Читать онлайн
Долгое путешествие. Остросюжетный иронический мистический шпионский детективный путеводитель

Долгое путешествие
Остросюжетный иронический мистический шпионский детективный путеводитель

Петр Викторович Никонов

Эта книга основана на реальных событиях. Из уважения и во избежание юридических проблем, некоторые имена и названия организаций изменены. Все достопримечательности, отели и рестораны, упомянутые в этой книге, существуют в действительности, однозначно заслуживают внимания и горячо рекомендуются Автором Читателю для посещения.

«И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это – томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь. Познал я, что нет ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей. И похвалил я веселье; потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться: это сопровождает его в трудах во дни жизни его, которые дал ему Бог под солнцем».

Книга Екклесиаста

«Что ж, в конце концов,

Путь – вся цель гребцов, —

Вот, что нам открыли

Зимы с вёснами».

Ансамбль «Иверия», «Арго»

Дизайнер обложки Юлия Никонова

© Петр Викторович Никонов, 2018

© Юлия Никонова, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4490-8119-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I

21 июля 2017 г.

Вена, Австрия

В итальянской церкви на Миноритенплатц никогда не бывает многолюдно. Сейчас же здесь, помимо меня, лишь пара туристов – судя по шепоту, русских. Вечереет, и, несмотря на то, что еще светло – лишь месяц прошел с летнего солнцестояния – улицы Вены почти опустели. Степенные венцы ложатся спать рано, и только молодежь да туристы бродят по улицам от Стефансплатц к Опере, от Оперы к Хофбургу, а от Хофбурга к Ратуше, оставляя итальянскую церковь, скрывшуюся в переулках где-то по правую руку, незамеченной.

А посмотреть здесь, между прочим, есть на что. И на само здание, с высокой, больше пятидесяти метров, колокольней, заложенное аж в 1276 году и законченное лишь без малого век спустя. И на высокие арочные своды, надежно поддерживаемые изящными готическими колоннами, похожими на связки волшебных растений. И на полноразмерную мозаичную копию «Тайной Вечери» Леонардо, мастерски исполненную Джакомо Рафаелли по заказу Наполеона, а потом не вместившуюся в венский Бельведер (всё-таки девять метров на четыре с половиной) и, таким образом, оказавшуюся здесь. И на монумент прославленного итальянского драматурга Пьетро Метастазио, в честь которого названа соседняя улица – Метастазиогассе. И на резную епископскую кафедру, словно элитарный скворечник прилепившуюся к колонне. И, наконец, на высокий, готически устремленный в небо алтарь из розового мрамора с иконой Девы Марии снегов, в честь которого церковь и получила свое официальное название – Итальянская национальная церковь Марии снегов.

Я сижу на массивной черной деревянной скамье, первой у алтаря, по правую руку от прохода. Задумчиво разглядываю алтарь, погруженный в свои мысли. Со стороны может показаться, что я молюсь, и именно так и думают туристы, смутившиеся от того, что нечаянно встали между мной и алтарем, пытаясь его сфотографировать. Я отвечаю легкой улыбкой. Знали бы они…

Парочка, осторожно ступая по мрамору – звуки в пустом каменном зале разносятся особенно громозвучно – торопится к выходу. Наверное, пойдут к ратуше: пить и веселиться. И это правильно: Вена – это город веселья, город имперский и столичный, пусть и утративший слегка свой утонченный аристократизм за последнее столетие. Я остаюсь один.

Через пару минут я слышу скрип двери, а затем шаги за спиной. Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это. Эти шаги я знаю хорошо. Это именно тот, кого я жду. Он садится на скамью позади меня, старое дерево скрипит под его тяжелым телом. Молчит. Он знает, что я знаю, что это он. И он знает, что я знаю, что он это знает – какой бы тяжелой лингвистической конструкцией это положение не описывалось бы.

Вслушиваюсь в его тяжелое, немного хриплое дыхание. Принюхиваюсь. Что-то необычно. Интересно…

– Надо же, Франк! Нигерийка? – удивленно усмехаюсь, не оборачиваясь. – И что бы сказала об этом фрау Шенкенфельдер? Особенно о столь юном возрасте твоей любовницы?

– Она бы сказала, Пауль, – быстрый смешок, похожий на всхрюкивание, между двумя тяжелыми вдохами, – что мне стоило бы позвать и ее.

Ну, да, он прав. Фрау Шенкенфельдер, супруга почтенного инвестиционного банкира герра Франка Шенкенфельдера, именно такая. Вполне одобряет экзотические развлечения своего мужа и нередко в них участвует. Хотя раньше Пауль об этом так открыто не говорил.

