелись большие планы, поскольку благодаря новым друзьям, он с нечеловеческими усилиями умудрился пролезть в какие-то правильные кабинеты и записался разнорабочим в экспедицию на Тибетское нагорье.

Долгое время Тибет был закрыт для научных исследований. Первая серьезная китайско-французская геологическая экспедиция на плато прошла лишь три года назад. Полученные в ходе этих исследований материалы только подогрели любопытство в научных кругах. Поэтому, когда правительство КНР разрешило нашим ученым провести ряд изысканий, срочно была создана экспедиция, состоявшая из нескольких геологических партий. Дима попал в небольшой геохимический отряд, которому предстояло работать сначала в окрестностях Гонггара, а затем в Ниемо и Ринбунге. Наивная детская мечта о таинственной Шамбале, почти стершаяся из памяти в шумном потоке столичной жизни, снова всплыла из подсознания.

Еще в старших классах, штудируя эту тему, Дима поднял кучу научной, исторической и даже эзотерической литературы, из того, что смог достать в областной библиотеке. Казалось, он уже знал все о мифической стране Белого братства, населенной великими учителями мира, и соглашался с теми исследователями, которые считали, что искать ее надо не где-то в Сирии, как утверждали некоторые, и не в пустыне Гоби, а именно в Тибете среди вершин гималайских хребтов, отделяющих Индию от Китая. Теперь же, собираясь в длительный поход, Дима окончательно понял, что на самом деле он едет на восток не ради престижа и расширения кругозора, не ради экзотики и даже не ради геологии, его тайная миссия – поиски Шамбалы. И тут ему снова вспомнился Саня-Чиф, и от этого стало как-то не по себе.

В самолете Москва-Пекин Дима Кляйн, бывший дворовой Шаман, а ныне студент второго курса геологического факультета МГУ и участник экспедиции на Тибет, погрузился в мечты вперемежку со смутными предчувствиями. Воображение живо рисовало ему сладкие картины научно-исследовательского подвига и, конечно же, последующего триумфа – непременно мирового масштаба. Признание! Нобелевская премия! Цветы в машину, девушки, шампанское… А пока за стеклом иллюминатора – лишь море белых облаков в лучах солнца и мерное гудение авиадвигателей.

Главной задачей и рабочей обязанностью Димы было таскать и грузить рюкзаки белых людей – настоящих участников экспедиции, – а также ящики с оборудованием и какие-то большие брезентовые пакеты с неизвестным околонаучным хламом. Это его не сильно обременяло, хотя из Пекина до Лхасы и дальше по дороге на юго-запад в направлении Катманду до самого места назначения геологи добирались короткими перебежками, нигде не останавливаясь больше, чем на два-три дня, поэтому пришлось попотеть, постоянно разгружая манатки, и снова загружая их в большие и мощные военные машины. А позднее, уже в базовом лагере, предстояло ежедневно ходить в маршруты, рыть примитивной лопатой и кайлом шурфы в твердом каменистом грунте, помогать собирать пробы и паковать образцы. Все эти жертвы на алтарь давней детской мечты Дима принес безропотно.

Временами такая жизнь казалась ему даже прикольной. Однако в целом в экспедиции Шаману не понравилось. Шофер Витя и еще один разнорабочий Толик, с которыми студент делил просторную палатку, представляли собой довольно унылую пролетарскую компанию на грани тупости, пошлости и ранней стадии алкоголизма – в общем, не столичный бомонд. Еще четыре члена отряда из числа великих специалистов геохимиков, а также начальник партии и главный инженер были старыми дрищами в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти лет. Никакого интереса для Шамана они вообще не представляли, поскольку обсуждали в основном политику и жаловались на жизнь, ругали Брежнева и рассказывали про него глупые, но временами смешные анекдоты. Геология уже не представлялась Диме романтической профессией. Одно дело сидеть в приятной компании в обнимку с девчонками у костра, коптясь помаленьку в его дыму, петь песни под гитару, бухать и лопать шашлыки, и совсем другое – жить и работать в условиях минимального комфорта: ночевать в палатке на раскладушке, каждый вечер залезать в холодный и немного влажный спальник, постоянно есть тушенку с макаронами и испражняться в туалете типа сортир на отшибе лагеря. Про горячую ванну с пеной мы уже и не говорим.

Сам Тибет не впечатлил Диму ни культурой, ни традициями, ни современным жизнеустройством. Лхаса с ее изящным, гордым и таинственным Дворцом Потала – еще куда ни шло, было на чем остановить взор, но дальние деревни…

Величественные горы, обступавшие лагерь со всех сторон оказались совершенно неприступными и очень даже далекими. Казалось, вот они, рукой подать, а на самом деле туда и на лошадях-то непросто было добраться, не то что пешком. Местные жители, несмотря на всю свою благорасположенность и покладистость, категорически отказывались сопровождать молодого исследователя дальше, чем за пять километров от лагеря, да и режим в отряде был достаточно суровым, чтобы можно было надолго куда-нибудь отлучиться. Следов Шамбалы не было нигде и в помине. Даже аборигены не хотели разговаривать на эту тему. Здесь на месте все это начинало казаться полной чушью и бредом детского воображения.

Дима уже стал серьезно подумывать о переводе на другой факультет, поскольку ему стало очевидно: геология, в том виде, в каком он ее ныне постиг, – не для него. Юноша ловил себя на том, что работу свою выполняет механически, а мыслями блуждает где-то далеко-далеко, может быть в параллельных мирах. Поначалу это просто забавляло его, а потом неожиданно стало приносить странное и неописуемое удовольствие. Все чаще и чаще студент замыкался в себе и впадал в какое-то медитативное или скорее мечтательное состояние. Ему нравилось слушать треск дров в костре, тупо смотреть на журчащий между камнями ручей, который улыбчивые местные жители почему-то называли рекой, или зависать на несколько минут у какого-нибудь живописного камня, или просто вглядываться в бескрайнюю даль. Временами ему казалось, что когда он погружается в такие состояния, мысли буквально на какие-то секунды покидают его, и он получает несказанное наслаждение от того покоя, который ненадолго поселяется в нем.

Думать Диме ни о чем не хотелось, а особенно не хотелось вспоминать про Шамбалу. Ему уже было ясно, что никакой Шамбалы на самом деле не существует, и это просто красивая древняя легенда, сильно разрекламированная последователями Блаватской и Рериха, подхваченная романтически настроенными учеными всех стран и народов, эзотериками, искателями приключений и проходимцами разных мастей.

Еще в начале путешествия Дима частенько подбадривал себя словами из сказания о беседах с мудрецом Маркандеи, запечатленными в лесной книге Араньякапарве из Махабхараты, которые он выучил наизусть: «Час пробьет, и появится дваждырожденный по имени Калки Вишнуяшас, наделенный великою силой, умом и могуществом. Явится он на свет в достойной брахманской семье в селении Самбхала и силою духа возродит оружие и всевозможные средства передвижения, и воинское облачение, и доспехи, и панцири. Этот царь, побеждающий дхармой, примет верховную власть и внесет покой в мятущийся мир. Сверкающий брахман, высокий помыслами, явившись миру, положит конец разрушению. Так всеобщая гибель станет началом новой юги. Этот дваждырожденный вместе с брахманами уничтожит разбежавшиеся повсюду жалкие шайки млеччхов». Сейчас же, после полутора месяцев импровизированных доморощенных упражнений на отключение сознания, он с трудом вспоминал сложно произносимые имена царей и великих брахманов невидимой страны Шамбалы или Белых братьев, которых еще называют махатмами. Да и кому это было нужно? Ровным счетом никому…

Неподалеку от лагеря возвышалась одинокая скала, словно оторвавшаяся от горной гряды, которая уходила дальше на юг. В ее основании располагалась небольшая и хорошо ухоженная пещера – место очень живописное. В этом гроте побывали все участники экспедиции, да и залетные спиритуальные туристы с просветленными физиономиями и восторженными взглядами все время стремились попасть туда, а проникнув внутрь, подолгу сидели и медитировали. Надо сказать, что в пещере было действительно очень уютно. Аборигены содержали ее в чистоте и сухости. Дно грота было посыпано толстым слоем мягкого золотистого песка, а в центре располагался примитивный очаг, вокруг которого лежало несколько камней, покрытых циновками, чтобы европейцам было удобнее сидеть вокруг огня. Рядом местные жители заботливо соорудили небольшой дровяник для сухих поленьев и хвороста, поскольку хорошие дрова в этих краях были в дефиците, и найти их самостоятельно было нелегко. Вход в пещеру в северо-западном склоне горы, аккуратно обложенный камнями на цементном растворе, скорее напоминал арку, нежели обычную природную дыру. Кладка выглядела вполне современной. По всей видимости, обитатели соседней деревни специально обустроили это место для экзальтированных гостей, чтобы заработать немного лишних монет, рассказывая небылицы о каких-то там святых аскетах, якобы живших в этом гроте десять тысяч лет назад и искавших просветления.

Главный зал пещеры, площадью примерно в пятьдесят-шестьдесят квадратных метров, имел округлую форму. Закопченные своды были не очень высокими, но местами доходили метров до шести-семи. Ближе к входу на высоте около четырех с половиной метров имелось маленькое окошко треугольной формы, по-видимому естественного происхождения. В глубине грот сильно сужался до расселины шириной в полметра и длиной метра три – своеобразный аппендикс внутрь горы – и все, дальше был тупик. Никакой историко-культурной ценности это место не имело и ни для чего не использовалось, кроме проведения духовных пикников для впечатлительной публики, двигавшейся постоянным потоком из столицы или, наоборот, с юго-запада из Непала через местечко Шигадзе.

Вот в эту-то пещеру и зачастил Дима Кляйн, чтобы по вечерам, когда работа заканчивалась, и вероятность попадания в пещеру какого-нибудь туриста была минимальной, спокойно предаваться своим новым забавам, не нарушая лагерных правил. Всякий раз он приносил туда охапку сухих веток, чтобы пополнять запас дров. Одного часа сидения у костра ему хватало для получения заряда бодрости и оптимизма на весь последующий день, заполненный обычно монотонным трудом землекопа. Все участники экспедиции знали об этой новоприобретенной любви Димы к отрешенности и, уважая его право на медитацию, старались не нарушать его уединения.

Сидя у костра в пещере, Дима, как обычно, воображал себя древним посвященным, который в полном молчании посылает всему миру импульсы развития. Потом он переключился на осознание святости этих древних гор, кристальной чистоты и прохлады воздуха, божественной первозданности. Затем его внимание привлекли языки пламени, и на какое-то время он сконцентрировался на игре бликов и теней. Вскоре Диму накрыло приятное ощущение полноты его существа, словно волшебное тепло ласковой волной распространялось по всему телу, затекая в каждый из членов его организма. Когда тепловой поток достиг кончиков пальцев, он услышал тишину. Это не был привычный навязчивый звон в ушах, какой иногда можно услышать в ночи, когда остальные звуки вдруг исчезают. Это была настоящая пустота и абсолютное безмолвие. Мысли исчезли, наступило умиротворение и блаженство. В этот момент юноше показалось, что время остановилось. Он глянул на костер и с удивлением обнаружил, что языки пламени тоже стоят на месте. Блики на сводах пещеры перестали мерцать, а тени прекратили свой дикий и таинственный первобытный танец. Все замерло. Дым перестал клубиться и подниматься кверху, где он обычно просачивался наружу сквозь треугольное окошко-отдушину. Все это очень удивило молодого человека. Он встал и хотел было убежать, но тут вдруг во второй раз в жизни увидел светящийся белый шар, который появился в самой глубине пещеры. На этот раз шар был существенно больше – около двух метров в диаметре. Дима почувствовал, как таинственный свет магически манит его к себе. Надо идти. Сопротивляться нет сил.

