© Мусатова Л. А., 2017
© Дизайн обложки. Натарина Л., 2017
© Верстка. ИП Бастракова Т. В., 2017
Проза Лианы Мусатовой зарождается в той многогранности творческого восприятия, благодаря которой писатель начинает постигать мир не в огрубевшем реализме повседневности и не в тех видениях, на грани «фэнтэзи», в которых зарождаются образные иллюзии некоей прагматически выстроенной, компьютерной виртуальности, в которой вполне воодушевленная Земля оказывается порабощенной почти лишенными какой-либо одухотворенности, роботизированными землянами… Нет, в своем романе «Танец обсидиановой бабочки» Лиана Мусатова пытается вернуть нас к тем каноническим постулатам и сокрытым таинствам цивилизации, благодаря которым человечество способно познавать себя и во множественности «гомосапиенсных» миров; и в магических «петлях» времен, событий и поколений; и в кармических циклах перевоплощений. Причем фабула произведения выстраивается таким образом, что наше читательское осознание образа, скажем, главной героини романа, Лии, происходит вместе с осознанием самой этой женщиной таинственных связей с реальным и «потусторонним» мирами; осознанием своей миссии в процессе самосовершенствования человека и человечества…
«Никто ей этого никогда не говорил, нигде об этом она не читала, но с детства считала „людей от земли“ более честными, более искренними, более истинными, что ли, потому что, живя на ней, общаясь с ней, питаясь её соками, они просто не могли быть другими. Она им больше верила, считая, что они меньше врут и лукавят. Они более душевные, и душа у них чище. Конечно, встречаются и антиподы, но в основной своей массе они заслуживали её уважения и расположения. Общаясь с ними, она всегда убеждалась, что права в своих ощущениях. От них исходит сила земли, тот дух земной, которым они щедро делятся. Они свято хранят наследие предков, знают много старинных сказаний, которые городские считают проявлением „деревенщины“, а значит, недалёкости, необразованности, и вообще, некоей „забобонности“. А Лия находила в них мудрость веков, скрытую под сложными сплетениями сюжетов».
Обращаясь к прошлым жизням героев, автор пытается воспроизводить процесс становления человеческой личности, в частности, процесс приобретения тех навыков, знаний и привычек, которые, оставаясь в подсознании, следуют за человеком из жизни в жизнь, удивляя при этом самого обладателя этих знаний, предстающих перед ним и его окружением в виде неких прирожденных способностей, в виде таланта, величия и божественного дара Творца.
Постепенно у героев романа, а значит, и в сознании читателя, формируется понимание того, что генная память хранит решительно всё, что происходило с нами не только за долгий период взросления, но и в прошлых циклах нашего восхождения к Высшему Совершенству. Проникая в глубины эзотерических знаний, Лия, Орнелла, проповедник Захи, и другие герои романа «Танец обсидиановой бабочки», помогают, – уже не столько себе, сколько нам с вами, – переосмысливать отношение к жизни, пересматривать, теперь уже на духовность выверяя, давно устоявшиеся бытовые, общественные, мировоззренческие и прочие позиции; вновь и вновь открывать для себя непостижимую божественность мироздания и холодное, непознанное величие Космоса.
Знания, доселе хранимые в недоступных тайниках древних святилищ, только потому и открывались героям романа, что, волею автора, им уготована была особая миссия – предстать перед своей эпохой в ликах «великих посвященных», способных постигать вечные истины познания. В реальном, физическом, мире Лия всего лишь путешествовала по современному Египту, на самом же деле, некое генное сознание заставляло ее путешествовать во времени и пространстве, по всей цепи своих былых «пришествий» на эту землю.
