Читать онлайн
Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942
Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942
Рецензенты:
д-р ист. наук Н. Д. Козлов (ЛГУ им. А. С. Пушкина),
д-р ист. наук М. В. Ходяков (С.-Петерб. гос. ун-т)
Печатается по постановлению Ученого совета исторического факультета Санкт-Петербургского государственного университета
От автора
Занимаясь многие годы изучением истории обороны и блокады Ленинграда, я только в последнее время пришел к выводу, что должен написать свою «блокадную книгу» историка. Этой книгой я выполняю свой долг перед моими родителями: Леонтием Ефимовичем Соболевым, воевавшим и погибшим на Ленинградском фронте в марте 1943 г., Марией Ивановной Соболевой, спасшей нас с братом от голодной смерти, перед моими блокадными одноклассниками и учителями 331-й школы Володарского района, перед воспитателями и товарищами по несчастью детского дома № 54; перед студентами, аспирантами и преподавателями Ленинградского университета, подвигу которых в годы Великой Отечественной войны посвящены многие мои работы и, конечно, перед всеми защитниками Ленинграда, погибшими на поле боя, в осажденном городе от голода, обстрелов и бомбежек.
Так случилось в моей жизни, что, выжив семилетним ребенком в блокадном Ленинграде благодаря безграничной любви и заботе моей матери, я вернулся в блокаду через 20 лет в качестве ее историка и испытал потрясение не менее сильное, чем в детстве. Это было тем более неожиданно, что в послевоенные годы мне казалось, что я все забыл о том страшном времени. Однако судьбе было угодно мне о нем напомнить: поступив после окончания исторического факультета ЛГУ в 1959 г. на работу в Ленинградское отделение Института истории АН СССР, я попал в качестве начинающего исследователя в авторский коллектив по подготовке истории Ленинграда в годы Великой Отечественной войны и блокады. С того времени начались мои блокадные переживания, источником которых стали документы и материалы практически всех архивов Ленинграда и Москвы. К сожалению, многие документы тогда были еще засекречены, а целый ряд важных проблем обороны и блокады Ленинграда находился под негласным запретом.
Представляется, что предлагаемое в книге синхронизированное изложение событий в блокадном кольце и за его пределами позволяет рассмотреть жизнь города-фронта в самое трудное время блокады во всей ее трагичности. Сознавая, что тема блокады Ленинграда требует особой доказательности и убедительности, автор счел необходимым включить в каждую из глав подборку наиболее важных документов, чтобы читатель смог получить конкретное представление об источниках. Помещенные в книге иллюстрации – из Центрального государственного архива кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга, архива Государственного Музея истории Санкт-Петербурга и личного архива автора.
В ходе многолетних архивных розысканий мне пришлось сделать немало открытий как о высоком моральном духе ленинградцев, так и об их трагической судьбе. И это не шло ни в какое сравнение с тем, что я видел своими глазами из окна нашей промерзшей квартиры блокадной зимой 1941–1942 г. Об этих печальных открытиях я постараюсь рассказать в своей книге.
Выражаю искреннюю благодарность и сердечную признательность моим коллегам, с которыми я связан многолетними творческими контактами, участием в подготовке коллективных трудов, публикаций документов, в научных конференциях: В. М. Ковальчуку Б. П. Белозерову, С. К. Берневу, В. А. Иванову, Н.Д. Козлову, Ю. И. Колосову, T. С. Конюховой,В. А. Кутузову, Н. А. Ломагину, С. В. Магаевой, М. И. Фролову, М. В. Ходякову, А. Н. Цамутали, Н. Ю. Черепениной, А. Н. Чистикову. Особая благодарность – А. А. Смирновой, которая постоянно поддерживала мое стремление написать эту работу, а также Н. И. Богомазову, оказавшему большую помощь на завершающем этапе подготовки рукописи к печати.
Глава первая
Блокада Ленинграда: постижение правды
Но даже тем, кто все хотел бы сгладить
В зеркальной робкой памяти людей,
Не дам забыть, как падал ленинградец
На желтый снег пустынных площадей.Ольга Берггольц
У каждого ленинградца, пережившего блокаду, остались свои впечатления и представления о ней, своя правда. Для подавляющего большинства из них это была «горькая правда», но трагический лик блокады, освобожденный от многих слоев полуправды и лжи, предстояло еще увидеть спустя многие годы. И дело было не только в том, что в течение длительного времени власти не позволяли нам открыто взглянуть на «маску трагедийного конца» блокадной эпопеи, но и в том, что наши собственные впечатления должны были пройти мучительные испытания великим множеством страшных и даже чудовищных фактов нашей общей блокады.
Одним из них стало сокрытие правды о блокаде Ленинграда, начавшееся еще в годы Великой Отечественной войны. От советской и международной общественности тщательно скрывалось все, что происходило в Ленинграде в период его 872-дневной блокады, в особенности масштабы смертности мирного населения от голода. О трагедии Ленинграда не было сказано ни слова в нотах народного комиссара иностранных дел В. М. Молотова, адресованных прежде всего народам союзников по антигитлеровской коалиции с тем, чтобы мобилизовать общественное мнение на более активную борьбу с гитлеровской Германией… Ни до внутреннего, ни до внешнего читателя правдивая информация о страданиях и лишениях ленинградцев не доходила[1]. Как писал позднее авторитетный исследователь А. П. Крюковских, «тема наступившего массового голода оказалась абсолютно запретной для печати и радио. Введя жесточайшую цензуру на информацию о катастрофическом положении Ленинграда, центр тем самым косвенно признал свою вину за непринятие мер по обеспечению города продовольствием и топливом, по своевременной массовой эвакуации населения»[2].
