Книга
Прививка от сумасшествия

Маленькая книжечка в 100 страниц, а ощущение что прочитал целый роман. Очень много мыслей, идей, размышлений, которые требуют от читателя значительных усилий. Усилия уходят не только, на осмысление, но и просто на продирание через текст в попытке понять “что” автор имел ввиду… Слова в описании книги “В городе слов гуляет дислексик…” не ради красного словца, уж не знаю действительно ли автор дислексик, но эту книгу еще нужно научиться читать.

Примерно с средины я открыл для себя “правильный” способ чтения – перестаньте обращаться внимания на знаки препинания, бросьте попытки держать в голове всю структуру сложносочиненных предложений, вместо этого следуйте простому правилу “предложения связаны друг с другом по цепочке, новое относится к предыдущему”, когда перестаешь тратить усилия на борьбу с текстом, начинаешь немного понимать что вообще происходит :)

По содержанию – огромное количество интересных мыслей и отсылок, как по мне – слишком много, читая без остановки начинаешь забывать содержание первых глав. Попробую через время перечитать еще раз, осталось ощущение, что дошла до меня лишь небольшая доля из того что хотел сказать автор.

" Я слушал с балкона.

– Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли! Том-вир-лир-ли!"

Недавно я прочитала книгу Ю.Олеши « Зависть» , в которой промелькнул светлый образ Тома Вирлирли . И когда я начала читать « Прививку от сумасшествия» , то показалось, что автор назвался Томом Вирлирли с издёвкой.

Я читала , а колокола звонили и раскачивались в разные стороны , пытаясь сбить меня с мысли и покоя, вызывая чувство неудобства, противоречия и сопротивления.

Ну как же? Зачем о таком думать? Зачем здесь эта мысль? А это слово?

Но потом поняла, что ,вероятно, автор и добивался таких неудобных чувств.

Что мне показалось наиболее интересным и важным,во – первых, нестабильность героя, в одну секунду – он презирает весь мир, (его убогость и мелкость, невозможность видеть и думать, невозможность посмотреть в глаза) , в другую секунду он пытается восхищаться миром, пытается его полюбить, но его мысли не дают ему это сделать. И поэтому мир он если и любит , то как нечто ущербное и слабое, как косоглазого кота.

Во – вторых, кажется, на протяжении всей книги идёт взвешивание на весах мысленного и материального. Мы видим на чаше мысленного сотни слов, мыслей и желаний и с другой стороны почти пустую чашу материального.

А, в – третьих,

"Всклоченный звонарь переложил на музыку многие мои утра. Том – удар большого колокола, большого котла. Вирлирли – мелкие тарелочки.

Том Вирлирли проник в меня в одно из прекрасных утр, встреченных мною под этим кровом. Музыкальная фраза превратилась в словесную"

У Олеши родилась такая мысль. А у Тома Вирлирли, вероятно, родилась мысль перешагнуть словесную фразу.В итоге, мне понравилась книга , хотя понимание ее пришло не сразу.

Мне было тяжеловато читать, так как, во-первых, текст, в котором лирические и философские отступления преобладают над сюжетом всегда требует усилия, сосредоточения внимания и глубокого осмысления каждой фразы. Во-вторых, сами рассуждения не уходят далеко в абстракцию, они как бы привязаны к реальным, осязаемым деталям, окружающим героя, и каждой из этих деталей выделена небольшая порция философии. Это создаёт впечатление американских горок. Будто ты в полумедитативном состоянии опьянения, цепляешься за окружающие тонкости пространства, улетаешь в ассоциации, страхи, мысли, а потом замечаешь что-то новое, и все происходит снова. И ты в этой бесконечной цепи мыслительной деятельности раз за разом осознаёшь жизнь в абсолютно непривычном разрезе. Это состояние захватывает и пугает одновременно. То же самое я чувствовала во время прочтения. Поэтому процесс был тяжеловатым, но вместе с тем давал сознанию нестандартную нагрузку.

Если говорить о содержании – сумасшедше. Сумасшедше и спокойно (отчего ещё более сумасшедше). Вычленить из этого повествования что-то хоть отдалённо напоминающее стандартные размышления просто невозможно. Если попытаться описать эпитетами – мысли потекшие, рваные, неземные. При этом по умолчанию кажется, что они должны быть яркими. Но нет, они в серой гамме. Как будто самые неуемные и кричащие тезисы одели в оболочку повседневности и нормальности.