«…На тропе духов, на этой „вене дракона“, – читаем в романе Лианы Мусатовой, – она поняла, что открыла следующую страницу своей жизни. Пришло понимание того, что препятствия, даже те, которые кажутся неудачами, – это знак к переориентации. И для того, чтобы „прочесть“ эти знаки или послания, надо обладать воображением и время от времени напрягать его, прислушиваться к нему. Надо научиться переплавлять свои ощущения и символы – в образную систему… Лия уже привыкла к тому, что информация, поступающая ей, – дозирована. Она не ведала принципов этой дозировки, но знала, что позже придет все остальное, и то, что на сегодня является загадкой, неминуемо будет разгадано. Так уже было не один раз. Иногда разгадка приходила вся сразу и быстро, иногда же на это уходило несколько лет, и информация подавалась по частям. Не всегда это было во сне, порой она находила ее в книгах, газетах, телепередачах, иногда же – просто в общении с людьми, причем совсем незнакомыми…»
Так уж задуман сюжет этого произведения, что, пребывая в центре современного мегаполиса, любой из героев способен почти мгновенно «телепортироваться», скажем, в африканскую пустыню, а находясь у подножия пирамиды, неожиданно «вспомнить» себя в облике воина Александра Македонского или вождя затерянного посреди амазонских джунглей первобытного племени. Но, при всей наукообразной усложненности многих фрагментов романа «Танец обсидиановой бабочки», без которой подобные произведения никогда не обходятся и которые явно рассчитаны на читателя более или менее подготовленного, Лиана Мусатова все же никогда не преступает грань, за которой художественное произведение неминуемо превращается в популяризаторскую брошюрку общества «Знания». Именно поэтому она использует любую возможность, чтобы самые проблемные, философские размышления наполнить вполне земной чувственностью, а самые интимные, греховные порывы и чувства облачить в философию возвышенной, самим Творцом освященной страсти. И тот факт, что порывы подобной страсти порой прорываются к героям романа сквозь космическое забытье прошлых жизней, вовсе не лишает их вполне земного, каждым из нас осязаемого драматизма:
«…Однажды ветер принес аромат полевой ромашки, загадочный и мягкий, с едва уловимым терпким оттенком. Это был аромат пушистой пряди волос, такой же мягкой, переливающейся волнистыми завитками. Его взбудораженное воображение рисовало картину одну заманчивее другой. Он погружался в волшебное облако волос и, упоенный его ароматом, уносился вдаль по горячей тропинке желания. Ее волосы сводили его с ума своим шелковистым отливом и, едва прикасаясь к щекам, в его воображения будили ответную нежность. Они манили его в неизведанное, они будоражили в нем до сих пор незнакомое ощущение, острое, пронизывающее все его существо. Потом до его ноздрей долетел смешанный аромат лесных ягод, который слетал с ее губ. Этот аромат исторгал такой жгучий соблазн, что щеки загорались чувственным огнем, а его самого несло в неудержимом потоке над джунглями, над осознанием себя, над бренным бытием. Когда он возвращался из своего путешествия, сердце его все еще билось в учащенном ритме, и ему требовалось немало времени, чтобы осознать себя».
Как и все предыдущие, в том числе и поэтические, произведения Лианы Мусатовой, роман «Танец обсидиановой бабочки» – не из серии легкого, занимательного чтива. В то же время, как и подобает истинному, талантливому литератору, Мусатова не стремится подменять философию бытия своих героев излишней, нарочитой заумью. В том-то и дело, что, в конечном итоге, весь внутренний мир ее героев оказывается сотканным из той глубинной житейской мудрости, ради которой только и стоит создавать свои произведения писателю, уже в полной мере познавшему тот по-настоящему… настоящий, реальный, неким техногенным безумием инфицированный, мир…
Богдан Сушинский, писатель, академик, профессор, литературовед.
Чудеса не противоречат природе, они противоречат лишь тому, что мы знаем о природе.
Святой Августин
Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем.
Книга Экклесиаста (пер. И. М. Дьяконова)
«Они (первые люди) были наделены проницательностью; они видели, и их взгляд тот час же достигал своей цели. Они преуспевали в видении, они преуспевали в знании всего, что имеется на свете. Когда они смотрели вокруг, они сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренность Земли. Они видели даже вещи, скрытые в глубокой темноте; они сразу видели весь мир, не делая даже попытки двигаться, – и они видели его с того места, где они находились… Они исследовали четыре угла неба, четыре точки неба, свод небес и внутренность Земли».