Борьба за правду о блокаде Ленинграда начиналась теми ленинградцами, кто, пережив страшную зиму 1941–1942 гг., увидел в ней «небывалый еще опыт человечества» и потому страстно желал, чтобы об этом опыте узнали все. Ольга Берггольц, сразу же заявившая «Я здесь, чтобы свидетельствовать…» и ставшая подлинным поэтом блокадного Ленинграда, прилетев в начале марта 1942 г. на короткое время в Москву, сделала неприятное для себя открытие, которое в тот же день зафиксировала в своем дневнике. «О Ленинграде все скрывалось… Трубя о нашем мужестве, они скрывают правду о нас». В этом мнении Берггольц утвердилась и после трехнедельного пребывания в столице и общения с московскими друзьями, коллегами и чиновниками от культуры. 20 марта 1942 г. она отметила в дневнике: «Здесь не говорят правды о Ленинграде, не говорят о голоде, а без этого нет никакой “героики” Ленинграда… Заговор молчания вокруг Ленинграда… А для слова – правдивого слова о Ленинграде – еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще? Будем надеяться»[3].
Однако ленинградские историки, выжившие после голодной зимы 1941–1942 гг., считали, что это время настало по крайней мере для собирания различного рода документальных материалов с целью подготовки в дальнейшем правдивой истории обороны Ленинграда. В конце марта 1942 г. Комиссия Президиума АН СССР по ленинградским академическим учреждениям обратилась в городской комитет партии с письмом, содержавшим предложение о создании общегородской Комиссии, которая возглавила бы эту работу[4]. Хотя на этом письме имеется резолюция секретаря городского комитета партии Н. Д. Шумилова – «Этот вопрос нами готовится на бюро ГК», уважаемая Комиссия Президиума АН СССР ответ на свое предложение так и не получила, как и не последовало каких-либо мер по организации Комиссии. Причина, конечно же, была не в том, что партийные органы были так заняты обороной города, что не имели времени обсуждать другие, менее важные вопросы. Как скоро выяснится, организация и работа такой Комиссии не мыслилась иначе как под контролем партийных и советских властей[5]. И в самом деле, спустя год, в апреле 1943 г., партийное руководство города приняло постановление о создании общегородской Комиссии по сбору материалов и составлению хроники «Ленинград и Ленинградская область в Отечественной войне против немецко-фашистских захватчиков». В постановлении подчеркивалось, что эта Комиссия создается «в целях руководства и направления работы по собиранию материалов и составлению хроники»[6]. Если сама работа по собиранию материалов и их хранению и составлению хроники была возложена на Ленинградский Институт истории ВКП(б), сотрудники которого начали сбор этих материалов по своей инициативе еще в 1942 г., то руководство и направление работы было поручено целой группе партийно-советских функционеров во главе с секретарями по пропаганде А. И. Махановым (Городской комитет ВКП(б)), и К. И. Домокуровой (Областной комитет ВКП(б))[7]. Историки справедливо обратили внимание на то, что в постановлении не шла речь о собирании материалов для написания истории обороны Ленинграда, как это предлагалось в письме Комиссии Президиума АН СССР по ленинградским учреждениям, а всего лишь о составлении хроники[8]. Тем не менее здесь нельзя не воздать должное сотрудникам Ленинградского Истпарта, которые под руководством директора С. И. Авакумова проделали огромную работу по сбору дневников и стенографированию воспоминаний участников обороны Ленинграда. Ленинградскому Истпарту принадлежит также заслуга подготовки и публикации первых сборников документов и материалов о Ленинграде в период Великой Отечественной войны[9].
После так называемого «Ленинградского дела», в процессе которого были репрессированы многие бывшие руководители обороны Ленинграда, вокруг темы блокады Ленинграда почти на десять лет возник своеобразный вакуум. Исключение здесь составил ряд статей в начавшем выходить с конца 1940-х годов втором издании Большой советской энциклопедии[10]. В статье «Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945», опубликованной в седьмом томе Большой советской энциклопедии (1951 г.), содержалось упоминание о «героической обороне Ленинграда», в ходе которой, «несмотря на голод и лишения, связанные с блокадой, непрерывными обстрелами, доблестные защитники города, вдохновляемые И. В. Сталиным, руководимые А. А. Ждановым, отразили все атаки противника»[11]. Заслуги Жданова подчеркивались и в специальной статье о нем, помещенной в 15-м томе Большой советской энциклопедии (1952 г.). В ней говорилось: «В годы Великой Отечественной войны Советского Союза большевистская партия и Советское правительство возложили на
А. А. Жданова организацию обороны Ленинграда. В труднейшие месяцы осады города гитлеровской армией ленинградские большевики во главе с А. А. Ждановым были душой героической обороны города Ленина, проявляя величайшее мужество и героизм. Выполняя указания И. В. Сталина, воины Советской Армии и трудящиеся Ленинграда отстояли город-герой, и под руководством А. А. Жданова осуществили гениальный сталинский план разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом»[12]. По этой статье выходило, что «величайшее мужество и героизм» проявили ленинградские большевики, а трудящиеся осажденного города выполняли всего лишь указания товарища Сталина. Но пройдет еще год, и в статье, опубликованной в 22-м томе Большой советской энциклопедии, посвященной Коммунистической партии в период Великой Отечественной войны, не будет даже упоминания о битве за Ленинград, в то время как будут упоминаться «Разгром немцев под Москвой», «Сталинградская битва», «Битва под Курском»[13]. В этом умолчании, на наш взгляд, проявилась запоздавшая реакция на нелепые обвинения «ленинградских заговорщиков» в том, что они раздули подвиг Ленинграда в ущерб подвигу Москвы и других городов-героев, в первую очередь Сталинграда. К тому времени «заговорщики» уже были расстреляны, многие документы блокадной поры были уничтожены, а Музей обороны Ленинграда, напоминавший каждым своим экспонатом о подвиге ленинградцев в годы блокады, был практически уничтожен.