Дима подошел к искрящемуся шару, немного помедлил, но затем решительно шагнул вперед. В ту же секунду он почувствовал, как окунулся в море света. Ни стен, ни пола, ни потолка – один только равномерный свет, не дающий резких теней, лишь мягкие скользящие полутона. Ощущение было необычное, но умиротворяющее и очень приятное, словно ты паришь в невесомости, окруженный со всех сторон некой лучезарной субстанцией.

Через какое-то время Диме захотелось продвинуться еще немного вперед, и в тот же миг он вдруг осознал, что мир снова пришел в движение. Белый искрящийся туман начал понемногу рассеиваться, и молодой человек увидел горы, ярко освещенные тем же ослепительно-белым светом, из которого состоял шар в пещере. Сам же он парил где-то в выси, и в его душе возникло ощущение, что это все тот же шар, но разросшийся до величины целого мира или даже вселенной, и эти горы вокруг и долины, и блестящая поверхность озера, которую он отчетливо наблюдал под собой, находятся внутри сверкающей сферы, и какая-то неведомая сила поместила Диму в самый ее центр. Все небо состояло из сплошного света: ни солнца, ни облаков на нем не наблюдалось, один лишь свет во всю необъятную ширь небосвода.

Сколько длилось это чудесное парение, сказать было трудно. Ощущение оказалось настолько свежим и неожиданным, что Дима не смог привязаться ни к каким привычным и естественным реперам. Часов у него не было. Сумерки, которые в этих краях быстро превращались в сияющие звездные ночи, сменились равномерным ярким светом. Сориентироваться по солнцу и теням также не представлялось возможным ввиду отсутствия небесного светила. Оставалось только расслабиться и ждать, что произойдет дальше.

Легкий дискомфорт от неопределенности по отношению к ходу событий вдруг сменился полным осознанием того, что время остановилось, или, если быть более точным, его попросту нет. И как это он умудряется висеть тут, между небом и землей, тоже не ясно. Хорошо бы ощутить почву под ногами.

Не успел Дима подумать об этом, как тут же оказался на земле. Его ноги по щиколотку погрузились в шелковистую траву и ощутили свежесть и прохладу живой зелени. Ого! Пока он наслаждался этим чувством, еще одна мысль возникла в голове: «Почему здесь не видно никаких признаков жизни?» И тут же небольшой кузнечик прыгнул к нему на ладонь, посидел немного, щекоча кожу лапками, и с легким немного шепелявым звоном улетел. В воздухе пронеслась стайка птиц. Все пространство вокруг наполнилось хорошо знакомыми звуками жужжания, стрекотания и щебетания.

Дима начал догадываться, что в этом странном месте его мысли каким-то непонятным образом тут же материализуются. Забавно. «Присесть бы», – подумал он, проверяя свою догадку, и в тот же миг увидел перед собой замысловатой формы стул из неизвестного темного дерева, покрытый весьма искусной резьбой.

* * *

Ну и дела… Ясно, хулиганить и злоупотреблять желаниями здесь не стоит. Хорошо бы узнать, есть тут кто-нибудь помимо меня. Сложив ладони рупором, я что есть мочи крикнул:

– Эй! Есть здесь кто-нибудь? Ау!

Звучный возглас эхом прокатился в горах, но ответа не последовало.

Я решил осмотреться и увидел узкую тропинку, которая вела куда-то вниз. Недолго думая я тут же помчался рысью под горку и вскоре заметил у самой кромки озера крохотную, словно игрушечную, хижину, утопавшую в зелени. Вдоль берега росли могучие столетние ивы с густыми шарообразными кронами, в сени которых вилась дорожка, огибавшая озеро. А рядом с домом был разбит сад из старых раскидистых яблонь, вишен и слив. Легкий сизый дымок поднимался из трубы и терялся на фоне невыносимо-яркого белого неба. От крыльца к озеру вели аккуратные деревянные ступени и мостки с резными перилами, заканчивающиеся причалом, у которого покачивалась на воде красивая лодка, чем-то напоминавшая по форме норманнский драккар с одной мачтой и скошенной реей с тщательно свернутым белым парусом. Высокий форштевень судна вместо характерной фигуры дракона был увенчан резной головой женщины с распущенными волосами, перетянутыми на лбу золотой лентой. Носовая скульптура обладала длинной изящной шеей и округлой грудью с золотыми сосками, а вместо рук по обоим бортам раскрывались крылья, изготовленные из золотистого металла с витражными вставками из стекол желтых, оранжевых и чайных оттенков. Ахтерштевень был выполнен в виде веера из перьев и напоминал хвост птицы. Его также украшали цветные стекла.

Это идиллическое место было плотно окружено кольцом островерхих снежных вершин. Возникало ощущение, что за пределами гор никакой жизни уже нет. Подойдя вплотную к домику, который оказался на самом деле не таким уж и маленьким, каким представлялся издали, я снова крикнул, но уже не столь громогласно, как в первый раз:

– Здравствуйте. Есть кто живой?

Дом был одноэтажным, но с высокой соломенной крышей. Основу его составлял каркас из мощных бревен, пролеты между которыми были заполнены камнями, покрытыми грубой штукатуркой и тщательно побеленными, из-за чего дом, казалось, светился, так же как и небо. Входная дверь была очень высокой, двустворчатой, с непонятной резьбой в филенках. По бокам от двери висели два красивых фонаря с золотистыми стеклами. Над дверью красовался витраж, изображавший птицу с женским лицом и золотым нимбом над непокрытой головой. Птица эта сжимала в своих когтистых лапах змею, которая свернувшись кольцом вокруг крылатой фигуры, кусала свой собственный хвост, и, кстати, была очень похожа на изваяние носовой части лодки. Мне подумалось, может быть это Сирин, или Гамаюн, или что-то в этом роде.

– Здесь есть кто-нибудь? – я повторил свой вопрос.

В ответ обе створки дверей бесшумно отворились, и я понял, что хозяин таким образом приглашает меня зайти внутрь.

Я вошел в дом и не поверил своим глазам: передо мной открылось огромное пространство с высокой колоннадой по левую и правую руку от центра зала. Скромный сельский дом на берегу озера внутри оказался величественным дворцом с множеством каменных горельефов, расположенных в нишах боковых нефов. Что за фигуры были вырезаны в камне, и какие события они отображали, я не знал, но монументальность постройки сильно впечатляла. Колонны, выполненные из белого мрамора с золотыми основаниями, венчались причудливыми капителями и внушительным архитравом, также украшенным скульптурными формами, на котором покоились своды крыши с изящными и мощными ребрами жесткости, красиво переплетенными в сложные геометрические узоры. Сквозь филигрань ребер шел яркий снежно-белый свет, словно это светилось само небо. Или это потолок был такой? Не могу точно сказать. В глубине центрального нефа возвышался подиум, к которому вели несколько каменных ступеней. Пол в этом большом зале также был каменным. На подиуме стояло массивное деревянное кресло с высокой резной спинкой, отделанной золотом. На кресле восседал человек в белых шелковых одеяниях, напоминающих халат или кимоно. На его груди висел увесистый золотой орден с такой же загадочной райской птицей-девой, как и на витраже. На вид ему было лет тридцать, от силы тридцать пять, но проницательный взгляд, умиротворенное выражение лица, обрамленного прядями седых до полной белизны волос, и манера держаться говорили о гораздо более солидном возрасте.

Я подошел ближе, почтительно поклонился и, стараясь не обидеть хозяина своей навязчивостью, стал по возможности деликатно разглядывать незнакомца, которого, как мне показалось, уже где-то видел, может быть во сне. Тот едва заметным кивком головы ответил на мое приветствие и тоже внимательно посмотрел на меня. Совсем не заботясь о приличиях, он принялся изучать каждую черточку моего лица, каждую морщинку, но делал это без вызова, а как-то спокойно и тихо. Никакой угрозы от него не исходило, наоборот, чем больше мы смотрели друг на друга, тем, казалось, больше доброты и уверенности он излучал. Я даже начал ощущать какое-то сродство с этим непонятным и странным человеком.

Мне показалось, что благоразумнее будет молчать и дать возможность хозяину дворца первым разомкнуть уста. В итоге мы безмолвствовали довольно долго, и вдруг он неторопливо встал и заговорил приятным густым низким голосом:

– Приветствую тебя, Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман. Добро пожаловать в нашу обитель.

Я опешил и проговорил сдавленным голосом:

– Кто вы? Откуда вы меня знаете?

– Я знаю о тебе все. Я знаю гораздо больше, чем ты сам о себе знаешь, поскольку ты далеко не во всем можешь себе признаться и не ведаешь глубин всех тайных уголков своей души. Ты – это я. Я – это ты.

– Как это? – мне было трудно сдерживать удивление.

– Об этом чуть позже, – снисходительно ответил мой собеседник. – Спроси лучше о том, что тебя волнует больше всего.

– Где я? Что это за место? Это Шамбала? Я нашел ее? – затараторил я, стараясь не упустить момент.

– Это наша с тобой родина и обитель, – проговорил незнакомец, плавно и величественно поведя рукой слева направо. – Ты называешь ее Шамбалой. Пожалуй, да, это Шамбала, хотя люди и сами толком не знают, что ищут под этим именем. Воспринимай ее лучше как зеркало, в котором я всего лишь твое отражение. Все, что делаешь ты, делаю я, и наоборот, все, что делаю я – делаешь ты в своей обычной жизни, однако, должен признаться, в изрядно искаженном виде. Здесь же покровы сняты. Теперь ты видишь все так, как оно есть на самом деле. В своем мире ты часто разговариваешь сам с собой. Здесь же ты можешь поговорить со мной и, скажу честно, это принесет тебе намного больше проку, ибо я гораздо более полезный собеседник, нежели тот человек, которого ты сам из себя представляешь. Ты – мои руки, я – твой разум. Задай еще один вопрос, и на сегодня достаточно.

– Э… – я попытался сосредоточиться. Всего один вопрос… Как бы не промазать. И вдруг на меня нахлынули чувства из далекого детства, комок подкатил к горлу и я сквозь навернувшиеся слезы спросил. – Как там Чиф?

Мой таинственный визави в белом одеянии едва заметно улыбнулся и благосклонно покачал головой.

– С ним все в порядке. Вы скоро встретитесь… Теперь тебе пора возвращаться, – он снял с себя орден и протянул его мне. – Вот, возьми. Это наша с тобой печать, наш знак, символ вечно юной души, овладевшей древней мудростью.

В тот же миг я почувствовал холодное прикосновение металла к груди. Я расстегнул верхние пуговицы рубашки и увидел на шее маленький медальончик на тоненькой золотой цепочке. На нем красовалась все та же райская птица. Мне захотелось поблагодарить хозяина обители, но тот приложил указательный палец к губам, давая понять, что сейчас не время для пустых слов.