– А ты-то откуда знаешь и про нигерийку, и про возраст? – без особого интереса спрашивает он.

– Работа такая – всё знать.

– Ну да, ну да, конечно.

– За это ты мне и платишь.

– Верно, – я слышу, как он достает бумажный платок из кармана, разворачивает его, вытирает запотевшее лицо. На улице жарко. – Так что давай ближе к делу, Пауль.

– Давай, – соглашаюсь я.

– Что тебе удалось узнать по Рихтер Индастрис?

– У Юргена Рихтера ничего нет. Реальный интерес к его компании только у Иммергрюн Банка. И то они колеблются. Решение еще не принято, и будет ли вообще сделано предложение – пока что пятьдесят на пятьдесят.

– Ты можешь повлиять на решение?

– Могу, конечно, – пожимаю плечами, – но тебе это не нужно.

– Почему?

– Иммергрюн готов дать только четыре миллиона, а Рихтеру нужно, минимум, шесть.

– Он говорит, что меньше, чем за десять долю не отдаст.

– Слушай его больше! Никто ему столько и близко не даст. Состояние Рихтер Индастрис ты не хуже меня знаешь. Дай ему шесть с половиной – и он будет твой и весь счастливый.

– А что Дойче и Райффайзен? – тяжело вздыхает. – Юрген всем рассказывает, что у них дикий интерес к его заводу, и что сделка, вроде как, почти подписана.

– Языком болтать – не мешки таскать, – я снова усмехаюсь. – Ни Дойче, ни Райф и близко к этой сделке не подойдут, слишком рискованно для них. Он с ними говорил, но уже давно. Они попросили бумаги, но давно решили не связываться ни с Юргеном, ни с его компанией.

– Хм, это ценная информация…

– И ты точно знаешь ее цену.

– Конечно.

Желтый пластиковый пакет из «Billa» с глухим стуком ложится на доску моей скамьи справа от меня. Я не пересчитываю, и так знаю, сколько там – сорок тысяч евро, двадцать пачек двадцаток. Франк знает, что стоит ему попытаться обмануть меня хоть на цент, и он меня больше никогда не увидит. А денег я ему приношу в сотни, если не тысячи, раз больше, чем он мне платит.

Мы не прощаемся. Я слышу, как он тяжело встает, скамья облегченно кряхтит. Но через секунду он снова садится обратно.

– Слушай, Пауль, – в его голосе задумчивость и нерешительность, несвойственно для него. – Кто же ты всё-таки такой? Ты пойми меня правильно… Ты ни разу за эти годы меня не подводил, и я помню, мы договаривались. Но я так не могу… Мне надо знать, с кем я веду дела. И я честно признаюсь тебе, я наводил о тебе справки, прости. И… Слушай, ну у меня в голове не укладывается, что простой университетский профессор, ничем, извини, особо не выделяющийся, умудряется так много информации в самых разных индустриях доставать. И какой информации!..

Я, наконец, поворачиваюсь к нему. Несколько секунд смотрю в его серые глаза, на его круглое блестящее лицо, на его пшеничные усы, на красную лысину. Я знаю, о чем он думает – не перегнул ли он палку, не пошлю ли я его сейчас, не обижусь ли на то, что он за мной следил, вынюхивал, разузнавал, это ведь противоречит нашему давнему соглашению.

Я драматически выжидаю несколько секунд. Потом поправляю очки и улыбаюсь.

– Франк, если бы всё было так просто, и все стороны моей жизни были бы на виду, ты бы не платил мне такие деньги. Доброго вечера, герр Шенкенфельдер. Ты знаешь, как меня найти.

Он облегченно вздыхает, кивает, снова встает со скамьи, упершись в черную доску кулаком, и молча уходит по проходу.

– Франк! – мой голос звонко разносится по церкви, он оборачивается, улыбаясь. – Но если ты хочешь, чтобы я с моими друзьями и дальше тебе помогали, прекращай копаться в моей жизни. На первый раз я тебя прощу, но больше такого не будет.

Улыбка сползает с его лица. Он молча кивает, отворачивается и уходит, слегка ссутулившись.

Подождав минут пять после того, как за ним хлопнула тяжелая деревянная дверь, понаслаждавшись немножко тишиной в самом сердце шумного столичного города, встаю и я.

Я выхожу на Миноритенплатц. Жара спадает, и легкий ветерок приятно обдувает мое лицо, чуть шевеля мои уже поредевшие и совсем седые волосы. Подумав пару мгновений, я решаю прогуляться. Не так уж и часто мне удается просто пройтись по улицам Вены, а люблю я этот город всей душой, как бы он ни менялся на протяжении моей долгой жизни.