Одним из последствий «Ленинградского дела» явилась боязнь участников обороны Ленинграда и историков писать о трагических страницах блокады. Именно потому вышедшая в 1958 г. книга Д. В. Павлова «Ленинград в блокаде (1941 год)» была встречена общественностью и историками с таким вниманием и интересом. Дело в том, что автор этой книги, бывший нарком торговли РСФСР в годы Великой Отечественной войны, в течение осени и зимы 1941–1942 гг. находился в осажденном Ленинграде в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения города, и потому его позиция в освещении целого ряда ключевых проблем обороны и блокады Ленинграда приобретала особую значимость. Сразу же подчеркнем, что в книге Д. В. Павлова содержится большой и ценный фактический материал о запасах продовольствия в Ленинграде в военное время, их распределении среди войск фронта и населения города, о мерах по спасению ленинградцев от голодной смерти, изыскании пищевых заменителей, доставке продовольствия в осажденный Ленинград. Вместе с тем нельзя было не заметить, что в то время как исследователи широко использовали содержащиеся в этой книге материалы, свидетельства и наблюдения автора, сам Д. В. Павлов, выпуская огромными тиражами одно издание за другим (с 1958 по 1985 г. книга переиздавалась 6 раз), смотрел на выходившую в эти годы историческую и мемуарную литературу с высоты своего номенклатурного положения. Хотя в контексте этой литературы многие положения его книги «Ленинград в блокаде» требовали уточнений или разъяснений, ее автор предпочитал поправлять других и делал это так, как будто только он владел истиной. Это не значит, конечно, что Д. В. Павлов ничего не менял в своей книге. Сравнительный анализ текстов всех шести изданий книги «Ленинград в блокаде» позволяет судить о характере вносимых им изменений[14].
Получив с конца 1950-х годов доступ к ранее недоступным архивным источникам, историки в результате их изучения пришли к выводу о том, что многие проблемы истории блокады и обороны Ленинграда нуждаются в переосмыслении и уточнении. К их числу относился и вопрос о смертности мирного населения в блокированном Ленинграде. Показательно, что в первой половине 60-х годов такого же мнения придерживались и официальные власти. 28 июня 1964 г. в газете «Красная Звезда» был опубликован ответ советского правительства на запрос шведского правительства о судьбе шведских моряков с судна «Бенгт Стуре», погибшего в годы Второй мировой войны. В этом ответе говорилось, что «моряки погибшего шведского судна «Бенгт Стуре» могли оказаться в зоне ожесточенных боев, которые охватили район Балтийского моря и Ленинграда. Эти бои были сопряжены с огромными человеческими жертвами, причем сложившиеся тогда тяжелые условия не позволили вести точный учет гибнущих людей. В Ленинграде есть кладбище, на котором похоронено, по одним сведениям, 600 тысяч человек, по другим – 700 тысяч. Никто не знает точно, сколько погибло людей в Ленинграде и в районе Ленинграда»[15].
Принимая во внимание все эти обстоятельства, сотрудники Ленинградского отделения Института истории АН СССР, участвовавшие в 1960-х годах в подготовке V тома «Очерков истории Ленинграда», посвященного периоду Великой Отечественной войны и блокады города, специально исследовали вопрос о потерях ленинградцев от голодной смерти. Результатом этой работы стала статья «Ленинградский “реквием” (о жертвах населения в Ленинграде в годы войны и блокады)», опубликованная в 1965 г. в журнале «Вопросы истории»[16]. На основе анализа всех имевшихся в распоряжении авторов источников (как опубликованных, так и архивных), они пришли к выводу, что официальную цифру – 632 253 человека погибших от голода в Ленинграде в годы войны и блокады – нельзя считать окончательной и что такой минимальной цифрой можно с полным основанием считать 800 тыс. человек[17].
Попытку уточнить число жертв голодной блокады предприняли тогда же и сотрудники Института истории партии Ленинградского обкома КПСС. Итоги их подсчетов нашли свое отражение в опубликованной в конце 1965 г. книге «На защите Невской твердыни», в которой на основе приведенных ими подсчетов констатировалось, что в «Ленинграде и пригородных районах в суровое время вражеской блокады погибло от голода не менее миллиона человек»[18].
