Читать онлайн
Millenium. Пираты
Диана Вольз
Дизайнер обложки Виталий Никитин
Редактор Артур Казыханов
© Диана Вольз, 2018
© Виталий Никитин, дизайн обложки, 2018
ISBN 978-5-4490-9114-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
МИЛЛЕНИУМ
Часть первая. Пираты
Мужчина в черном сидит в мягком кожаном кресле. На столе перед ним стопками лежат различные книги, потертые обложки которых однозначно заявляют свою принадлежность к другой эпохе.
Заявляют о своей запрещенности. О своей недоступности обычным людям.
Стены домашнего кабинета, обычно закрытого от посторонних глаз, завешаны различными историческими фотографиями и плакатами, среди которых иногда попадаются рисунки, сделанные от руки, с одним и тем же символом – голубкой, сидящей на кольце.
В кабинете играет музыка. Женщина с высоким голосом поет что-то на одном из мертвых языков. И другой человек, что находится здесь, испытывает чувство, с которым сталкивался лишь однажды, когда школьный учитель познакомил класс с оперой.
И снова опера. И снова поразительное и неподвластное описанию сочетание страха и благоговения. Этот непонятный, но прекрасный трепет.
– Что конкретно произойдет завтра? – тихо спрашивает он, когда голос женщины стихает. Мужчина впервые в этом кабинете, стоит у дверей напротив и не решается проходить вглубь.
– Ты все узнаешь, мальчик мой. Главное, держись подальше от места. Когда придет мое время, ты будешь мне нужен.
Мужчина у дверей кивает и бросает взгляд на стены, смутно догадываясь, что означает вся эта коллекция.
– Почему наш герб… выглядит иначе на ваших рисунках? – наконец решается спросить он.
– Город ждет небывалое величие, – медленно, смакуя каждое слово, отвечает мужчина в черном. – И наш герб не подходит. Он слишком мягок, как заботливая мамочка. Как наш президент.
Мужчина у дверей внимательней рассматривает рисунки. На нем голубка не внушает спокойствия, а выражает… агрессию?.. Опасность?
– Я могу идти?
– Да.
Гость бесшумно покидает дом и уезжает, не включив фары.
Мужчина в черном ставит песню сначала, откидывается на спинку кресла и прикрывает глаза. На его лице блуждает улыбка.
«Завтра все случится», – думает он.
1
Скоро полдень, и городская площадь постепенно заполняется людьми. Солнце уже осеннее, но оно все еще приятно греет, наполняя воздух теплом. Люди сегодня приветливы. На них яркие пиджачки и пуловеры, у них широкие улыбки, у некоторых на щеках флаг, как у болельщиков в старые времена. Сегодня город празднует свое столетие.
Мэтт и Чарли встречаются у здания Отдела обеспечения безопасности и широко друг другу улыбаются.
– Привет, дружище!
Чарли, вместо делового рукопожатия, обнимает друга, и оба похлопывают ладонями по спинам и плечам – как старые друзья, которые редко видятся вне работы. Впрочем, таковыми они и являются.
– Итак, детектив Льюис, о чем у тебя поинтересоваться: о какой-нибудь ерунде или о личной жизни? – спрашивает Чарли. У него гибкий, мелодичный голос, и он прекрасно владеет искусством подчеркивать смысл слов интонацией.
Мэтт посылает другу полный укора, но совсем беззлобный взгляд.
– Да ладно, неужто все по-прежнему? – смеется Чарли.
– Абсолютно, – соглашается Мэтт. У него низкий, томный голос. – И я уверен, агент спецслужбы Вуд, что если спрошу тебя о том же, ты тоже не блеснешь успехами.
Чарли громко смеется, а Мэтт лишь довольно ухмыляется тому, что подколол друга.
– Согласен, один-один.