– Иди с миром, Дмитрий Кляйн по прозвищу Шаман, и жди, тебя скоро найдут. До встречи! – последние слова незнакомца прозвучали словно издалека и многократно повторились эхом в моем мозгу.

Свет стал слабеть и меркнуть, пока я не оказался в полной темноте, в которой спустя некоторое время удалось разглядеть знакомые очертания моей комнаты в студенческом общежитии в Москве на Ломоносовском проспекте рядом с гостиницей «Университетской», кинотеатром «Литва» и магазином «Балатон».

* * *

Дима Кляйн сидел раздетый до трусов в своей кровати и не мог понять, неужели все это ему только приснилось. А как же экспедиция в Тибет? Ну и дела… Значит это был просто сон, но какой ясный и логичный. Раньше Дима не запоминал сны. Они быстро улетучивались в момент пробуждения, а тут все так последовательно и четко – почти два месяца жизни с начала июля до середины августа. Днем его ждали изнурительные работы землекопа, а после – холодные высокогорные ночи и замечательные медитативные мечтания у костра в пещере… Дима рухнул на подушку, зевнул, немного повращал глазами, сладко кряхтя потянулся и незаметно для себя снова заснул.

Проснувшись утром, он подошел к умывальнику, глянул на себя в зеркало и оторопел. На шее висел медальон, подаренный ему белым незнакомцем во сне. Дима взял золотистую побрякушку и повертел в руке. Птица Сирин, казалось, лукаво подмигивала и слегка щурясь улыбалась. Чушь какая-то.

Отрывной календарь на стене показывал 28 мая. Этого еще не хватало. Получается, вчера только закончилась весенняя сессия. Через неделю отъезд на летнюю практику в Крым. А дальше…

Да кто теперь знает, что дальше?

Глава 4. Мир изменился

Первым делом Дима решил выяснить, как обстоят дела с экспедицией. Для этого он направился на Садовническую набережную в Институт минералогии и геологии редких элементов, который официально курировал все геохимические исследования в дальневосточном регионе. Там к его расспросам отнеслись более чем подозрительно, поскольку про экспедицию в Тибет никто ничего не слышал, да и в списках участников других экспедиций студент, едва закончивший первый курс, не значился. К тому же сведения по большинству экспедиций оказались строго засекреченными, и раскрывать их кому попало у сотрудников института, естественно, не было ни малейшего желания.

Уже на улице, Дима подошел к чугунному парапету набережной и взглянул на мутноватую поверхность Водоотводного канала. Постояв немного, он вдруг заметил, что воздух над водой напоен едва различимыми пряными ароматами, словно все это происходило не в центре Москвы, а где-нибудь на восточном рынке в базарный день. Солнце блестело на небольших волнах и сильно резало глаза. Насыщенность световых бликов живо напомнила юноше переживания, которые он получил во время кратковременного посещения Шамбалы. Вот точно так же искрились снежные вершины гор вокруг волшебной обители на берегу озера. На мгновение молодому человеку показалось, что он опять перенесся в неведомую страну, но нет, это ощущение длилось буквально пару секунд. Он по-прежнему стоял на набережной, и все вокруг было, как всегда.

Дима не понимал, что делать. Он был в полной растерянности, поскольку чувствовал, что произошло нечто фантастическое, какая-то непостижимая смена реальности, не доступная уму, словно кто-то незримый и очень могущественный в одночасье щелкнул выключателем. Это было очевидно. После странного видения в тибетской пещере студент-практикант явно вернулся не домой – в привычную обстановку, а в какую-то совсем другую жизнь. Хотя, попроси его кто-нибудь в этот момент описать, в чем же, собственно, он узрел различия, вряд ли бы ему это удалось. Внешне все было, как раньше, и все же каждой клеткой своего существа Дима ощущал, что мир изменился, и прежним он, по-видимому, уже никогда не будет.

В научно-исследовательском институте ему уже дали от ворот поворот. Трудно было представить, к кому бы он мог еще обратиться за объяснениями или хотя бы за элементарной помощью.

Немного поразмыслив, он нащупал в кармане двушку и тут же решил позвонить своему приятелю и однокурснику Леше, который в прошлый раз, собственно, и помог ему устроиться в ту злополучную экспедицию, так как его мама была лучшей подругой жены академика Багдасаряна, служившего директором института.

– Ты чего, с ума сошел? – прокричал в трубку Леша. – Какой нафиг Китай? С луны свалился? У нас с Китаем чуть ли не война, а тебе захотелось в экспедицию на Тибет…

– Какая война? – изумился Дима.

– Малахольный, – отрезал Леша. – Про остров Даманский ничего не слыхал?

– Какой Даманский? Это когда было? – не унимался Дима.

– Ну, лет десять назад, наверное, или пятнадцать… Да, блин, какая разница, – Леша начал терять терпение. – Короче, нет никакой экспедиции, и не будет! И Тибета никакого нет! Все, перестань компостировать мне мозги!

Дима повесил трубку и немного задержался в телефонной будке. Целостная картина в его мозгу никак не складывалась. Мозаика разваливалась – сплошные белые пятна вперемежку с черными дырами. Предположим, все, что он пережил за лето, было сном. Тогда откуда взялся медальон? А если это не сон, то как объяснить прыжок во времени, который с ним случился? Как вообще стала возможной эта экспедиция, если китайцы все равно не дали бы на нее разрешения? Или в той, прежней реальности, не было никакого Даманского, а в этой был…

Дима окончательно запутался. Он решил зайти в библиотеку, чтобы поднять подписку газет. Хотелось посмотреть, что происходило в мире за последние пятнадцать лет. Здесь его ждало немало сюрпризов. Он без труда нашел статьи о пограничном вооруженном конфликте из-за маленького островка на реке Уссури. Потом ему попались на глаза заметки о многотысячных митингах у посольства КНР на улице Дружбы, как раз неподалеку от университета, да еще и рядом с его любимой пивной, которую студенты метко окрестили Шанхаем. Протестующие несли плакаты «Долой клику Мао Цзе Дуна!» и швыряли в здание дипломатической миссии пузырьки с чернилами. Далее: ввод войск в Афганистан – эта новость Диму не удивила. Это и в прошлой жизни было. Следующая пачка газет: летние олимпийские игры в Москве… Какие еще олимпийские игры? Так, три года назад. С ума сойти! Еще одна подборка: Брежнев умер? В прошлом году? Сейчас у нас генсек Андропов, бывший председатель КГБ… Да, похоже в мире действительно что-то сильно изменилось. Но как такое возможно? – Это было за пределами понимания Димы Кляйна, простого студента из провинции. Ясно было одно – надо как-то приспосабливаться к новой жизни.

Честно говоря, сильно приспосабливаться не пришлось. События мирового масштаба никак не затрагивали жизнь простых людей внизу пирамиды. Разве что с облавами в кинотеатрах в рабочее время и распитием алкоголя в общественных местах временами возникали проблемы. Недоразвитые и до смешного ущербные нововведения реформатора Андропова немного мешали жить студентам и всем остальным пролетариям умственного труда. Но голь на выдумки хитра, поэтому никто особенно не парился. У Димы даже появились дополнительные поводы отличиться умом и сообразительностью в беспечной компании мажоров. Так, к примеру, за пару дней до практики с его легкой руки ребята приспособились разгуливать по улице Горького, которую все нарочито называли на старинный манер Тверской, с бледно-голубыми пакетами из-под молока, заблаговременно наполненными вином, и в самом центре Москвы дерзко квасили прямо на глазах у блюстителей порядка. Друзьям эта затея очень понравилась и доставляла несказанное удовольствие, поскольку доморощенное и по-детски наивное диссидентство веселило их и приятно щекотало нервы.

В эти же дни Дима решился написать письмо Чифу. Он долго не мог собраться с мыслями, но два обстоятельства вынуждали его сделать это.

Во-первых, никому кроме Сани Ровенского он не мог доверить ту тайну, с которой ему пришлось столкнуться в Тибете. Расскажи он о своих приключениях любому из сокурсников, в лучшем случае его бы просто сочли фантазером, а то и совсем чокнутым. Упрячут еще в психушку… Конечно, писать письма после стольких месяцев молчания было как-то не комильфо – не любил Дима резких движений с места в карьер. Но… Сказал же хозяин дворца с колоннами, которого Шаман для простоты окрестил Белым, что с Чифом все в порядке. Значит, может быть поймет. Может простит… А потом, он ведь и сам, гад, не писал. Мог ведь, наверное, черкнуть пару строчек, мол, жив-здоров, типа, как сам?..

Во-вторых, ему очень хотелось похвастаться перед старым другом тем, что он все-таки нашел Шамбалу – так и подмывало самым банальным образом пофанфаронить.

В конце концов, Дима собрался с духом, усадил себя за стол и подробно изложил всю свою историю на трех листах убористым почерком, умолчав только из предосторожности о деталях самой экспедиции и сохранив в тайне конкретные места и имена. Письмо было отправлено, дело сделано.

Оставшееся время перед практикой студент Кляйн провел в сборах, которые, однако, не мешали ему обдумывать сложившуюся ситуацию. Поначалу он боялся снова ехать в Крым. Ему казалось, что там он попадет в кошмар, в котором единожды прошедшие события начнут навязчиво повторяться. Но нет. Все развернулось совсем иначе, подчиняясь какому-то другому, гораздо более интересному сценарию.

В прошлой жизни Дима вместе с остальными студентами отправился в Крым на поезде и долго трясся в плацкартном вагоне до Симферополя, а там их всех пересадили в автобусы и отправили на полигон МГУ, расположенный у села Прохладное неподалеку от Бахчисарая.

В этой жизни, где все перевернулось с ног на голову. Однокурсники собрались в день отъезда у главного входа МГУ. Там их уже поджидали автобусы. Начался большой переезд из Москвы в Крым с посещением различных мест, интересных и познавательных в геологическом отношении. В первый же день студенты осмотрели и зарисовали в своих полевых дневниках надпойменные террасы реки Оки на подъездах к Туле, потом ненадолго остановились в городке со смешным названием Плавск, и со столичным апломбом за глаза издевались над местными жителями, называя их плавцами и плавчихами, нарочито акая по-московски. Далее по пути следования были Мценск и Орел, Курск с экскурсией на горные разработки железорудной магнитной аномалии, гигантские меловые карьеры под Белгородом, соляные и каменноугольные шахты в Донбассе, Азовское море с огромной апельсиновой луной, низко висящей над гладью вод, дикие песчаные пляжи, лиманы и озеро Сиваш.

Да и в самом Крыму программа практики оказалась совсем иной. Короче, Дима понял, что скучать не придется, и не скучал. Он приноровился к новой реальности, и даже находил ее местами увлекательнее прежней.

Из Крыма Дима решил отправиться к родным пенатам, чтобы провести каникулы дома у родителей, отдохнуть, набраться сил и, несмотря на столичный апломб, все-таки встретиться со своими старыми товарищами.

Глава 5. Письмо

Полковник КГБ Клюев сидел за своим рабочим столом в штабе и в который раз перечитывал письмо, адресованное младшему сержанту Ровенскому, служившему в 70-й гвардейской отдельной мотострелковой бригаде под Кандагаром. Было уже поздно, настольная лампа выхватывала из темноты кабинета лишь участок стола, где поверх папок и бумаг лежали несколько листочков, испещренных красивым мелким почерком. Клюев был неподвижен, и только кончики пальцев самопроизвольно выстукивали на поверхности стола какой-то незамысловатый ритм.