Публикация «Ленинградского “реквиема”» и новые данные ленинградских историков о смертности населения в осажденном Ленинграде получили широкий общественный резонанс и поддержку специалистов и видных участников обороны Ленинграда, в том числе Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. И только Д. В. Павлов категорически выступил против пересмотра официальных данных о потерях населения Ленинграда от голодной блокады. В опубликованной в 1970 г. в газете «Советская Россия» статье «Истина остается истиной» он обрушился на своих оппонентов с грубой и неубедительной критикой, представляя их дилетантами и ставя на одну доску с «буржуазными фальсификаторами истории»[19]. Не полагаясь на свой авторитет, Д. В. Павлов, как выяснилось позже (все тайное когда-нибудь становится явным), обратился за поддержкой в самые высокие партийные инстанции. В письме секретарю ЦК КПСС М. А. Суслову от 13 ноября 1975 г. он писал: «Считаю своим долгом доложить Центральному Комитету партии, что в некоторых книгах советских авторов допущены грубые извращения исторической правды. Приводятся утверждения, что за время блокады Ленинграда погибло от голода не 642 тысячи человек, как было установлено Чрезвычайной Комиссией по расследованию фашистских злодеяний, а 800 тысяч и даже миллион. За эти цифры ухватились фальсификаторы истории…»[20]. Излагая далее «истинную сторону дела», Д. В. Павлов уверял, что он в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны получал самые достоверные сведения о смертности ленинградцев от голода – регулярные отчеты отдела здравоохранения, которые дают ему основания утверждать, что «абсолютное большинство жителей города, благодаря усилиям ЦК партии и правительства, удалось спасти». Настаивая на своей правоте, он в конце своего обращения к М. А. Суслову апеллировал к политическому аспекту «дела»: «Менять через 30 лет известную всему миру цифру – 642 тысячи на другую – 800 тысяч ничего полезного не даст, а только подорвет стабильность официальных заявлений нашего правительства. А кому это выгодно? Прошу Вас не допустить публикации другой цифры»[21]. И М. А. Суслов «не допустил». По его поручению отдел пропаганды ЦК КПСС употребил все свое влияние, чтобы изъять из научного оборота любые данные о смертности в Ленинграде в годы блокады, кроме официально признанной цифры в 632 253 человека. В результате уточненные данные о смертности в блокированном Ленинграде были сняты уже в макетах 5-го тома «Истории КПСС» и 8-го тома «Истории второй мировой войны». Дело дошло даже до насилия над текстом воспоминаний Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Во втором, еще прижизненном издании своих «Воспоминаний и размышлений» Г. К. Жуков счел необходимым высказать свою точку зрения по вопросу о размерах потерь ленинградцев от голодной смерти в годы блокады. «Просто установить сразу после войны подлинные цифры жертв осады, – писал он в первом томе, – оказалось делом нелегким. В страшную блокадную зиму 1941/42 года детально подсчитать умерших от голода было некому. Первой объявленной цифрой погибших было 632 тысячи человек. Но впоследствии советские историки уточнили эту цифру, что и нашло отражение в пятом томе “Очерков истории Ленинграда”. Вот что написано в этот авторитетном труде: «От налетов авиации и артиллерийских обстрелов погибло 16 467 ленинградцев и 33 782 человек получили ранение. Не менее 800 тысяч ленинградцев (курсив мой. – Г. Ж.) погибло от голода и лишений – таков итог вражеской блокады»[22].
Вместо этого текста в третьем издании мемуаров Г. К. Жукова, выпущенных в свет уже после смерти их автора, в 1978 г. и во всех последующих изданиях читателю предлагается прямо-таки противоположное «мнение» мемуариста: «В страшную зиму 1941/42 года детально подсчитать умерших от голода было некому. Но впоследствии Чрезвычайная Государственная Комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков установила, что во время блокады Ленинграда погибли от голода около 642 тысячи человек и от налета фашистской авиации и артобстрелов пали около 21 тысячи человек»[23]. Такое обращение с текстом воспоминаний Г. К. Жукова, которому в вопросе о жертвах ленинградцев в годы блокады приписано утверждение прямо противоположное тому, которое он отстаивал сам, оскорбляло память не только выдающегося советского военачальника, но и защитников Ленинграда. Решительное осуждение подобной практики прошлого, отмена монополии того или иного авторитета на «окончательную истину» стали необходимыми условиями на пути восстановления исторической правды в нашей истории, в том числе и в истории героической обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.
И все же никакие Павловы и Сусловы не могли остановить начавшийся процесс научного изучения ленинградской блокады. Первым монографическим исследованием этой проблемы стала вышедшая в 1959 г. книга московского историка А. В. Карасева «Ленинградцы в годы блокады».[24] Автор книги, воевавший на Ленинградском фронте и ставший после войны научным сотрудником Института истории АН СССР, изучил и ввел в научный оборот огромный пласт документов из центральных и ленинградских архивов. Именно эти новые документы позволили А. В. Карасеву правдиво осветить самые разные стороны блокадной жизни ленинградцев, показать последствия голода и холода, унесших в первую блокадную зиму сотни тысяч жизней.
Вскоре после появления книги А. В. Карасева вышел целый ряд работ и ленинградских авторов, которые осветили важные вопросы жизни блокадного Ленинграда[25]. Но по богатству документального материала и его осмыслению, и тем более по эмоциональному воздействию на читателя, они уступали книге А. В. Карасева. Заметная боязнь авторов сказать правду о блокаде Ленинграда была прямым следствием «Ленинградского дела» и партийного контроля над исторической наукой.
В 1965 г. был опубликован коллективный труд «На защите Невской твердыни. Ленинградская партийная организация Ленинграда в годы Великой Отечественной войны»[26]. Содержание этой книги далеко выходило за рамки ее названия и отличалось богатством новых архивных документов, относящихся к различным сторонам жизни блокированного города.
Важным событием в историографии обороны и блокады Ленинграда стал выход в 1967 г. пятого тома «Очерков истории Ленинграда», посвященного периоду Великой Отечественной войны. Чтобы представить, в каких условиях пришлось авторскому коллективу готовить этот фундаментальный труд, состоявший из 23 глав, объединенных в пяти частях, надо иметь в виду, что контроль над подготовкой и обсуждением практически всех глав осуществляла влиятельная редколлегия, в которую помимо ленинградских историков В. М. Ковальчука, Н.Е. Носова, А.Л.Фраймана входили заведующий отделом обкома КПСС Г. П. Александров, заведующий отделом истории Великой Отечественной войны Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС Е. А. Болтин, секретарь Ленинградского горкома КПСС Ю. И. Заварухин, директор Ленинградского Института истории партии С. П. Князев. Понятно, что такой состав редколлегии заранее предполагал корректировку авторского текста. Тем не менее эта коллективная работа ленинградских историков значительно продвинула вперед изучение многих проблем истории блокады и обороны Ленинграда, что признают и современные исследователи. Один из самых авторитетных специалистов сегодня Н. А. Ломагин считает, что в этой работе «впервые комплексно рассмотрены проблемы здравоохранения, а также культурной и научной жизни в блокированном городе. Ленинградские историки убедительно показали, что город не только выживал, но и не прекращал оставаться «культурным центром» в нечеловеческих условиях. Кроме того, авторы восстановили картину тягот и лишений, которые выпали на долю горожан в период блокады, особенно зимой 1941–1942 гг., и с максимально возможной в условиях жесткой цензуры объективностью рассказали о настроениях населения»[27]. Подчеркивая важность поставленного авторами вопроса о настроениях ленинградцев в годы блокады, Н. А. Ломагин пишет, что «в данном случае речь идет о первой попытке применить некоторые методы социальной истории, апробированные на материале истории революций 1917 г., для оценки ситуации в 1941–1944 гг.»[28].