Они идут по аллее Спокойствия, мимо фонтана Мира: сложной конструкции из фигуры взрослого человека, передающего земной шар в руки ребенка. Вода бьет из-под бетонной плиты рядом с металлическими героями скульптуры и переливается радугой под солнечными лучами. Деревья, плотно посаженные вдоль аллеи, шелестят под легким ветерком. Этот природный шепот смешивается с журчанием фонтана, запахом корицы из булочной, негромкими разговорами прохожих и далекими звуками музыки. Вокруг все спокойно.
Друзья сворачивают на улицу Надежды, что ведет прямиком к городской площади. Люди стекаются сюда с соседних улочек, сливаясь в единый дружественный поток. Вдалеке под солнечными лучами, как монета, поблескивает горизонтальный монумент Единства и президентская трибуна, справа от которых разместился оркестр, наигрывающий торжественные песни. По бокам на столбах расположены огромные экраны, которые в обычное время транслируют счастливую рутину жителей – такие экраны установлены по всему городу.
– Не нарадуюсь на выходной, – говорит Чарли, и в голосе его сквозит облегчение.
– И не говори, – соглашается Мэтт.
Они абсолютно разные. Чарли – темноволосый, с поджарым телом. У него узкое, вытянутое лицо и синие глаза. Мэтт – шире в плечах и чуть выше ростом. У него светлые волосы и легкие, но необратимые намеки на раннее облысение над вертикальными линиями лба. Карие глаза и медлительный взгляд. Мэтт сам по себе медлителен и в мыслях, и в поступках, в противовес подвижному во всем Чарли, хотя оба успевают все подмечать и принимать взвешенные решения. Они очень разные, однако, смотря на них, чувствуешь некий дух единства. Оба идут нога в ногу с военной выправкой, оба по привычке в костюмах, хотя и не при исполнении, оба эрудированны, смелы и находчивы, что позволило и тому, и другому сделать прекрасную карьеру.
– Как тебя вообще отпустили? – удивляется Мэтт.
– Я перечислил все задания и операции, в которых участвовал за последний год, и у них просто не было выбора. Кроме того, – Чарли оглядывается по сторонам, и, убедившись, что никто не смотрит, приоткрывает пиджак – к правому боку плотно прижата кобура, к внутреннему карману прикреплен бейдж спецагента, – они ведь все равно знают, что я буду здесь.
Мэтт ухмыляется и приоткрывает левую сторону пиджака – у него такой же, только детективский набор. Друзья громко смеются.
– Старые привычки неискоренимы, – заключает Мэтт. Чарли кивает, и оба вспоминают бунт в Нижнем городе.
Вдоль улицы стоят кремовые, под цвет костюма Мэтта, офисные здания, не выше шести этажей, где на первых – тихие магазинчики и уютные кафе со столиками на улицах. На газонах перед зданиями на бархатной зеленой траве цветут цветы, которые, как и люди, наслаждаются солнцем, пока еще можно. Городская площадь уже совсем близко, можно увидеть кордон охраны, который отделяет людей от каменной трибуны. Оркестр доигрывает одну из композиций и начинает новую.
– Мистер Вуд! – кричит кто-то рядом, и Чарли озаряется улыбкой.
– Профессор Разински! – восклицает он и оборачивается к Мэтту. – Подожди меня.
Мэтт кивает и наблюдает за другом, который быстром шагом направляется к летней веранде одного из кафе, где ему приветливо улыбается седой мужчина.
Мэтт какое-то время по инцерции следует за Чарли и останавливается, сохраняя нейтральное расстояние. Мимо проходят люди, на их лицах радостные улыбки. Площадь уже совсем близко, что можно увидеть примыкающие к площади улицы Дружбы и Согласия. Они такие же пешеходные, как и улица Надежды, и заполнены движущимися людьми. Президентская трибуна размещена в середине монумента Единства, а за ним разбит огромный парк, слева от которого Дворец правительства, а справа – дом судебной коллегии. Мэтт наблюдает за танцующими людьми на площади, подмечая, кто из какой части города. И, хотя официально город является единым, Мэтт не может не различать жителей Верхнего, Среднего и Нижнего города. Однако эти различия якобы стерты.