Полковник размышлял. Некто Дмитрий Кляйн, студент МГУ, называвший себя в письме Шаманом, в цветах и красках описывал свое путешествие в Тибет. В его рассказе обо всем, что там с ним происходило, – довольно подробном и выверенном – не было явных логических ошибок и провалов, характерных для шизофренического бреда или непроизвольного вранья человека, страдающего мифоманией. На первый взгляд в нем вообще не было ничего интересного – обычные юношеские фантазии, правда, талантливо и весьма живо изложенные, не исключено даже, что это были всего лишь какие-то литературные потуги, так сказать, пробы пера начинающего писателя-фантаста, тем более, что в реальности Кляйн никак не мог легально попасть во враждебный Китай.

Клюев снова взял письмо, задумчиво перетасовал листки и еще раз сконцентрировался на финале. Там речь шла о непонятном пространственно-временном скачке, в результате которого Кляйн неожиданно оказался в Москве на целых два месяца ранее пережитых им событий. Все это можно было с легкостью объяснить впечатлительностью студента, или подвижностью его психики, или даже действием алкоголя, или чего хуже – какого-нибудь забористого наркотика. Однако полковнику здесь явно что-то не нравилось. Может быть, его настораживала та настойчивость, с которой автор старался убедить сержанта Ровенского в том, что все, о чем он тут пишет, не вымысел, а абсолютно реальное происшествие, которое приключилось с ним на самом деле? Кляйну зачем-то очень нужно было, чтобы Ровенский отнесся к его истории предельно серьезно. Да, такие вот странные пироги…

Письмо это попало к начальнику особого отдела Федору Степановичу Клюеву можно сказать случайно. Полностью всю корреспонденцию, которая отправлялась с большой земли в Афганистан, конечно же никто не просматривал. Но в данной ситуации какого-то служаку заинтересовал тот факт, что переписка двух друзей, прекратившаяся сама собой несколько месяцев назад, вдруг возобновилась, да еще и конверт с письмом был таким соблазнительно пухлым и увесистым.

Вдруг – это всегда подозрительно. Надо было проверить. Чутье чекиста не подвело, в письме было много неясного, и пакет тут же перекочевал в инстанцию рангом повыше.

Полковник думал. Он никак не мог решить, что с этим делать. С одной стороны, парнишка из Москвы недвусмысленно сознавался в том, что нашел где-то в Тибете некий вход в Шамбалу. С другой стороны, эта новость была настолько фантасмагорической, что сообщи он о ней руководству, его попросту засмеют, а то и прямо обвинят в непрофессионализме. Столько умных голов искали, искали, а найти не могли, а тут вдруг какой-то студентик взял и нашел. И как он только умудрился попасть в Тибет в нашей-то неспокойной политической ситуации? Да еще этот скачок во времени. Чушь какая-то. В общем, одни вопросы.

И все же Клюев решил отправить донесение в Третье главное управление КГБ вместе с копией письма и предложением пристальнее понаблюдать за развитием событий, а при необходимости поработать параллельно с младшим сержантом Ровенским, который, судя по всему, с ситуацией не знаком.

Ответ на удивление пришел очень быстро. В шифрограмме полковнику Клюеву было приказано отправить письмо адресату, а самого Ровенского в надлежащее время вызвать в штаб для встречи со специальным агентом Первого главного управления. До тех пор младшего сержанта необходимо было отстранить от любых боевых действий, чтобы с ним не дай бог ничего не случилось, и срочно перебросить в глубокий тыл, поближе к штабу, подальше от стрельбы.

«Во как», – подумал Федор Степанович и распорядился, чтобы письмо Кляйна было аккуратно запечатано и отправлено адресату, самого же Ровенского – безотлагательно командировать в штаб. С весточкой от Кляйна он, конечно же, разминется, но так будет даже достовернее, поскольку письмо, спустя некоторое время, все равно вернется назад в поисках нового адреса получателя, сделав крюк через место дислокации части, где служил младший сержант. Появится лишнее косвенное доказательство, что Чифа вызывали в штаб не ради пакета.

* * *

– Эй, Чиф! К ротному срочно! – прокричал дневальный. – Давай, по-быстренькому.

– Что за спешка? – удивился младший сержант Саня Ровенский. – Посидеть спокойно не дают, а завтра, бляха-муха, снова на задание…

– Все, отвоевался, братишка. Кончились твои задания. За особый героизм и боевые заслуги тебя командируют в штаб, – съязвил всезнающий дневальный.

Ротный долго рассусоливать не стал:

– Собирай манатки, вертушка через двадцать минут. Давай, к новому месту назначения. Вот документы.

– Надолго, кэп? – Чиф хотел уточнить, насколько основательно собираться.

– Хрен его знает, – пожал плечами ротный. – Сказали с вещами. Так что, бери все и дуй.

Спустя полчаса он уже летел вместе с еще пятью бойцами, какими-то ящиками, свертками и одним щеголеватым молоденьким лейтенантиком из штаба на северо-восток, туда, где было относительно спокойно – местный рай для воинов-интернационалистов.

Через неделю в штаб прибыл сотрудник Первого управления и потребовал Ровенского к себе. Беседу он поручил провести Клюеву, сам же в форме незначительного штабного офицера скромно присутствовал в кабинете и молчал. Нужно было присмотреться к бойцу.

– Товарищ полковник! Младший сержант Ровенский по вашему приказанию прибыл! – отчеканил Чиф, войдя в кабинет.

– А… Здорово, сержант, – сказал Клюев. – Давай заходи. Наслышаны мы тут о твоих подвигах. Хорошо воюешь.

– Служу Советскому Союзу! – рявкнул в ответ Чиф, косясь на офицера, тихо сидевшего в углу, а сам подумал: «Ну и нафиг я понадобился этим гэбистам?»

– Молодец. Так и надо, – проговорил полковник, лукаво щурясь, словно прочитав Санины мысли. – Задание есть для тебя огромной важности. Вот будешь сопровождать капитана Самохвалова на большую землю. Поступаешь в его полное распоряжение. Он же тебя и проинструктирует. Вопросы есть?

– Никак нет! – звонко выдохнул Чиф и еще раз посмотрел на капитана, но уже более пристально, оценивая его по какой-то своей внутренней шкале.

«Точно Самохвалов, – подумалось Сане после того, как они на какое-то мгновение встретились взглядами. – Скользкий тип. С таким надо вести себя поосторожнее…»

– Правильно, – улыбнулся Федор Степанович, – меньше знаешь, крепче спишь.

Чиф позволил себе вялую кривую улыбочку в ответ. А агент Самохвалов, или как его там на самом деле, подумал: «Бесхитростный паренек. С таким будет несложно работать».

– Разрешите идти? – осведомился по форме Саня Ровенский.

– Иди. Отдыхай пока. Капитан тебя вызовет, когда понадобишься.

Чиф развернулся кругом, чтобы выйти из кабинета, но тут же услышал как бы вдогонку:

– Да, как выполнишь задание, получишь двухнедельный отпуск.

– Есть, – радостно ответил Чиф и удалился.

«Не развернулся, только голову слегка повернул, – подумал капитан. – Определенно интересный материал. Не стал дожидаться новых реплик, чувствует, что разговор закончен».

– Ну что скажешь, Федор Степанович? – поинтересовался капитан, когда Ровенский покинул кабинет.

– Он ничего не знает. Это не его игра, – ответил полковник.

– Похоже на то, – успокоился Самохвалов, – но надо проследить, как он отреагирует на письмо. В любом случае, пока пакет от Кляйна не придет – сидим здесь.

– Кстати, за Шаманом наблюдение установили? – поинтересовался Клюев.

– А то… Но теперь это уже наша забота, дорогой Федор Степанович, а вовсе не военной контрразведки, – напомнил капитан. – Прости за прямоту.

– Ясен пень, товарищ майор госбезопасности, – сказал особист с явным облегчением. – Если что, обращайся, поможем.

Письмо Шамана добралось до Чифа только через три дня. Он удивился и обрадовался одновременно. Долгие месяцы ему было очень грустно сознавать, что лучший друг просто-напросто забыл его, особенно здесь, на войне, где люди чувствуют все острее и больнее. Ан, нет, оказывается не забыл… И на душе сразу стало как-то легко и приятно.

Чиф присел на двухъярусную койку в казарме, которая примыкала непосредственно к зданию штаба. Здесь несли службу странные ребята. Они мало общались друг с другом, и, похоже, были надерганы случайным образом из самых разных подразделений. При этом время от времени командование осуществляло ротацию, поэтому больше двух-трех месяцев здесь никто не задерживался за исключением нескольких самых одаренных тыловиков, сумевших доказать штабному начальству свою незаменимость. Для Чифа и еще нескольких ребят, прибывших, если можно так выразиться, с передовой это место было настоящим курортом. Никаких заданий никто не давал, нарядов нет, свободного времени – куча, короче, рай, он и есть рай, даже если его место в Афганистане.

Чиф вскрыл конверт и прочитал, нет, не прочитал, а залпом проглотил письмо. Он не верил своим глазам. От странных предчувствий у бойца появился какой-то прохладный зуд в области диафрагмы, и комок подступил к горлу. Он принялся перечитывать, как вдруг услышал голос прямо над собой:

– От девушки?

Чиф поднял глаза и к своему удивлению увидел капитана Самохвалова. «Что он здесь делает? – подумал солдат и едва заметно сощурился, выражая тем самым некоторое язвительное недоверие к происходящему. – Неужели мимо проходил? И надо же, как тихо подкрался, гад…»

– Нет, от друга, – вслух проговорил Чиф, сдерживая эмоции, но тут же, вовремя сообразив, что отвечает не по уставу, вскочил и поправил одежду. – Виноват, товарищ капитан.

– Что пишет? – в вопросе капитана не было любопытства, скорее дежурная вежливость.

– Да так, о жизни, – отмахнулся Ровенский, поняв, что капитан предлагает дружескую, если можно так выразиться, беседу, а вовсе не протокольное общение.

Капитан пристально посмотрел на Чифа, но не стал долго изучать его взглядом и поддерживать разговор тоже не стал, а сделал вид, что ему на самом деле все равно и даже как-то немного скучновато.

– Готовьтесь, товарищ младший сержант, завтра выезжаем, – проговорил Самохвалов, но не в виде приказа, а самым обычным бытовым тоном. – Одежду вам сейчас принесут. Оружие и обмундирование сдадите, как полагается. Инструкции – по дороге. Все ясно?

– Так точно, товарищ капитан, – ответил Чиф.

– Олег Сергеевич, – предложил Самохвалов.

– Так точно, Олег Сергеевич, – поддержал Чиф, – ясно.

– Вот и славно, что ясно, – улыбнулся капитан, он же майор госбезопасности, он же руководитель особой группы и специальный агент Управления «Т» – научно-технической разведки Первого главного управления КГБ СССР.

«Дело ясное, что дело темное», – подумал про себя Саня Ровенский.