Заявив в коллективной работе «Ленинград в Великой Отечественной войне» о своих исследовательских интересах и профессиональном потенциале, многие авторы затем подготовили и опубликовали целый ряд монографий. В 1975 г. вышла в свет монография В. М. Ковальчука, посвященная истории строительства и эксплуатации Ладожской коммуникации блокированного Ленинграда[29]. Работа была основана на изучении всего комплекса архивных документов и стала существенным вкладом не только в историографию обороны и блокады Ленинграда, но и Великой Отечественной войны в целом. В последующие годы В. М. Ковальчук продолжил исследование этой важной проблемы, опубликовав еще ряд книг[30].
А. Р. Дзенискевич, автор трех крупных глав в пятом томе «Очерков истории Ленинграда», посвященных жизни города в 1943–1945 гг., опубликовал затем серию книг о ленинградских рабочих в период блокады[31]. Его работы являются наиболее надежным источником о численности, составе и положении ленинградских рабочих в годы войны и блокады.
Со второй половины 80-х годов, особенно в 90-е годы, когда вместе с партийным диктатом ушла в прошлое и цензура, в изучении истории обороны и блокады Ленинграда произошли качественные и количественные изменения. По подсчетам отечественных историков, за последние 20 лет число публикаций о блокадном Ленинграде увеличилось не менее чем на 250 названий[32]. Как установил американский историк профессор Ричард Бидлак, давно занимающийся историей ленинградской блокады, на середину 90-х годов по этой теме было опубликовано свыше 400 монографий, многие из которых, по его мнению, «сильно пострадали от тяжелой руки цензуры»[33].
Сильные и слабые стороны исторической литературы о блокаде Ленинграда стали в последние годы предметом откровенного и объективного анализа историков[34]. Поэтому отмечу здесь наиболее существенные достижения отечественных и зарубежных исследователей истории блокады Ленинграда. В первую очередь следует назвать книгу «Блокада рассекреченная», основу которой составили материалы состоявшейся в январе 1992 г. в Ленинграде широкой научной дискуссии под эгидой «Международной ассоциации блокадников города-героя Ленинграда». Участники этой дискуссии, а их было около 200, обсуждали вопросы, которые ранее не могли быть официально предметом рассмотрения: какие факторы привели к блокаде Ленинграда? Кто несет ответственность за выпавшие на долю ленинградцев лишения и страдания? В чем (и в ком) причины неудачных попыток деблокировать Ленинград? Каковы были взаимоотношения между властью и населением в критическое время блокады? Каковы были реальные потери в рядах защитников осажденного города? Участники дискуссии не предлагали готовых ответов на эти непростые вопросы и сходились в том, что ответить на них объективно можно только на основе новых архивных документов, засекреченных и запрятанных в различных архивах[35].
В 1994 г. Ассоциация историков блокады и битвы за Ленинград в годы Второй мировой войны, созданная в период перестройки и объединившая вокруг себя как известных, так и начинающих исследователей, выпустила коллективный труд «Ленинград в борьбе: месяц за месяцем»[36]. Построенная по хронологическому принципу книга месяц за месяцем давала систематическое представление о том, что происходило на фронте и в самом городе. Основываясь на богатом документальном материале, авторский коллектив[37] создал общий очерк, в котором были показаны и героизм защитников осажденного города, и трагедия населения в самые трудные месяцы голодной блокады. По мнению рецензента, «книга была свидетельством того, что историки, изучающие историю обороны Ленинграда, в трудной обстановке начала 1990-х годов сохранили свою готовность продолжать исследовательскую работу»[38].
Вышедший из печати в 1995 г. сборник статей «Ленинградская эпопея» стал убедительным свидетельством того, что изучение истории обороны и блокады Ленинграда идет по пути расширения как проблематики исследования, так и круга источников. Как отмечалось в предисловии к этой книге, «основной особенностью сборника является попытка всех без исключения авторов рассматривать события исключительно с позиций научной объективности»[39]. В том, что это не дежурная фраза, присутствующая обычно в каждом предисловии, убеждаешься по прочтении всех статей сборника. Наряду с научными сотрудниками Санкт-Петербургского Института истории РАН авторами статей стали историки других научных учреждений и вузов. Высоко оценивая научный уровень всех статей, хотелось бы все же выделить статьи Н. А. Ломагина «Настроения защитников и населения Ленинграда в период обороны города, 1941–1942 гг.» и М. В.Шкаровского «Религиозная жизнь Ленинграда в годы войны», написанные на основе изучения новых источников. Нельзя не обратить внимание на появление в коллективном труде ленинградских историков статьи американского историка, профессора Ричарда Бидлака «Рабочие ленинградских заводов в первый год войны», что хотелось бы воспринять за начало складывающегося единого с зарубежными учеными историографического пространства.
