Читать онлайн
Норка для Норы

Татьяна Нильсен
Норка для Норы

Глава 1

Как же ей не хотелось умирать, до самой последней секунды, пока мысли сначала лихорадочно бегали в её голове, потом перешли на шаг, а вскоре и вовсе удалились в далекое детство. Неожиданно возник образ отца совсем молодого в нейлоновой рубашке чернильного цвета с закатанными рукавами, в начищенных сбитых ботинках. И она совсем маленькая, с тоненькими косичками в голубом, коротеньком, ситцевом платье с кармашками. Платице пахло свежестью и стояло колокольчиком, потому, что мама отгладила его тяжёлым утюгом. Она держит папу за руку, перепрыгивает через ямки на дороге и заглядывает снизу вверх в смеющиеся тёмные глаза. Они такие нарядные, свежие, утренние идут в зоопарк, и счастью нет предела. В тот момент, когда вдруг пронзила чудовищная боль, она не могла понять, что же всё-таки происходит – её радостное существование вдруг обернулось ужасом, а вскоре невыносимыми страданиями. Сознание медленно угасало. Она понимала, что надо бороться за жизнь, царапаться, вырываться к свету, но сил хватило, чтобы сжать кулаки и застонать от пронзительной телесной пытки. Последние проблески сознания запечатлили кровавый закат, который гасило море, и услышала шуршащий звук, удаляющихся шагов.

***

Он любил тишину. Он вынужденно полюбил тишину. Иногда не хватало шороха волн, шелеста листьев, завывания снежной вьюги и треска дров в камине. Скучал по трелям соловья, когда просыпался по многолетней привычке в пять утра в своём загородном доме. Ему не хватало привычного, балаганного чириканья воробьёв и всякой «мелкой, птичьей сволочи», как писали Ильф и Петров в «Золотом телёнке» Но он так привык к тишине, что когда у него появился очень дорогой, слуховой аппарат, то изобилие звуков приводило к головной боли и скорой усталости. С глазами всё обстояло немного по-другому. Если, в случае необходимости, он мог слышать, то зрение, к сожалению, не могли исправить никакие очки. Постепенно пришлось смириться с тем фактом, что зрение никогда не восстановится, хотя доктора давали оптимистичные прогнозы и предрекали, что со временем он сможет видеть. Он не ослеп окончательно, мог передвигаться по дому, не сшибая всё на своём пути, но читать, водить автомобиль, и делать множество необходимых вещей уже не представлялось возможным. Когда он силился что-то рассмотреть, то мог видеть силуэты, потом в глазах всё расплывалось и представлялось блеклой, пятнистой мозаикой. И вот в такого инвалида, а он называл себя именно так, Сергей Сергеевич Свешников превратился несколько месяцев тому назад. Он попал в автокатастрофу, страшную, нелепую и постыдную. В тот момент, именно в ту роковую секунду он был с любовницей, сильно навеселе, со спущенными штанами. Когда тело вызволили из искорёженного автомобиля, то выглядел он совсем ужасно – лицо залито кровью, голый зад и не только зад. А женщина, которая была с ним, из одежды имела только кружевной бюстгальтер, расстёгнутую кофточку и больше ничего, самое страшное, что через несколько минут после аварии, эту красивую, молодую женщину покинула и жизнь. Но ничего этого Сергей Сергеевич не знал и не помнил некоторое время, потому, что лежал в тяжёлом состоянии с черепно-мозговой травмой. Врачи сделали чудеса, собрали его по кусочкам, вернули память, всю и даже ту, которую он хотел бы забыть. Только слух и зрение решили не возвращаться полностью. Он был благодарен Всевышнему, что тот не лишил всего, а оставил те важные чувства, в которых он так нуждался – осязание и обоняние.