Вскоре его вызвали в каптерку, где он сменил свою форму на гражданскую одежду спортивного стиля. Футболка с короткими рукавами, летняя куртка-ветровка, джинсы, кроссовки были явным секонд-хендом – ношеные, но в отличном состоянии: еще довольно крепкие, чистые и даже модные. Переодевшись, Чиф стал походить на обычного паренька с улицы, ничем не примечательного, но вполне ухоженного и современного.

– Тебе идет, да и сидит неплохо, – сказал Самохвалов, разглядывая Чифа со всех сторон.

Сам он тоже был одет в штатское, на плечах небольшой рюкзачок, на голове – широкополая туристская шляпа песочного цвета.

– Завтра будем в Узбекистане, а оттуда в Москву. Надо доставить груз, – пояснил он, кивая на рюкзак за спиной. – Сверхсекретный… Никто не должен знать, что находится в этом рюкзаке, ни ты, ни даже я – никто. Головой отвечаешь и за меня, и за него… Уразумел?

– Так точно, – ответил Чиф.

– По-русски говори, – сказал Самохвалов.

– Уразумел.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся капитан, – привыкай к гражданке.

Из Кабула до Ташкента Саня с капитаном Самохваловым добрались военным бортом, а дальше предстояло раствориться в толпе и вылететь в Москву обычным пассажирским рейсом.

Пока летели, в основном молчали, хотя Чиф и ждал обещанных инструкций от капитана, но вопросов задавать не стал. «Надо будет, сам все расскажет», – резонно подумал он.

– Эй, боец, тебя как лучше называть? – неожиданно спросил Олег Сергеевич.

– В смысле…

– В смысле, мы теперь люди вроде гражданские. Товарищи капитаны всякие и младшие сержанты больше не канают.

– Ну… зовите Саней.

– А может лучше Чифом? – поинтересовался Самохвалов.

– Кличку мою знаете, – удивился Саня. – Откуда?

– Ну, кто же в Кандагаре не знает Чифа? – лукаво отшутился капитан.

– Хорошо, зовите Чифом, – согласился Саня.

– А ты называй меня Олегом, – серьезно сказал Самохвалов, – или дядей Олегом, если тебе так будет проще.

– Олег подойдет, – Чиф попытался на глаз определить разницу в возрасте, и ему показалось, что для дяди капитан все-таки слишком молод.

– Заметано, – ответил Олег, улыбнувшись, – и давай сразу на ты. Так будет лучше.

На этом инструктаж, похоже, был завершен.

Дальше летели молча. Капитан бережно прижимал к себе рюкзак, а Чиф, опершись на стенку фюзеляжа, попытался немного расслабиться: уж больно неудобные сиденья в военных транспортниках.

В аэропорту Ташкента стояла настоящая сухая узбекская жара, казалось, даже воздух слегка дрожал, как в парилке. Чиф снял куртку, просунул палец в петельку и закинул ветровку за спину. Багажа у них не было, кроме рюкзака, который Олег собирался взять с собой в салон самолета в качестве ручной клади.

– Наш рейс на Москву завтра, – сказал Самохвалов, снимая рюкзак. – Вот посиди тут, покарауль. Я скоро: пара минут. Как говорится, воин, будь бдителен! Вернусь, поедем в гостиницу.

– Угу, – согласился Чиф, понемногу привыкая к новой роли.

Он сел на твердый и не очень удобный пластиковый стул в зале ожидания как раз напротив табло прилета-вылета, положил рюкзак под ноги и задумался. Чиф вспомнил письмо, пришедшее от Шамана, и стал размышлять о превратностях судьбы. Не верить сказанному у него не было никаких оснований, но и поверить оказалось непросто. Любопытно, как он вообще оказался в Тибете? Хорошо бы, конечно, встретиться с другом да обо всем подробно порасспросить. Однако мысли на письме задержались ненадолго, и вот уже Саня почувствовал, как улетает в далекое детство. В памяти возникли образы их тайной норы на пустыре, горячих пыльных тропинок среди лопухов и того ни с чем не сравнимого ощущения, когда теплая пыль, как невесомая тончайшая пудра просачивается между пальцами босых ног и фонтанирует под давлением стопы.

В такой светлой и приятной полудреме прошло минут двадцать. Олег где-то задерживался. Чиф почувствовал себя неуютно. Он вздрогнул, сбрасывая с себя сладкое томление, и беспокойно огляделся по сторонам. Было неясно, спал он или бодрствовал все это время. Рюкзак, слава богу, лежал на месте. В зале ожидания находилось довольно много народа, но все эти люди были заняты своими делами. Никто из них не вызывал никаких подозрений. В кресле напротив мирно посапывал вареный узбек в потной голубой рубашке, расстегнутой чуть ли не до пупа. Рядом с ним стоял старый потертый чемодан и какие-то узлы, связанные между собой, чтобы удобнее было носить на плече. Чуть поодаль у стойки дежурили два полусонных черноусых милиционера, одинаковых с лица, как братья близнецы. Еще несколько людей бродили по залу. Кто-то покупал в буфете теплую минералку. Небольшая группа молодых людей с увесистыми рюкзаками на алюминиевых рамах, по-видимому, туристов, изучала расписание. Внешне все выглядело вполне обыденно и спокойно. Но Олега нигде не было.

Чиф подождал еще минут сорок или даже час в надежде, что ситуация как-то сама собой рассосется. Ему уже становилось явно не по себе. Он почувствовал, как похолодело у него на душе, даже мурашки побежали по коже. Что он имел? Старший, за которого он должен был отвечать головой, пропал неизвестно куда. Теперь уже в этом не было ни малейших сомнений. Документов нет, денег нет. И главное, он сидит тут один в аэропорту чужого города с совершенно секретным грузом в рюкзаке, не зная ни цели миссии, которую ему предстояло выполнить, ни контактов, на которые можно было бы выйти в критическом случае, ничего… Что делать?

Так, спокойно. Сейчас он что-нибудь придумает. Для начала надо сосредоточиться. Может быть, стоит еще немного подождать? Вдруг сейчас появится капитан и весь этот кошмар закончится? В итоге он прождал еще пару часов, не решаясь ни на какие действия, но Олег так и не появился.

Саня-Чиф всегда считал излишнее любопытство пороком, поэтому старался никогда не задавать ненужных вопросов. Но теперь ему казалось, что зря он не стал выяснять у Самохвалова деталей операции. Эх, сейчас бы хоть какую-нибудь зацепочку. Хотя бы знать название гостиницы, в которой они собирались переночевать.

Ну, одна-то зацепочка была, а именно груз, лежащий в рюкзаке. Надо найти укромное местечко и выяснить, что там находится. Может быть, тогда что-нибудь прояснится, и он поймет, как поступить. Чиф уже было собрался пойти в туалет, чтобы проверить содержимое рюкзака, но тут же припомнил наказ Олега: никто не должен знать, что это за груз. Что делать? В конце концов, он всегда сможет посмотреть, что лежит в рюкзаке чуть позже, когда станет ясно, что других вариантов не будет.

Чиф старался восстановить в памяти все нюансы его непродолжительных разговоров с капитаном, и вдруг отчетливо осознал, что вообще ничего не знает. Знает только, что сопровождает некоего капитана Олега Сергеевича Самохвалова с секретным грузом в Москву. А куда именно? В КГБ? А может еще куда-нибудь: в министерство обороны, например, а может прямо в ЦК? Так, стоп. Надо обратиться в милицию. И что он там скажет? Долго объяснять – все равно никто не поверит, начнут разбираться, выяснять, задавать ненужные вопросы… Да и груз придется засветить. Тем более, что у него нет при себе никаких документов. Ясно, милиция не подходит.

Тогда надо отправиться в город и найти местное управление КГБ, или как оно тут называется. Интересно, до города далеко? Денег в кармане ни копья…

Чиф снова огляделся по сторонам и увидел семью из четырех человек: папа, мама и двое детишек с большим количеством чемоданов и баулов, которые пытались со всем своим скарбом выползти из здания аэропорта к стоянке такси. Это был шанс. Он подхватил рюкзачок, подошел к мужчине и начал разговор.

– Извините, – сказал Чиф, – у меня украли деньги, и я не могу добраться до города. Можно я помогу вам с вещами, а вы подбросите меня до Ташкента?

Отец семейства пристально посмотрел на крепкого молодого человека, который явно врал, но вид у того был настолько растерянный, что мужчина не почувствовал никакой угрозы. Наоборот, он даже обрадовался неожиданной удаче – найти такого хорошего и почти бесплатного носильщика, а то, что парень не хочет говорить правду, так это его дело.

– Лады. Давай, дорогой, – сказал он, приободрившись, – бери вот эти чемоданы. Пошли.

Вскоре вещи были погружены в такси, дети с женой усажены на заднее сиденье.

– А ты куда едешь, парень? – спросил мужчина, садясь в мотор.

– Не знаю. Мне в центр, – ответил Чиф, побоявшись открыто сказать о конечной цели своей поездки.

– Ладно, до «Пахтакора» довезу, а дальше сам.

Чиф благодарно кивнул и сел рядом с детьми, положив заветный рюкзак на колени. Машина тронулась.

Аэропорт оказался не так уж и далеко от центра города. В принципе, можно было и пешком добраться. Всю дорогу Саня внимательно смотрел в окно, стараясь запомнить маршрут. Город был красивым, ухоженным и зеленым. Таксист остановился на Узбекистанском проспекте, как раз напротив знаменитого стадиона. Чиф вылез из машины, поблагодарив своего спасителя, и надел рюкзак. Чуть впереди по ходу красовался мост через канал Анхор. Молодой человек посмотрел по сторонам, пытаясь сообразить, в какую сторону идти. Прохожие, к которым он обращался с вопросом, как пройти к Комитету госбезопасности, шарахались от него, как от прокаженного. В конце концов, Чифу удалось выяснить, что тут совсем недалеко, буквально два шага. Здание КГБ Узбекской ССР находилось на улице Ленинградской, дом 9.

Пока Чиф шел, сомнения снова проникли в его душу и начали рвать ее на части. А вдруг эта миссия настолько засекречена, что местные гэбисты ничего о ней не знают? Сказал же Олег – никто не должен знать. Да и кто такой Олег на самом деле? Может он и не капитан вовсе, может и не Олег Сергеевич Самохвалов, а может быть даже и не офицер КГБ. Еще полчаса назад Сане Ровенскому казалось, что он нашел выход из сложного положения, теперь же, на самом пороге резиденции госбезопасности Узбекистана, ему стало окончательно не по себе. Сейчас ведь загребут по полной, и тогда вообще не отмоешься. Еще решат, что я дезертировал из Афгана. Доказывай потом, что ты не верблюд. Блин, блин, блин… Вот попал!

Чиф потоптался немного на тихой Ленинградской улице и, чтобы не вызывать ненужных подозрений, отправился обратно к каналу. Пожалуй, надо вернуться в аэропорт. Эх, Саня, Саня… Зря ты вообще оттуда уехал. Вдруг Олег уже пришел, а тебя там нет. Представляешь, какой кипиш поднимется.

Обратно Чиф пошел пешком. Оказалось, что до аэропорта примерно часа полтора ходу, не больше, тем более что можно было срезать приличный угол, двигаясь сначала по проспекту Ленина, а потом по Педагогической улице, пока она не впадала в улицу Богдана Хмельницкого, ведущую прямо к зданию аэровокзала.