Важное значение в дальнейшем исследовании различных проблем истории обороны и блокады Ленинграда имеют вышедшие в это время работы В. А. Иванова[40].
Начало XXI в. стало и началом нового этапа в историографии обороны и блокады Ленинграда. И связано это в первую очередь с выходом в свет в 2002 г. фундаментального исследования Н. А. Ломагина «Неизвестная блокада» в двух книгах[41]. В этом исследовании автор поставил и рассмотрел принципиально новые и фактически не изученные проблемы: «Кремль и Смольный в годы блокады», «Власть: смысл жертв и ожидание перемен. 1942–1945», «Политический контроль над населением блокированного Ленинграда», «Роль НКВД в политическом контроле», «Настроения населения в годы войны и блокады», «Моральный фактор в битве за Ленинград». Эти важные проблемы исследованы автором на основе изучения и введения в научный оборот новых документов, ранее не доступных историкам. Работы Н. А. Ломагина положили, таким образом, начало качественно новому измерению блокады[42].
Новое направление в изучении блокады Ленинграда открыла вышедшая в 2001 г. коллективная монография «Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде», посвященная историко-медицинскому аспекту блокады и в первую очередь изучению медицинских последствий блокады[43]. В подготовке этой монографии участвовали медики, биологи, демографы, историки и др., и по своей проблематике эта работа вышла за рамки чисто медицинских проблем, органически соединив исследования специалистов в разных отраслях науки. В том же году в Петербурге состоялась по этой теме международная научная конференция, основными докладчиками на которой были авторы коллективной монографии[44]. Английский историк Джон Барбер, выступивший на этой конференции с докладом «Блокада Ленинграда в исторической ретроспективе», предложил рассматривать блокаду Ленинграда «в контексте многовековой борьбы человечества за выживание перед лицом основных опасностей, постоянно угрожающих населению планеты, – голода, войн и болезней». Предлагая посмотреть на блокаду глазами ученых-медиков, он считает, что такой угол зрения поможет ответить на целый ряд важных вопросов: кто умирал в осажденном Ленинграде в первую очередь? Кто смог выжить? Какие физиологические и психологические особенности помогли ленинградцам в борьбе за жизнь? Каковы основные факторы массовой смертности? В чем проявлялись непосредственные и отдаленные последствия голода, продолжавшие оказывать свое негативное воздействие много лет спустя[45]?
Ответы на эти важные вопросы содержатся в вышедших в последние годы монографических исследованиях А. Р. Дзенискевича, С. В. Магаевой, В. Б. Симоненко, Л. И. Тервонен, Л. П. Хорошихиной[46]. Некоторые из названных выше авторов (С. В.Магаева и Л. И. Тервонен) пережили ленинградскую блокаду в детском возрасте, испытали сильное психоэмоциональное воздействие обстрелов и бомбежек, страшного голода зимы 1941–1942 гг. На основе анализа большого фактического материала и своего блокадного опыта они сформулировали представления о блокадном характере, который способствовал выживанию в экстремальных условиях.
Проблема смертности в блокированном Ленинграде является центральной и в опубликованной в 2003 г. книге М. И. Фролова «Салют и реквием. Героизм и трагедия ленинградцев. 1941–1944 гг.». Констатируя чрезвычайную сложность выяснения и уточнения потерь населения осажденного Ленинграда от голода, автор считает, что приблизиться к решению этой задачи может помочь анализ таких первичных документов, как домовые книги, а также социологических опросов переживших блокаду ленинградцев. Проделанный им анализ домовых книг Василеостровского района за период блокады показывает, что это перспективный источник. М. И. Фролов высказывает мнение, согласно которому жертвами голодной блокады с учетом смертности населения во время эвакуации стали не менее 800 тыс. ленинградцев[47]. Тем самым он солидаризируется с другими исследователями, которые определяют потери населения Ленинграда от голода в 700–800 тыс. человек[48].
Соглашаясь с М. И. Фроловым в том, что уточнение потерь ленинградцев от голода связано с привлечением новых источников, следует отметить, что дальнейшего критического изучения требуют и документы, казалось бы, давно известные, но не ставшие тем не менее объектом специального исследования. Материалы Ленинградской городской Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников впервые стали предметом обстоятельного изучения в кандидатской диссертации С. Б. Бизева в 2001 г. Главный вывод, к которому пришел молодой исследователь в результате анализа документов этой Комиссии, состоит в том, что установленная ею цифра потерь ленинградцев от голода – 649 тыс. человек – является не точной из-за ошибок, допущенных при составлении именных списков[49]. С. Б. Бизев пришел также к выводу, что в блокированном Ленинграде погибло еще около 100 тыс. человек, не учтенных в районных именных списках, и общая цифра потерь мирного населения Ленинграда, Пушкина и Петродворца составляет не менее 770 тыс. человек[50].
К вопросу о жертвах голодной блокады вернулся в своей монографии «900 дней блокады: Ленинград 1941–1944» В. М. Ковальчук, занимающийся изучением этого вопроса многие годы. В своей новой работе он обстоятельно рассматривает основные проблемы, прямо или косвенно связанные с причинами столь длительной осады города, с тяготами и лишениями, выпавшими на долю его жителей. Определяя цифру погибших в блокаде ленинградцев от голода, холода, болезней, обстрелов и бомбежек в 750 тыс. человек, В. М. Ковальчук подчеркивает, что эта цифра – «результат многолетнего анализа, главным образом, ленинградских историков, занимающихся изучением истории блокады, самых разных документов, в том числе и тех, которые раньше не было доступны исследователям»[51].