«Пополь-Вух», часть 3, глава 2, пер. Р. В. Кинжалова.
Назад шли молча. Говорить никому не хотелось. Издавать какие-то звуки было бы святотатством. Погружённые в видения и звучания космоса, всё ещё ощущая их воздействие, обуреваемые пережитыми и переживаемыми чувствами, опасались спугнуть вселенские небесные звуки звуками земными. То, что звучало минуту назад, нельзя было сравнить с музыкой, слышанной на Земле. В ней не было привычной земной гармонии, но это тоже была музыка, астральная, разливающая спокойствие и дарящая счастье. Всё ещё звучали в ушах мотивы, сопровождавшие видения, и не только звучали, но и работали. Мелодии высших измерений астрального мира вытесняли, вымывали из души всю грязь, все наслоения горя, тоски, неудовлетворения. Душа становилась лёгкой и чистой. Её духовная наполненность, светлый настрой вызывали к жизни самые лучшие человеческие качества. Чистота звучания, её божественные вибрации, уносили в заоблачные выси, недостижимые для земного сознания простого смертного. Необычная, мистическая музыка завораживала непреодолимым магнетизмом, притягивала, вовлекала, окутывала, очищая и возвышая.
Каждый пытался разобраться в себе, объяснить те новые, удивительные, вызывающие сомнения, но не отталкивающие, а побуждающие к размышлению, ощущения и переживания. И, хотя они не могли чётко сформулировать всё то, что несколько минут назад с ними произошло, не могли сделать какие-либо выводы и умозаключения, одно знали твёрдо: никогда не будут прежними; никогда не будут такими, какими пришли в это древнее святилище Тота. Теперь совершенно по-другому воспринимался не только окружающий мир, но и свой внутренний. Сколько раз каждый из них слышал: «Человек – песчинка в мироздании», но впервые ощутил себя этой песчинкой, летящей во времени, вкручивающейся в раковину эволюции бытия. И таких раковин много. У каждого – своя: у каждого человека, у каждого племени, у каждой расы, у каждой цивилизации. По этой спирали восходят к совершенству и по ней же низвергаются, допустив ошибку. И определяющим в жизни каждого является Любовь, но не та, которую мы знаем на Земле, не поцелуи, объятия, ласковые слова и соитие, а нечто большее – необъятное, наполняющее человека восторгом, как воздушный шарик воздухом. Эта всеобъемлющая и всесильная Любовь им, как землянам, была незнакома. Они ощутили ее там, только в головокружительном полёте к совершенству. А то, что они ощущали на Земле, то мелко и не так значимо, так себе – низменные страсти, стремление к обладанию, утверждение собственного Я и удовлетворение похоти. Небесная Любовь меняет миры и души, объединяя их и разъединяя, а земная – тела и сердца. Но человеческое тело во всей его красе и уродливости – всего лишь оболочка, оболочка сущности вселенского существа.
«И все-таки земная любовь делает лицо женщины красивым. Любовью сияют глаза и излучают необыкновенный свет, разглаживаются морщинки, наполняет все существо энергией жизни, энергией радости. Когда ты влюблен, для тебя не существует препятствий, тебе все по плечу. Так что же тогда эта наша земная любовь?» – рассуждала Лия. Вспомнила, как пару дней назад была у моря и любовалась лунной дорожкой. Прошла на территорию гостиницы и увидела, что в бассейне на глади воды лежала такая же лунная дорожка. Луна одна, а дорожки две. И это только здесь. А сколько их сейчас на всей планете? Луна отражается в каждом водоеме. Это было открытием. Как можно было не заметить это раньше, не подумать об этом? Увиденное повлекло за собой размышления, и вдруг выплыла ассоциация: так и любовь. Она одна, но внушаем мы ее многим. И в каждом сердце она загорается с неслабеющей силой. Но это человеческая любовь. Сегодня же её окунули в любовь божественную. И на фоне этой любви она столько получила знаний, и таких неожиданных, что захлебнулась от удивления и восторга.
