Тот парень, что стоял справа, сейчас проверял, на месте ли его нос. Он подносил руку к лицу и пробовал на ощупь – похоже ли ощущение прикосновения пальцев к его шнобелю на привычное.
Вряд ли он мог ответить себе на этот вопрос, так как костяшки его пальцев вздулись и были покрыты запекшейся кровью.
Про второго ублюдка я вообще молчу. А что тут можно сказать?
Сам виноват, не надо было нарываться. Теперь бы не пришлось корчиться под носком моего ботинка, безуспешно пытаясь высвободить свое левое ухо.
Пусть скажет спасибо, что дешево отделался, – в этот раз я не надела итальянские сапожки с железными нашлепками на подошве.
А если еще вспомнить про спецобувь, которую я использую крайне редко, – с особыми пазами для вставных ножевых лезвий и мини-шприцев с нервно-паралитическим снадобьем, предназначенным для усмирения таких вот придурков, – то этому рыжему пришлось бы куда хуже.
– Пусти, сука, ну пусти же! – хрипел он, извиваясь от боли.
– Да пожалуйста, – пожала я плечами и перевела носок своего ботинка с его уха на асфальт, – шагай себе на здоровье и впредь будь паинькой.
Но он не внял моему совету. Как я, впрочем, и предполагала.
А ведь все начиналось вполне невинно, и, видит Бог, не моя вина в том, что эти двое нарвались на такие неприятности.