Если объективное изучение блокады Ленинграда в нашей стране тормозилась с самого начала негласным запретом на публичное обсуждение ее трагических страниц, то зарубежные авторы, особенно те, кто побывал в блокированном Ленинграде, не стеснялись в выражении своего восхищения подвигом ленинградцев. Здесь в первую очередь необходимо назвать имя английского журналиста и историка Александра Верта, находившегося в годы войны в СССР в качестве корреспондента «Санди Таймс» и радиовещательной компании Би-би-си. Александр Верт – один из немногих западных журналистов, которым удалось посетить Ленинград в период блокады. Его книга, вышедшая в Лондоне в 1944 г., «Ленинград» проникнута чувством восхищения перед ленинградцами, перед их мужеством в борьбе с фашистскими захватчиками. Английский журналист побывал на ряде предприятий Ленинграда, в том числе на Кировском заводе, беседовал с летчиками и артиллеристами, оборонявшими город, посетил школу на Тамбовской улице, присутствовал на приеме в Ленинградском отделении Союза советских писателей, был принят председателем Исполкома Ленсовета П. С. Попковым. Верт пишет, что повсюду, где бы он ни бывал, с кем бы он ни беседовал, его не оставляло чувство того, что он является свидетелем исключительного события. С восхищением предает Верт слова 15-летней девушки – работницы Кировского завода, которая в ответ на вопрос, не хочет ли она работать в более безопасном месте, сказала: «Нет, я кировка, а мой отец был путиловцем, и худшее теперь позади, так что следует держаться до конца»[52]. Обобщая свои впечатления от посещения осажденного Ленинграда, Верт пишет в заключительной главе своей книги: «Я видел человеческое величие и ранее. Я видел его в Испании, затем во время массированных бомбардировок Лондона; я видел его в том страшном арктическом конвое, который привез меня в Россию в мае 1942 г., я видел генералов и солдат, выигравших битву за Сталинград… но величие Ленинграда имеет свое особое свойство»[53].
В 1964 г., через 20 лет после выхода книги «Ленинград», Александр Верт опубликовал новую книгу – «Россия в войне 1941–1945», одна из частей которой под названием «Ленинградская эпопея» посвящена героической обороне Ленинграда[54]. В предисловии к русскому изданию своей новой книги Александр Верт пишет, что в опубликованной им ранее книге «Ленинград» он «дал по-человечески правдивый, полный и точный отчет о том, что происходило там во время голода»[55]. Вместе с тем, отмечает автор, в то время нельзя был располагать теми ценными материалами, в первую очередь статистическими, какие теперь изданы в СССР. Первая половина «Ленинградской эпопеи» написана Вертом на основе изучения советских источников, вторая – на основе личных впечатлений, которые нашли свое отражение в его книге «Ленинград». Личные впечатления, подкрепленные теперь знанием документов и литературы, позволили Верту через 20 лет не только остаться в своих оценках на прежних позициях, но и в ряде случаев их развить. Верт особенно отмечает товарищескую взаимопомощь, коллективизм защитников города, поддерживавших друг друга, их высокий моральный дух[56]. В заключительной главе «Ленинградской эпопеи» Верт отвечает на вопрос, почему Ленинград выстоял. «Самое замечательное в истории ленинградской блокады, – пишет он, – это не сам факт, что ленинградцы выстояли, а то, как они выстояли»[57].
Вместе с тем нельзя не заметить, что изучению блокады Ленинграда за рубежом мешали узость Источниковой базы, состоявшей по преимуществу из трофейных материалов, а также отсутствие доступа к советским архивным документам. В условиях «холодной войны» находилось немного энтузиастов историков, которые хотели и могли преодолеть эти препятствия. Тем не менее западные исследователи значительно раньше своих советских коллег поставили целый ряд вопросов, связанных с масштабами смертности среди ленинградцев, взаимоотношениями населения блокированного Ленинграда с властью, массовыми настроениями в период осады города и др., хотя их выводы в силу узости документальной базы носили часто односторонний характер, о чем можно судить по вышедшей в США в 1962 г. книге Леона Гуре «Осада Ленинграда»[58]. Главный тезис, который развивает автор этой книги, состоит в том, что лояльность ленинградцев режиму была предопределена страхом перед полицейским аппаратом советского государства[59].
«Самым выдающимся и информативным американским исследованием», по мнению Ричарда Бидлака[60], является книга знаменитого американского журналиста Гаррисона Солсбери «900 дней: осада Ленинграда», которая была опубликована в США в 1969 г. и стала бестселлером[61]. Привожу здесь в первую очередь мнение американского историка потому, что в свое время советские историки, мягко выражаясь, пристрастно отнеслись к выходу книги Солсбери – определенно под давлением партийной номенклатуры. Это объясняет тот факт, что переведенная на русский язык и изданная в Нью-Йорке в 1980 г. книга Солсбери появилась в нашей стране только в середине 90-х годов[62]. На самом деле автор этой книги с большим сочувствием пишет о ленинградцах, пытается показать весь спектр их настроений в различные периоды блокады, подчеркивая при этом, что доминирующими были патриотизм и готовность к самопожертвованию.
Будучи в годы Второй мировой войны корреспондентом агентства «Юнайтед Пресс Интернэшнл» в Советском Союзе, Гаррисон Солсбери вместе с группой американских журналистов посетил в феврале 1944 г. только что освобожденный от блокады Ленинград. С того времени он «заболел» ленинградской блокадой и стал активно искать и собирать о ней самые разные материалы. Работая над своей книгой четверть века, Солсбери создал яркое и глубокое произведение, и это следует признать нам, отечественным исследователям, пускай и с большим опозданием. «Думается, такие книги, как “900 дней”, не просто интересно читать сегодня, но и необходимо, – написал в предисловии к русскому изданию этой книги Алесь Адамович. – Ведь Солсбери уже тогда проделал то, что нам самим приходится и придется сделать: под мертвой маской Системы он отыскал, обнаружил живое – человека, его бессмертную душу, его не уходящую красоту – и показал это миру. А теперь показывает нам. Чтобы знали, где искать и что искать?»[63]. И с этим нельзя не согласиться.