Чиф шел быстрым военным шагом, не смотря на жару, как вдруг в нескольких десятках метрах от канала Салар, в месте достаточно безлюдном и укромном, к нему подошли трое крепких парней спортивного телосложения.

– Хой, рус йигит, – окликнул его старший, – куда спешишь? Ну?

– Ребята, я вас не трогаю, и вы идите себе с миром, – ответил Чиф, подозревая, что дело добром не закончится.

– Отдавай рюкзак, харып, – резко сказал второй, достав из кармана складной нож, и стал осторожно приближаться к Чифу, – деньги давай!

– Так, парни, – Чиф вытянул вперед руки, широко расставив пальцы, пытаясь этим примиряющим жестом спустить ситуацию на тормозах, – только вот этого не надо. Ладушки? Чш-ч-ч…

Он быстро стрельнул глазами, чтобы прикинуть диспозицию, соображая, как лучше защититься.

– Что шипишь, как змея? – возмутился третий, обходя Чифа с правого фланга, – Сумка давай, гётуна сыктым.

С этими словами он сделал рывок в сторону Чифа и поднял руку, чтобы схватиться за лямки рюкзака. Чиф, слегка присев, ловко нырнул ему под руку. Нападавший даже удивиться не успел, как тут же получил сокрушительный удар локтем в бок. При этом хулиган завизжал, словно недорезанная свинья, и согнулся пополам. Возможно, Саня сломал ему ребро, может быть, даже повредил правое легкое, но размышлять об этом было некогда, требовалось срочно нейтрализовать парня с ножом, который немного замешкался, поэтому Сане удалось ловким ударом ноги сразу выбить нож, а следующий удар уже пришелся прямиком в переносицу. Противник вскрикнул и закрыл ладонями лицо. Из-под пальцев потек ручеек крови. Главарь, стоявший чуть поодаль, замер в нерешительности. Он никак не ожидал такого резкого и профессионального отпора. В легком приседании Чиф шаркнул ногой о землю, сделав небольшой шажок-выпад в сторону старшего. Тот не выдержал психологической атаки и отступил.

– Кутынгеске джаляб! – вскричал он и бросился наутек. Остальные, охая и постанывая, тоже спешно ретировались.

– Знай наших, падлы чуркестанские, – ухмыльнулся Чиф, испытывая гордость за себя и за все доблестные ВДВ.

Он снял с себя рюкзак, который хотели отнять местные хулиганы, и тут же испытал новый прилив искушения. Что же там внутри?.. Рука уже непроизвольно потянулась к застежке, но внутренний голос снова запретил ему проявлять малодушие. Ведь дело даже не в военной тайне, а в солдатской чести, которую нельзя замарать. Дал слово – держись.

«Однако надо сматываться, – подумал победитель, – мне тут еще ментов не хватало».

Чиф еще с гражданки заметил, что у милиции есть удивительная способность всегда появляться вовремя, то есть, как раз к тонкому и едва уловимому моменту между кульминацией и развязкой. Чуют жареное, сволочи.

Он с легкостью пробежал метров двести вперед, пересек мост через канал. Ни милиции, ни погони за ним не было. Все чисто. Саня остановился и немного отдышался.

После потасовки на душе стало немного веселее, и, несмотря на жару, Чиф бодро зашагал дальше. До аэропорта оставалось совсем немного, каких-то полкилометра, или на худой конец – километр. И пока он шел, в голове проскочила мысль надежды – Клюев. Надо попытаться связаться с Федором Степановичем. Он известный штабной служака и совершенно очевидно – фигура не подставная, а напротив – абсолютно реальная. Полковник должен знать расклад, хотя бы в общих чертах. Ведь это он отправил Саню с Самохваловым. Он же послужит Чифу адвокатом на случай, если ему начнут инкриминировать дезертирство.

С этими радостными мыслями Саня Ровенский вошел в здание аэровокзала. Там все было по-прежнему, как и несколько часов назад. Даже милиционеры, казалось, стояли в тех же позах. Чиф подошел к креслам в зале ожидания, нашел свободное место и сел. Он решил, что торопиться уже некуда. Нужно спокойно и уравновешенно обдумать план, как в сложившейся ситуации выйти на товарища полковника.

В этот момент прямо перед ним словно из-под земли выросла знакомая фигура Самохвалова, даже показалось, будто в воздухе колокольчик прозвенел – настолько неожиданно он появился. Капитан стоял, скрестив руки на груди, и с ухмылочкой смотрел на нашего героя.

– Молодец, Чиф, – сказал Олег, и похвала его прозвучала как-то буднично, словно ничего особенного не произошло, – честно говоря, ты меня удивил.

Вся эта катавасия оказалась тщательно спланированной проверкой. В течение всего времени за Чифом наблюдали несколько пар пытливых глаз, следили за каждым его движением, изучали выражение лица, стараясь угадать ход мыслей молодого десантника, фотографировали, документировали и докладывали по рации шефу, майору госбезопасности Олегу Сергеевичу Станкевичу, известному Чифу под именем капитана Самохвалова. Ташкентские хулиганы оказались молодыми сотрудниками КГБ Узбекистана, начинающими оперативными работниками, так что мастерская взбучка, которую они получили от десантника у моста через Салар, должна была пойти им на пользу как хорошее практическое занятие и тренинг.

Олегу хотелось узнать, сможет ли Чиф преодолеть соблазн заглянуть в рюкзак, надежный он человек или нет. Опять же интересно было понаблюдать за его действиями в ситуации полной неопределенности. Учитывая наивность и бесхитростность фигуранта, вероятность ведения им двойной игры исключалась.

– Экзамен выдержал? – спросил Чиф без капли раздражения. В его сознании разрозненные и бессмысленные части начали складываться во вполне понятную картину.

– На троечку, – ответил Олег. – Но для начала сойдет.

Капитан смотрел Чифу прямо в глаза, стараясь понять, затаил ли тот злобу на него за эту проверку, будет ли хитрить и мстить, или нет.

– Почему только на троечку? – искренне расстроился Чиф.

– Меня же проворонил, – не без иронии заметил Олег, – потому и тройка. Кому было сказано – отвечаешь за меня головой?

Чиф согласно покачал головой.

– Но не дрейфь, боец, – подбодрил капитан, – тройка не банан. Удовлетворительно, как-никак. Так что давай пять. Зачтено.

Он протянул десантнику руку. Тот молча пожал ее и вздохнул с явным облегчением.

– Ничего не хочешь сказать? – поинтересовался Олег. – Может спросить чего…

– Что в рюкзаке? – выдохнул Чиф.

– Ничего, – засмеялся Олег. – Мои старые тапочки.

– Так и знал, – сокрушился десантник.

– Знал? – удивился капитан, театрально приподняв бровь.

– Догадывался, – примирительно пробурчал Чиф. – Значит, нет никакого московского задания. Тогда в чем смысл?

– Работать со мной будешь? – спросил Олег.

– Буду.

– Вот в этом и смысл, – улыбнулся Самохвалов. – Нужен ты мне такой резкий и красивый. Потом объясню… Ладно, валяй в отпуск, отдохни немного. Через две недели жду тебя в Москве. Выйдешь на связь. Провернем одно дельце, и тогда тебе для карьеры даже высшая школа КГБ не потребуется. Считай, жизнь удалась.

Чиф опешил. Вот так поворот! Как и у всякого нормального советского человека, у него было чуть ли не врожденное недоверие и даже некоторое презрение, если не сказать отвращение, к органам безопасности. Но это в первую очередь относилось к так называемым сексотам, стукачам и провокаторам, а здесь же он всеми клетками кожи почувствовал, что предстоит настоящая интересная мужская работа.

– Что молчишь? – спросил Олег. – Куда поедешь отдохнуть?

– Домой поеду, – ответил Чиф.

– Вот это дело, – подытожил Самохвалов, – билеты на самолет тебе купят, личные вещи пришлют, документы и деньги получишь завтра. Да, и никому ни слова. Ну, ты понимаешь. А сейчас – в гостиницу, или ты здесь хочешь заночевать?

Чиф вместе с Олегом снова вышел из аэровокзала. Теперь их сопровождали несколько человек из местных чекистов. Они сели в две черные волги и опять помчались по улице Богдана Хмельницкого к центру города. «Кажется, этот пейзаж я уже где-то видел», – подумал Чиф, ухмыльнувшись, и предался юношеским мечтаниям. Начиналась его новая жизнь, полная приключений. В этом-то он уже нисколько не сомневался.

Глава 6. Снова вместе

Сразу после крымской практики Дима Кляйн отправился домой. Он даже не стал заезжать в Москву – не хотел делать крюк. На летние каникулы студентам отводились полтора месяца, а дальше еще одна короткая практика – геодезическая в деревне Сатино, Боровского района, Калужской области. Так что времени для отдыха было еще много: вагон и маленькая тележка, как любил приговаривать Димин отец.

Дома все было по-прежнему, то есть вообще ничего не изменилось. Или почти ничего. Поутру все также ворковали горлицы, а густой воздух, насыщенный запахами цветов, трав и дорожной пыли, плавно, но уверенно терял свою ночную прохладу, что предвещало жаркий день. Во дворе стояла прозрачная тишина, молодая поросль нового поколения еще не вышла погулять, да и где теперь гулять… Большой пустырь за домом вот уже несколько лет как превратился в школу с прилегающими спортивными сооружениями и территорией парка с небольшим ботаническим садом. А ведь где-то там была их с Чифом нора, в которой Дима впервые испытал тонкое соприкосновение с тайной, так сильно напугавшее его и в то же время, направившее всю его дальнейшую жизнь во вполне определенное русло.

Торопиться было некуда. Шаман стоял на тенистом балконе, пытался вглядеться сквозь ветви деревьев вдаль и прикидывал, как он проведет каникулы. Первые дни он, конечно же, погостит у родителей, заодно постарается узнать, кто еще из старых друзей на месте. А потом… Тут планы путались и никак не выстраивались в целостную и завершенную схему. С одной стороны, ему хотелось побыть в тишине, ну там, на рыбалку отправиться, что ли. С другой же стороны, неплохо было бы потусить в местах детско-юношеской боевой славы. Не давали покоя и мысли о Белом.

Видение Шамбалы так ярко светилось в его сознании, что порой затмевало все остальное. Живые ощущения, испытанные Димой Кляйном в стране светящегося неба, высоких гор, кристального озера и белоснежной обители, которая из простой хижины ловко превращалась в сияющий дворец, будоражили и держали в тонусе. Однако чем сильнее Шамана захватывал водоворот текущей жизни, тем больше ему хотелось верить, что неожиданное случайное проникновение в таинственную страну Белого братства было всего лишь сном: фантастическим, связным, очень натуральным, но все же сном.

И тут Шаман понял: ему нужна определенность, иначе он просто свихнется. Если это было, значит было. Если не было – не было, и точка. Сил больше нет все время взвешивать, сомневаться и переживать.

Так, стоп, а если все-таки было, значит, непременно повторится еще раз. Ведь намекнул же тогда Белый в момент их прощания, что прошлая встреча – это только начало.