Она вспомнила, что однажды уже было ощущение себя как воздушного шарика. Это было много лет назад во время каникул, которые устроила себе, устав от противостояния с главным редактором. Подумывала сменить начальника, а решение следовало выносить при холодном рассудке и никак не после ссоры.
Она и раньше слышала, что существуют линии, по которым перемещаются потоки земных энергий, что-то наподобие энергетической сетки. В точке пересечения этих энергетических дорог образуются узлы силы, способные аккумулировать и высвобождать мощь земли. Учёные, изучающие геомантию, утверждают, что именно в этих местах располагается большинство древних языческих святилищ. Эти дороги или тропы народы называют по-разному. Лия запомнила китайское – «вены земного дракона». От него веяло романтикой, да и она сама родилась в год дракона, а посему считала, что имеет к нему какое-то отношение. Вроде бы как родственники.
Узнав, что в Воронеже проходит такая тропа, усеянная аномальными зонами, для своих каникул выбрала это место. Ей так необходимо было уйти из этого надоевшего мира с его склоками, ревностью, интригами и завистью. Хотелось побывать там, где ничего этого нет. На месте уже узнала, что их тропа интересна тем, что все аномальные участки выстраиваются в одну прямую линию. Места живописные. Тропа проходит от водохранилища к Белой горе. Археологи обнаружили древнейшие славянские поселения, которые упорно заселялись в этих местах в течение трёх столетий разных эпох.
Как всегда, Лия завела знакомство с местным. Им оказался пожилой дворник.
Обычно местные собеседнику рассказывают больше, чем журналисту, поэтому она не спешила представляться. И на этот раз надеялась от него узнать то, что экскурсоводы не имеют права говорить. Никто ей этого никогда не говорил, нигде об этом она не читала, но с детства считала людей от земли более честными, более искренними, более истинными, что ли, потому что, живя на ней, общаясь с ней, питаясь её соками, они просто не могли быть другими. Она им больше верила, считая, что они меньше врут и лукавят. Они более душевные, и душа у них чище. Конечно, встречаются и антиподы, но в основной своей массе они заслуживали её уважения и расположения. Общаясь с ними, она всегда убеждалась, что права в своих ощущениях. От них исходит сила земли, дух земной, которым они щедро делятся. Они свято хранят наследие предков, знают много старинных сказаний, которые городские считают проявлением «деревенщины», а значит, недалёкости, необразованности, и вообще, некоей «забобонности». А Лия в них находила мудрость веков, скрытую под сложными сплетениями сюжетов. Не на блюдечке с синенькой каёмочкой она подаётся. Чтобы её разгадать, найти истинный смысл, потрудиться надо. С детства её притягивали растения. Она разговаривала с ними, гладила листья, боялась обидеть чем-нибудь. Позже прочла, что не зря: растения очень реагируют на поступки и чувства людей. Учёные проводили опыт: если человек, сорвавший лист на цветке, проходил мимо него вторично, цветок реагировал – это фиксировали приборы. Вот и получается, что она была права в своём мнении по отношению к сельским жителям, с любовью относящимся к природе, своей кормилице. Каждый из них знает, что земле надо не один раз поклониться, чтобы она дала хороший урожай. Природа им тоже отвечает любовью, наполняя души добром и нужными знаниями. Ведь сколько информации содержится в семени любого растения! Оно знает, какие соки брать из земли, когда ему прорастать и с какой скоростью, когда приносить плоды и какую форму и цвет им придать, а ещё и… аромат. Получается, что в каждом семени заложена мудрость вселенной, а селяне её разгадывают, помогая растениям. Каждый плод содержит не только питательные вещества, но ещё и лечебные, и они это знают, а городской человек утратил умение распознавать это. Для городского человека природа дикая, правильнее будет, незнакомая, а для деревенского жителя – это среда обитания, с которой он связан тесными узами. Они чаще ходят по земле босиком, чаще лежат на земле, что немаловажно для общения человека с информационными и силовыми потоками.
Дворнику призналась, что приехала сюда, чтобы увидеть местные чудеса. Он согласился быть её проводником и назначил встречу перед полночью у входа в санаторий, где она поселилась.
– И куда же мы пойдём ночью и что увидим?