Отворачиваясь от толпы, Мэтт смотрит в окно кафе. По разные стороны столика сидят двое, оба уткнувшись в свои ноутбуки. Слева чернокожий мужчина в ярко-красной толстовке. У него крупное тело, большая голова и напряженный взгляд, направленный в экран. Между ноутбуками стоит кальян, двое по очереди курят и передают друг другу трубку. Мэтт переводит взгляд на правую сторону столика как раз в тот момент, когда человек, сидящий там, выдыхает, оторвав трубку ото рта. Стекло затуманивается, но дым рассеивается довольно быстро, открывая Мэтту курильщика. Это девушка, комплекцией гораздо меньшей, чем мужчина напротив. Ее голова усыпана яркими, разноцветными дредами, рассыпанными по спине. «Жители нижнего», подмечает он про себя, даже не задумавшись. Девушка все еще в дыму, но он успевает заметить еще кое-что: ее короткий холодный, полный злобы взгляд. Длится он всего секунду, но Мэтту хватает и этого, ведь его родители были защитниками порядка, и сам он – защитник. Видеть – у него в крови.
– Пошли? – говорит Чарли, и Мэтт отворачивается от окна. Он соглашается кивком и идет за другом.
– Ты чего такой хмурый? Призрака увидел?
Мэтт усмехается.
– Я всегда такой.
– Это точно, – смеется Чарли
Друзья останавливаются в конце толпы ровно в тот момент, когда оркестр начинает играть государственный гимн. Люди в оцеплении вытягиваются еще сильнее, и на трибуну выходят правительственные помощники, а во главе – президент. Жители вскрикивают, приветствуя своего лидера, а тот машет им в ответ, тепло улыбаясь. Его улыбке хочется верить. Да и есть за что: президенту Кауфману семьдесят восемь лет, но, несмотря на возраст, он все еще обладает живым умом. Благодаря его усилиям городу удалось остаться на плаву. Оркестр доиграл гимн до текста, и жители, что собрались здесь, поют вместе с Кауфманом. Мэтт оборачивается и смотрит на здания. Люди, которым не достался выходной, выглядывают из окон, подпевая, и солнце отражается в открытых створках.
Гимн закончился, толпа ликует и аплодирует, Кауфман подходит к микрофону.
– Здравствуйте, дорогие!
Люди снова аплодируют. Кауфман терпеливо ждет и улыбается, как дедушка, смотря на шаловливого внука.
– Сегодня – важный день для всех нас, – продолжает он, когда люди успокаивается. – Чуть более столетия назад случилась Большая война.
У президента низкий, бархатистый твердый голос. И рядовые жители почитают его за простые, искренние речи без оттенка политической деловитости, которые он произносит, импровизируя, во время подобных событий.
– Многие погибли в ней. Но наши семьи – выжили. Только благодаря им мы здесь.
Люди молчат, и в паузах Кауфмана слышится шелест деревьев. Мэтт осматривает горизонтальный монумент перед трибуной, на котором изображены двадцать флагов старых стран, жители которых выжили после войны. По центру, ровно под президентом, герб нового города – сизая голубка, раскрывшая крылья так, будто приглашает под ними спрятаться.
– Выжившие разных стран объединились на нейтральной территории, пригодной для жизни, и построили новый город, – Кауфман делает паузу и осматривает жителей своим проницательным, но полным доброты взглядом. – Они создали новое общество, в котором нет различий по нациям, цвету кожи или происхождению.
За это время мы восстановили нашу жизнь: обезопасили территорию города, построили новые дома для каждой семьи, открыли новые больницы, школы и университеты, восстановили необходимое производство, дали жителям рабочие места. Мы максимально постарались, чтобы сделать вашу жизнь комфортной. И будем трудиться на благо города и дальше.