Дима решил выйти на улицу и немного прогуляться. У него возникла идея найти то место, где некогда находилась нора. Вдруг ему снова посчастливится вызвать белый шар, хотя он ни малейшего понятия не имел, как это удалось ему в детстве в тот далекий весенний день незадолго до конца учебного года. Скорее всего, это была не его заслуга, а совсем даже наоборот, великие посвященные Азары и Кутхумпа из своего таинственного мира сами сигналили ему во тьме. Хорошо, пусть будет так, тогда он дождется новых знаков.

Дима огляделся по сторонам и постарался привязаться к каким-нибудь ориентирам. Вот старый пирамидальный тополь в углу палисадника у его дома. От него до норы было шагов сто, может быть сто двадцать – не больше, как раз напротив третьего подъезда соседней девятиэтажки. Да, нора должна была быть где-то здесь, в районе нынешней школьной спортивной площадки, как раз в том месте, где сейчас располагается большая песочница для прыжков в длину. Шаман потоптался немного у песочницы, сжав в кулаке медальон, подаренный Белым. Он рассчитывал получить хоть какой-то знак, но так ничего и не обнаружил. «Все, я, кажется, схожу с ума», – подумал юноша и посмеялся над собственной глупостью.

Он хотел уже вернуться домой, но покинув территорию школы, увидел вдруг на дорожке, вымощенной тротуарной плиткой, знакомую фигуру. Молодой человек крепкого телосложения бодро шагал вдоль школьной ограды по направлению к их двору и радостно улыбался. За спиной у него болталась внушительных размеров походная сумка на широком ремне через плечо. Дима не поверил своим глазам. Легкой спортивной походкой навстречу ему шел друг его детства Саня Ровенский по прозвищу Чиф. На глаза Шамана навернулись слезы, он даже не предполагал в себе такой сентиментальности. Товарищи бросились друг к другу и обнялись, и сразу же им обоим стало ясно, что их сегодняшняя встреча не случайна, каждый в глубине души ждал и призывал ее. Чем не знак от Белого братства Шамбалы?

«Ну вот, кажется, планы на ближайшее будущее выстроились», – с явным облегчением подумал Шаман.

Вечером они уже сидели в кафе «Марс» за столиком, спрятавшимся в предсумеречной тени каштанов, и пили черный кофе с коньяком, который здесь готовили в медных джезвах на раскаленном песке и подавали в маленьких чашечках: горячий, ароматный, тягучий.

– А ты помнишь, Шаман, как мы с ребятами прикалывались в этом кафе? – мечтательно вздохнув, спросил Чиф.

– Конечно, брат, в десятом классе, – улыбнулся Шаман. – И еще читали вывеску наоборот. Получалось «Срам»…

– Ага, а рядом магазин «Огород», наоборот читается «Дорого».

– Да, были времена…

– А кофе здесь всегда был отличный.

– Точно, он же кофе, – попытался сострить Шаман, но Чиф не понял шутки. – Ну, то есть, я хочу сказать, здесь настоящий кофе варят, а не бурду всякую.

Саня вежливо улыбнулся. Он сидел, развалившись в уютном плетеном кресле, и наслаждался каждым мгновением жизни, потягивая любимый напиток малюсенькими глоточками. Все, что происходило вокруг, было и с ним, и не с ним, словно в какой-то сказке. Еще месяц назад где-то далеко-далеко, в голых и острых, как бритва, горах Афганистана, он слышал, как рвутся мины и стрекочут автоматные очереди, гибнут ребята, и черные тюльпаны везут груз 200 на родину к безутешным родителям, а сейчас вот он снова сидит в тихом кафе на тенистой улочке своего до боли родного городка, который за все это время совсем не изменился, и строит планы на будущее. Просто сон…

– Ты получил мое письмо? – неожиданно сменил тему Шаман.

– Получил.

– Ну?

– Ты все это серьезно?

– Серьезнее некуда, – подтвердил Шаман и замер, напряженно ожидая, что скажет друг.

Саня помолчал какое-то время. Шаман не торопил с ответом.

– Знаешь, – наконец проговорил Чиф, – все как-то странно. И верится, и не верится одновременно. Неужели это возможно?

– Сам не знаю, – сказал Шаман. – У меня такие же чувства. Временами я начинаю думать, уж не сбрендил ли я…

Он неловко ухмыльнулся, пытаясь превратить последнее высказывание в шутку. Но получилось не очень. Шутка опять не удалась. Чиф был настроен на основательную беседу.

– Что делать собираешься? – спросил он.

– Я еще не решил.

– У меня есть две недели отпуска. Так что я в твоем распоряжении. Можешь смело рассчитывать на меня. Помнишь, я ведь тоже хотел научиться проходить сквозь стены, – припомнил Чиф собственную фразочку из их давнишнего детского разговора.

Шаман посмотрел на друга и сразу понял, он хоть и говорит шутливым тоном, но имеет вполне серьезные намерения.

– Брат, я правда не знаю, что делать, – Шаман положил свою ладонь на руку Чифа и крепко сжал ее.

– Надо все проверить на месте, – сказал Чиф.

– Как? Отправиться в Тибет? С ума сошел, – Шаман даже расстроился.

– А что такого? Подумаешь, Тибет… Ты ведь уже один раз был там. Кстати, как тебе это удалось? У нас ведь с Китаем вроде не того…

– Я тебе уже писал о пространственно-временном скачке… Сам не знаю, как это происходит – я пока еще не разобрался, – но в той реальности попасть в Китай не представляло никакого труда. Я там был в составе геологической экспедиции от ИМГРЭ.

– Что за ИМГРЭ?

– Институт минералогии и геологии редких элементов.

– А-а-а…

– Теперь в Китай не попасть никак. Увы.

– Ничё. Я тебе помогу, – обнадежил Чиф. – Может быть, скоро у меня появятся такие возможности.

– Ты это о чем?

– Пока не могу говорить, – неловко заерзал Чиф, сообразив, что почти проболтался о своем новом назначении. – Короче, есть люди, которые могут все устроить, если заинтересуются. Потерпи.

– Фигня все это, – не поверил Шаман. – За две недели все равно не управимся. Тут не меньше месяца надо, а то и двух, даже если сможем до Китая беспрепятственно добраться. Опять же бабки нужны.

– Бабки – не проблема, – хвастливо заявил Чиф, хлопнув себя по карману. – Наберется мало-мало для старта.

Шаман смерил Чифа взглядом и понял, что в том говорит скорее юношеский задор, нежели точный расчет. Да и какого расчета можно было ожидать от вождя краснокожих?

– Лан, забей, – сказал Шаман. – Есть и другие соображения. У меня в детстве что-то похожее уже было однажды. Кстати, как раз в нашей норе… Только длилось всего секунду, и световой шар был маленький, сантиметров двадцать в диаметре, не больше.

– В норе? – удивился Чиф.

– Да.

– И ты мне ничего не сказал? – Чиф был уязвлен и обескуражен, ему-то казалось, что у них нет тайн друг от друга.

– Не парься, – примирительно сказал Шаман. – Я тогда сам не был уверен, что это случилось не во сне. Кстати, я и про Белого тоже пока ни в чем не уверен. У меня от этого уже весь мозг наизнанку.

– Ну, и причем здесь нора? – не понял Чиф. – Где нора, и где Шамбала… Что ты этим хочешь сказать?

– Думаю, что Белое братство может посылать знаки, – Шаман, наконец, почувствовал, что окончательно сформулировал идею, которая давно уже бродила и прорастала в его голове, и даже сам удивился простоте и изяществу этой мысли. – Что-то вроде дорожных указателей или подсказок.

– Как наши шифровки?

– Именно.

– Значит надо искать эти знаки, – обрадовался Чиф. – Начать можно прямо с норы.

– Я там уже был сегодня утром, – сказал Шаман. – Эффект нулевой.

– Попробуй еще раз, – настаивал Чиф. – Других зацепок у нас все равно нет.

– Бесполезно, – рассуждал вслух Шаман. – Если я прав, то ситуация все время развивается. Тогда этот знак был дан, чтобы направить мое внимание в сторону Шамбалы. Больше он не появится. Незачем. Надо искать новые знаки и новые подсказки, чтобы двигаться вперед.

– Ну-у-у… Так можно полжизни искать и ничего не найти, – огорчился Чиф. – Мой череп сейчас вспотеет изнутри. Ты хоть представляешь, в каком направлении копать?

Шаман не ответил. Он попытался еще раз во всех деталях припомнить разговор с Белым. Смутное ощущение, что решение этой непростой задачки кроется в словах хозяина дворца и раньше не оставляло его ни на минуту, а сейчас он был просто уверен в этом.

– Ну конечно! – он хлопнул себя ладонью по лбу, да так сильно, что сидевший рядом Чиф вздрогнул от удивления. – Белый сказал, что мы, типа, отражения друг друга. Значит, следующая подсказка может скрываться во мне. Надо только правильно сформулировать вопрос и услышать его ответ.

– Гениально! – вскричал Чиф в восхищении. – Только я вот ничего не понял…

Шаман сидел, словно кипятком ошпаренный, и ощущал легкую дрожь во всем теле от предвкушения близости разгадки. Так вот почему образ Белого показался ему знакомым – они не просто отражения друг друга, они на самом деле одно целое. Белый – это и есть сам Шаман, только в какой-то чужой, неведомой и непостижимой ипостаси. «Ну да, он ведь так и сказал: ты – это я, я – это ты… Эх, мне бы тогда сообразить. Кажется, дело начинает проясняться», – Шаман понял, что только что получил еще один знак. Теперь нужно будет хорошенько покопаться в себе и припомнить все, что происходило непосредственно до его встречи с Белым. А что-то там точно происходило. Ведь Белый откликнулся и открыл портал, остававшийся долгое время невидимым для всех остальных, кто посещал пещеру. Там ведь такие толпы бродили… Но на что он среагировал? Что заставило его открыть врата в царство света? Все обстоятельства, необходимые для встречи, стеклись тогда в одно время в одном единственно правильном месте. Пещера? Костер? Конкретный час? Значит, все-таки Тибет. Снова шаг за шагом пройти весь путь долгих медитативных сидений у костра в гроте и наладить связь с Белым. А вдруг повезет, и дверь в Шамбалу еще раз откроется. А если не откроется, то пещера поможет найти новые знаки, как сегодня это сделала давно уже не существующая нора. Вот и ответ. Шаман почувствовал, что абсолютно и бесспорно уверен в этом.

– Так, Чиф, ты прав, – в голосе Димы зазвучали нотки уверенности. – Нам надо попасть в Тибет. Подключай свои возможности.

– Э-э-э… Мне нужно с людьми переговорить, – обтекаемо ответил Чиф. – Через пару недель, как только отпуск кончится.

– Заметано. Ждали столько лет, подождем еще несколько дней, – подытожил Шаман, и вдруг встрепенулся. – А как же твоя десантура? Кто ж тебя отпустит?

– Во, бляха-муха… А я и не подумал. Ну, да ничего. Что-нибудь придумаем, – подмигнул Чиф, бодрясь и улыбаясь. – Где наша не пропадала. Кстати, я теперь буду служить уже в Союзе. Афган для меня все, финита.

– Круто, ничего не скажешь.

Дальше пили кофе молча. Шаману нужно было собраться с мыслями, а Чиф не хотел его тревожить. Он хорошо знал, что вот такой легкий медитативный ступор у его друга обычно заканчивается фонтаном свежих идей. И ему нравилось это предощущение. Вообще, все складывалось просто замечательно, вот только пока было неясно, как подкатить к Олегу Самохвалову, чтобы тот помог с поездкой в Китай. Неужели и вправду придется еще целый год ждать, пока служба не закончится? А может все-таки подвернется подходящий момент?