Хотя немецкие историки по сравнению со своими западными коллегами имели существенные преимущества в изучении истории блокады Ленинграда – наличие значительного комплекса документов, историческая наука в ФРГ в течение многих лет предпочитала не заниматься этой проблемой. Тема борьбы за Ленинград и последствий блокады не относилась к числу поощряемых и в ГДР. Переведенные на немецкий язык книги Д. В. Павлова «Ленинград в блокаде» и Гаррисона Солсбери «900 дней: Блокада Ленинграда», по свидетельству современного немецкого историка Герхарта Хасса, «на многие годы остались единственными источниками информации о том, что происходило по ту сторону кольца блокады, в каких ужасных условиях умерли от голода сотни тысяч горожан и какие тяжелые последствия на всю жизнь оставила блокада оставшимся в живых ленинградцам и военным»[64]. Отсутствие исследовательской литературы о блокаде Ленинграда в немецкой историографии компенсировалось изданием большого количества документальных источников и мемуарной литературы[65]. Особое значение для историков, занимающихся рассмотрением планов и попыток немецкого командования овладеть Ленинградом, имеют опубликованные в 1976 г. военным историком Георгом Мейером ежедневные записки главнокомандующего группы армий «Север» генерал-фельдмаршала Риттера фон Лееба с января 1941 по январь 1942 г. В отличие от послевоенных трудов немецких генералов в этой публикации, содержащей многочисленные ссылки на документы и историческую литературу, имеются указания на планы немецкого командования в случае захвата Ленинграда, а также информация о положении в осажденном городе, которой располагал главнокомандующий немецких войск[66]. Выделяющаяся из мемуарной литературы книга Веранера Хаупта «Ленинград. 900-дневная битва. 1941–1944», воевавшего на Восточном фронте под командованием генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера и генерал-полковника Георга Линдеманна, отличается стремлением его автора выйти за рамки личных воспоминаний и опереться на документы. Тем не менее отсутствие характеристики использованных источников и «зачастую очень субъективные оценки» автора, по мнению Герхарта Хасса, «не позволяют отнести его книги к разряду научной литературы»[67]. Подводя итоги изучению блокады Ленинграда в немецкой историографии, он приходит к выводу о том, что обстоятельные исследования об осажденном Ленинграде, массовой гибели его населения от голода и стойкости ленинградцев в Германии «еще отсутствуют»[68].
В январе 1942 г. выпускник исторического факультета Ленинградского университета, участник обороны Ленинграда М. Б. Рабинович записал в своем дневнике с надеждой: «Будет же когда-нибудь написана история осады Ленинграда, где много героического и глупого, мужественного и трусливого»[69]. Спустя многие годы он, уже известный историк, с горечью констатировал, что «настоящая книга о блокаде так и не появилась»[70]. Академик Д. С. Лихачев вообще считал, что «правда о ленинградской блокаде никогда не будет напечатана»[71]. Другой известный блокадник, писатель Лев Успенский, веривший в 1942 г., что «когда-нибудь про время то, что нам в удел досталось… напишут люди много книг», одновременно выразил сомнение в том, что эти книги смогут передать правдиво блокадную жизнь ленинградцев:
Не им постигнуть то,
Что сам ты знаешь,
Как ты, мой современник,
Умираешь, как дышишь ты,
Что видишь, чем живешь[72].
В самом деле, книг о блокаде Ленинграда написано теперь много, но и сегодня остается открытым поставленный блокадниками вопрос: можно ли вообще постигнуть то, что пришлось пережить тогда ленинградцам? И все же опубликованные в последние годы новые источники – документы, дневники, воспоминания – позволяют приблизиться к этому пониманию. И здесь велика ответственность историка, который не должен в угоду политической конъюнктуре перечеркнуть результаты достижений его предшественников, пренебречь одними источниками и проблемами в пользу других, более созвучных новому времени. Только объективное изучение всех известных на сегодня исторических источников приблизит нас к «горькой правде» о блокаде Ленинграда.
Мне как историку блокадного времени очень хочется верить, что когда-нибудь в нашей стране придут к пониманию очевидной для специалистов необходимости опубликовать все документы, имеющие прямое или косвенное отношение к истории обороны и блокады Ленинграда. Без этого вряд ли можно понять и объективно исследовать это уникальное явление в истории Второй мировой войны. Начать надо с публикации всех документов директивных органов, определявших судьбу Ленинграда. Необходимо также опубликовать документы из личного фонда А. А. Жданова, хранящегося в Российском государственном архиве социально-политической истории; документы Военных Советов Ленинградского и Волховского фронтов из Центрального архива Министерства обороны РФ; документы Ленинградских городского и областного комитетов партии из Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга; документы Ленинградского городского совета депутатов трудящихся и Ленинградской городской комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, хранящиеся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга; документы Управления НКВД и НКГБ по Ленинграду и Ленинградской области, хранящиеся в архиве Управления Федеральной службы безопасности РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.
В идеале это должны быть фондовые публикации, как это принято в мировой практике при изучении важнейших событий, а пока мы имеем несколько разрозненных тематических публикаций документов, выход каждой из которых зависел от политики КПСС в области идеологии и потому был связан с преодолением цензурных барьеров (разумеется, это в первую очередь относится к публикациям, вышедшим в советское время).