Жители апплодируют.
– В этот день можно многое рассказать и перечислять. Однако сегодня важный праздник, и мне поручено сделать одно важное дело.
Мы все родились здесь. Однако лишь один человек видел само основание города пусть и в очень юном возрасте. Пожалуйста, пригласите господина Ясски, – говорит Кауфман своим помощникам, и когда седовласый старожил тяжелой походкой выходит к микрофону, просит людей встретить героя.
Кто-то восторженно кричит «Это мой дед! Мой дед!», толпа вдохновенно аплодирует, а старичок смущенно улыбается.
– В этот важный день, господин Ясски, от лица всех жителей и правительства, я бы хотел отметить ваши заслуги перед городом. Как вы все знаете, – обращается Кауфман к людям, – господин Ясски большую часть своей жизни отдал на то, чтобы не только сделать нашу жизнь лучше, но и сохранить ту прекрасную часть наследия, что осталась нам от предков. До восьмидесяти пяти – а сейчас ему уже сто четыре – он учил нас и наших детей. Я сам лично был его учеником.
Кауфман улыбается, смотря на своего учителя, а тот добродушно посмеивается, хлопая по плечу президента.
– Благодаря его усилиям в городе существуют школы, университеты и научный центр. Последние двадцать пять лет он возглавляет библиотеку и музей, где собрана наша история. Кроме того, он прекрасный семьянин.
Где-то впереди, близко к трибуне, несколько человек машут руками, и старожил машет в ответ. Кауфман, увидев это, улыбается еще теплее, чем прежде.
– Учитывая все заслуги господина Ясски, – продолжает президент, – к пятидесятилетию музея истории, что послезавтра, будет установлен памятник в его честь.
Люди аплодируют.
– Кроме того, мы приняли решение наградить его пока единственной почетной медалью Отличия первой степени за все, что он сделал для нас!
Оркестр заиграл коротенькую торжественную композицию. За спиной президента появляется помощник с синей открытой коробочкой, внутри которой в бархате покоится золотая медаль. Президент аккуратно достает ее и прикрепляет к пиджаку старожила. Люди на площади хлопают и свистят, а старожил весь съеживается и прячет слезы на груди президента.
Когда господин Ясски успокаивается, помощники президента усаживают его на откуда-то взявшийся стул, а Кауфман возвращается к трибуне.
– Имя нашего города означает «Тысячелетие». Но я верю, что он будет процветать гораздо дольше. Славься, Миллениум!
– Славься, Миллениум! – люди на площади радостно вторят президенту и аплодируют. Оркестр собирается начать новую композицию, но не успевает.
Кристин вдыхает дым кальяна и тихо выдыхает. Она смотрит в экран компьютера, но ничего там не видит. Передает трубку Базуке, тот чисто автоматически забирает ее и продолжает работать.
«Внутри себя», – делает вывод Кристин и открыто смотрит в окно. Издалека донеслось «…новое общество, в котором нет различий по нациям», и Кристин усмехается.
– Старый врун, – тихонько говорит она. Звучит, тем не менее, очень по-доброму. Кристин понимает, что президент Кауфман врет намеренно. Многие еще не догадываются, но классовые разделения уже начинают назревать. Но этого пока не нужно знать людям.
Кристин знакома с президентом лично и очень любит его. Она думает, что он единственный, кто действительно смог бы исправить ситуацию с классовым разделением, но на это нужно время. А времени, по мнению Кристин, у него не так много: скоро более молодые правители займут его место. Кауфман, каким бы живым не был, уже стар.
Из посетителей никого кроме нее и Базуки нет, и персонал, не стесняясь, высунулся из окон и дверей. До Кристин донеслись слова «Ясски» и «медаль».
– Слышал? Ясски дают медаль.
– Библиотекарю? – спрашивает Базука, не поднимая головы.