* * *

А в это же самое время в здании КГБ на площади Дзержинского в Москве, проходило закрытое совещание по делу «Шамбала».

– Товарищ генерал государственной безопасности 2 ранга, агент Чиф завербован и уже приступил к выполнению задания, – докладывал майор Станкевич.

– Он посвящен в детали операции, Олег Сергеевич? – поинтересовался генерал.

– Никак нет. Он вообще ни во что не посвящен. Дело идет самотеком, под воздействием силы тяжести, так сказать, – майор позволил себе немного улыбнуться.

– Это хорошо, – сдержанно похвалил его шеф. – Вы сработали как всегда безукоризненно и профессионально. Чем меньше неопытный агент знает, тем лучше – будет естественнее выглядеть, да и к тому же убедительнее. А что объект?

– Думаю, Шаман покажет нам вход в Шамбалу, в этом я практически не сомневаюсь. Вопрос только, нужно ли его вербовать, или нет. Так он все сделает по собственной инициативе, но это может быть нескоро и не очень эффективно, а начнем обрабатывать, можем спугнуть, уж больно он скользкий тип, – Станкевич пока не имел готового варианта и решил посоветоваться с руководством.

– Судя по докладам наружки, он вполне нормальный парень, только умник и шустрый слишком, – генерал недовольно крякнул. – Почитай его дело, что он в школе вытворял.

Станкевич едва заметно хмыкнул. История про лотерейные билеты уже успела стать широко известной в узких кругах чекистов.

– Не нравится мне, что мы ищем иголку в стоге сена, – продолжал генерал. – В письме нет никаких подробностей: ни точного места, ни времени, ни одной фамилии, черт возьми. Какой-то конспиратор доморощенный. Знать бы хоть приблизительный район поисков, смогли бы и сами справиться.

– Я полагаю, Викентий Михайлович, район ничего не даст. Мы можем быть в двух шагах от входа, но так и не увидеть его. В легендах о Шамбале ясно говорится, только чистые духом могут туда попасть.

Генерал пристально посмотрел на Станкевича поверх очков. Этот уничтожающий и леденящий кровь взгляд он тренировал годами, перебираясь по службе из одного кабинета в другой, всякий раз более высокий и респектабельный, отделанный дубовыми панелями в скромном, но подкупающе основательном стиле партай-дизайна. Благо учителя были хорошие – генерал помнил еще довоенные совещания у самого наркома внутренних дел СССР Лаврентия Павловича Берии, на которых ему два раза довелось побывать, несмотря на его тогдашнее юношеское звание лейтенанта госбезопасности.

– Не смешите меня, Олег Сергеевич. Хотите сказать, что, Шаман чист духом? – в голосе шефа зазвучали нотки иронии вперемежку с негодованием. – Если этот хитрожопый студентишко смог справиться, то и вы справитесь! Мне нужны запасные варианты на случай, если Шаман выкинет сюрприз. И потом, этот пространственно-временной скачок… Что это такое? Что за другая реальность? Поработайте с учеными. Подумайте, что с этим делать.

– Тут есть одна зацепка, – ответил майор, Шаман в начале июня обращался за информацией в ИМГРЭ, наводил справки. К тому же у него был странный разговор с однокурсником. Вероятно, в параллельной реальности он побывал в Тибете в составе экспедиции института.

– Ну вот, – одобрительно сказал Викентий Михайлович, – Берите в разработку специалистов института. Пусть укажут с точки зрения науки наиболее вероятные места стоянок геологической партии. И не забывайте про Чифа. Через несколько дней он выйдет на связь. Постарайтесь через него аккуратно выяснить более точное место поисков. Потом сопоставим данные.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – ответил Станкевич. – Однако считаю необходимым прежде дополнительно поработать с Чифом. Не хочется испортить наживку.

– Ладно, посмотрим еще немного, – одобрил шеф. – Не будем торопить события. Действуйте по обстоятельствам. И готовьте легенду. Скоро нужно будет отправлять парней в Китай, с которым у нас не очень. Сами понимаете.

– А поддержка? – поинтересовался майор.

– Одни поедут, – сказал генерал. – Чиф справится, Афган за плечами. А Шаману я пока не доверяю, почувствует опекунов, закроется и уйдет в несознанку. Клещами потом эту Шамбалу из него не вытянешь. Но время еще есть. Будем думать.

– Есть думать, – ответил Станкевич.

– И, кстати, помните, не одни мы Шамбалу ищем, – Викентий Михайлович скосил глаз в сторону западного полушария на политической карте мира, висевшей на стене его кабинета по правую руку.

Олег Сергеевич понимающе кивнул.

Глава 7. План

Первые дни каникул пролетели незаметно. Все это время друзья почти не расставались. Им было о чем поговорить, тем более что смутное ощущение необычайной важности миссии, которую приготовила им судьба, подогревало их любопытство и делало мысли более выпуклыми, острыми и смелыми. Жажда подвигов кипела в крови. Душевный адреналин начинал помаленьку зашкаливать.

Шаман в сотый раз воспроизводил в уме ситуацию встречи с Белым и все события, которые этому предшествовали. Он пытался вычислить, какие детали были существенными и решающими, а какие нет. Его не покидало чувство близости к разгадке тайны, казалось, что вот только руку протяни и возьми. Но в то же время бессилие злило. Ну что они там, в самом деле, специально издеваются, что ли? Неужели нельзя дать более ясные подсказки? Юноше думалось, что какие-то силы нарочно удерживают его на расстоянии. Ощущение беспомощности и некой богооставленности огорчало, угнетало и одновременно пугало. Он представлял себя бедным маленьким сиротой, всеми брошенным и покинутым, который стоит и плачет, и никому нет до него никакого дела. Вот такие картинки порой рисовало его воображение, и это было больно.

А между тем близилось время проникновения Шамана в Шамбалу в той, прошлой реальности. Когда же это было? Где-то 12 августа. Да, точно, 12 августа. То есть, в нынешней жизни – примерно через месяц, чуть больше. А ну как конкретная дата имеет значение? От этой догадки у Шамана все замерло внутри, и мурашки побежали по спине. Он поспешил поделиться открытием с Чифом.

Дело было у Шамана дома. Они с другом сидели в гостиной, развалившись в стареньких, но очень удобных креслах, и разговаривали.

– Ух ты! – громко выдохнул Чиф. – Ничего себе.

– Я и говорю, – голос Шамана зазвучал заговорщически.

– Эх, добраться бы до двенадцатого в эту твою пещеру, – мечтательно произнес Чиф. – Может опять получилось бы…

– Хорошо бы.

– Слушай, Шаман, – Чиф вдруг встрепенулся, – А когда ты увидел белый шар в норе? Ну, то есть, какого числа?

Дима задумался на мгновение:

– Точно не помню. Где-то в апреле.

– Нет, в апреле не канает, вот кабы в августе, – Чиф мечтательно почесал подбородок. – А сможешь вспомнить, днем это было или вечером?

– Вроде днем.

– А в Тибете?

– В Тибете ночью…

– Может ты ошибся, и время вообще не играет никакой роли? – спросил Чиф с недоверием. – Ты уверен, что все правильно понял?

– Я вообще пока ни в чем не уверен, – ответил Шаман отрешенно.

Чиф продолжал рассуждать вслух:

– Может пещера имеет значение? Ведь нора – это тоже своего рода пещера.

– Замкнутое пространство? – взгляд Шамана на секунду загорелся искоркой надежды.

– Ну да, дырка в земле. Может могила?

– А ну тебя – могила. Скажешь тоже.

Дима напряг извилины. Делать глобальные выводы всего по двум случаям было рискованно, любой специалист в области статистики засмеял бы. Но искать все равно надо.

– Да я в детстве и не был ни в какой Шамбале, – после минутной паузы проговорил Шаман с нотками явного огорчения, от того, что его стройная теория, едва родившись, начала разваливаться. – Только шар увидел, да рукой прикоснулся.

– А после норы у тебя не было никаких странностей? – не унимался Чиф. – Ну, там, скачков во времени, видений или чего-то вроде этого…

Шаман снова задумался.

– Точно не могу сказать. Тогда много всего странного происходило, помнишь, сколько шуму было по поводу долларов? Да и к тому же испугался я… – сказал он, силясь вспомнить.

– Ну, в школе, дома, во дворе… – Саня наступал.

Ай да Чиф! Несмотря на кажущуюся простоту, умеет он все-таки проникать в самую суть темы и задавать важные фишки для поворота мысли.

– Точно! – Шаман казалось, весь сжался, как пружина. – Контрольная по алгебре.

– Так, так, так, – Чиф приободрился. – Давай, раскручивай.

– На следующий день была контрольная по алгебре, точно такая же, как и на прошлом уроке, – у Шамана даже дух перехватило от ощущения близости удачи. – Я еще тогда подумал, зачем устраивать две контрольные подряд с одними и теми же задачками… Дежавю, блин.

– Что это? – не понял Чиф.

– Это когда тебе кажется, что какие-то события уже происходили, – пояснил Шаман, – или ты чувствуешь, что уже бывал в подобной ситуации. Все как будто повторяется. Необъяснимый феномен в психике.

– А раньше у тебя случалась такая дежавю? – продолжал Чиф.

– Случалась ли у меня дежавю? – рассмеялся Шаман. – Вообще-то дежавю, по-моему, среднего рода.

– Уверен?

– Не совсем.

– Блин, не важно, – отмахнулся Чиф, – Говори по существу.

– Так сразу и не скажешь, – Шаман мучительно пытался вызвать в памяти события из своего раннего детства. – Дежавю, наверное, не было. А вот странный случай один припоминаю: словно это происходило и со мной, и не со мной.

– Давай, давай, – подбодрил Чиф, – вспоминай уже.

– Это, вроде как я со стороны за собой наблюдал, и не понимал, что делаю, – Шаман воодушевился. – Помню как-то в пятом классе на уроке математики у Галины Ивановны… Она тогда задачку сложную задала, а я, не зная ответа, вдруг начал руку тянуть. Зачем, не ясно. Ну, меня естественно вызвали, а я, сам не понимая, что говорю, взял, да все решение правильно и рассказал, даже пятерку получил. И было такое ощущение, что будто это я говорю, но на самом деле вроде и не я, а кто-то другой, а я только губами шевелю, да еще и наблюдаю за всем этим как бы со стороны.

– Эй, братишка, ты вообще здоров? – пошутил Чиф, помахав рукой перед лицом товарища, как это делают врачи, желая убедиться, что пациент в себе.

– Да ну тебя, – возмутился Шаман. – Сам же просил припомнить.

– Лан, не сердись, – примирительно сказал Чиф. – Скажи-ка лучше, как это к делу пришить?

– Не знаю. Но я тогда сильно обалдел, – студент почувствовал легкую испарину. – Ух… Я и сейчас под впечатлением, стоило только вспомнить…

В эту минуту в прихожей зазвонил телефон.

– Погодь, я мигом, – сказал Шаман, вытирая ладонью лоб, и пошел снять трубку. – Слушаю вас.

* * *