Свешников был потомственным скорняком. Он родился, и молодые годы провёл в Сибири. Его дед и отец владели этой профессией в совершенстве, и парень всегда знал, какую профессию выберет. Когда настало время, отправили молодого, долговязого мальчишку, в Новосибирский институт лёгкой промышленности обучаться профессии. И параллельно Сергей решил получить зоотехническое образование. Если тогда, тридцать лет назад, отец работал в системе советской меховой промышленности, которая принадлежала государству, то на сегодняшний день Сергей Сергеевич, благодаря своей предприимчивости и упёртому характеру, единолично владел зверофермой и цехами по выделке шкурок. Он давно сменил Сибирь на Санкт-Петербург, обзавёлся роскошным особняком, женой и оболтусом сыном, которого с глаз подальше, отправили учиться за границу. Казалось, он имел всё для того, чтобы чувствовать себя счастливым. Жизнь напоминала картинки из модных, гламурных журналов: вот он в пиджаке от Hugo Boss садится в белый «Порше», или вид с балкона фешенебельного отеля в испанской Малаге, или опять же он с женой, на которой норковое, светлое манто, колье с рубинами на шее, на светской тусовке, в обществе известного политика. Но полностью счастливым Сергей себя чувствовал только на своей ферме. Он менял дорогое пальто на фуфайку и, не обращая внимания на нечистоты, в стильных итальянских ботинках по несколько раз в день обходил длинные ряды клеток, проверял рацион питания и качество корма, инспектировал цеха, где после обезжиривания откатки и правки, сушились шкурки норок, соболей и лисиц. Хозяин контролировал все ступени производства – сам принимал на работу сотрудников, налаживал связи с заказчиками. В цехах наблюдал, как откатывают мех по волосу и мездре в барабанах, а в конце процесса пылесосят и расчёсывают в несколько приёмов. Когда Сергей Сереевич почти лишился слуха и зрения, то на ощупь и по запаху мог определить готовность и качество меха. И более того, когда лишился двух чувств, обострились другие, особенно обоняние и осязание. Свешников на спор со своими друзьями и товарищами, завязывал глаза тёмным шарфом – для чистоты эксперимента и, проводя руками щупая и щипая мех шкурки, определял её цвет. Однажды он со скандалом уволил работника, который вместо мяса и ливера, давал норкам только дешёвую рыбу и овощи. Сергей Сергеевич почувствовал что-то неладное носом, специально стал приезжать в то время, когда работник разносил по клеткам пищу для животных. Он уволил его без объяснения причин, а тот, не сразу понял, почему незрячий хозяин турнул без выходного пособия. Вот тогда бизнесмен решил взять в помощники секретаршу и постоянного водителя, которых никогда не имел на постоянной основе в прежней жизни. Свешников всегда, всё делал сам не то, чтобы никому не доверял, просто считал, что лучше него, никто ничего не сделает. Но сейчас всё изменилось, и в определённых вопросах он стал просто беспомощным. Жена помогать отказалась, ссылаясь на то, что у неё своих дел по-горло. И действительно, женщина имела свой процветающий бизнес, независимый от мужа. Да и в свете последних событий, после того, как она узнала в каком состоянии, и с кем во время аварии находился муж, она стала отдаляться. Мужчина долго думал и пришёл к выводу, что бесконтрольно его дело долго не протянет, разворуют, растащат, переломают, да не ровен час, сожгут по-пьянке. И принял единственно правильное решение: во-первых: оформить на работу водителя и во- вторых: контролёра всех бумажных и бухгалтерских дел. На первое время принял в качестве шофёра родственника, но тот так прирос к баранке, что остался и дальше в этой должности. Помимо вождения на него легли заботы о ферме. Племянник Василий, двадцатипятилетний сын сводного, ныне покойного брата полностью устраивал Свешникова. Парень был толковый, услужливый, в отличие от папаши, который жил без пользы и помер в убыток всем близким. Пил, не просыхая, так и сгорел от не потушенной сигареты, спалив добротный дом, который достался ему от отца. Тогда Сергей Сергеевич метал громы и молнии, потому что ему, как в той сказке про Кота в сапогах, достался лишь тонкий матрас, на котором он провёл студенческую пору в общежитии и портфель с бумагами по скорняжному делу. Зато младший, любимый сын от второго брака отца, унаследовал крепкую усадьбу под Новосибирском и всё, что было нажито усердным и честным трудом. Иногда Свешников, вспоминая родительский дом, свою юность и семью усмехался про себя:

«Хорошо, хоть Кот волшебный в наследство не достался, сам всего достиг, не на кого было надеяться».

После института Сергей в отчий дом так и не вернулся, предполагая, что отец отписал всё на брата. Приехал только, когда узнал, что его не стало, бросил горсть земли в могилу, и, отказавшись ехать на поминки, отправился в аэропорт. До самолёта оставалось несколько часов, и он засел в ресторане, заглушая обиду, накачиваясь коньяком и презирая всё и всех вокруг. Он только начал свой бизнес и очень нуждался в финансах, пахал, как проклятый, просил у отца помощи, но тот отказал, сославшись на какие-то проблемы. На похоронах, кто-то сердобольный шепнул, что старик всё завещал одному, а другому, только счастливые воспоминания детства. Так сидел Сергей в душном зале ресторана, слушал объявления о рейсах и копил злобу с обидой:

«Ну, ничего, приползёте ко мне на брюхе, вонючки!»

И с того дня у него образовался иммунитет на обиды, видно с коньяком всё проглотил. Он больше никогда не обижался, но если было что-то не так, выяснял на берегу, если случался обман – убирал того человека из своей жизни, ну а если грубость – просто давал в морду, что случалось довольно часто. И пока старший брат батрачил на собственный бизнес, не видя света белого, «вонючки» жили-поживали в большом доме, катались на дорогом «Джипе» и пользовались всеми благами, которые достались в наследство. Да только «не в коня корм», постепенно всё сошло на нет. В конце концов, лень, распущенность и алкоголь сделали своё дело. Младший брат в пьяном угаре уснул, не потушив сигарету, и всё полыхнуло ярким огнём. Поговаривали, мол, могли и помочь из искры возгореться пламени, потому что в доме часто хороводились собутыльники и разные, неопознанные, тёмные субъекты. Но экспертиза ничего криминального не показала, только собрали обгорелый труп, поковырялись в нём недолго, и отдали родственникам на погребение. Остался только взрослый сын, у которого даже рубля не нашлось на похороны отца. Вот тогда, от нужды великой, парень позвонил дяде. Племянник знал о процветании близкого родственника, слышал, что тот имеет шикарный дом, недалеко от Петербурга, свой бизнес и семью. Дядя выслушал просьбы, и разговор повёл по-деловому:

– Денег я тебе дам, только как ты мне будешь их возвращать?

– Спасибо дядя Сергей. Я заработаю и отдам, как только смогу.