Читать онлайн
Арт-директор
Марат Владимирович Карапетян
Посвящаю эту книгу своему отцу
Карапетяну Владимиру Амбарцумовичу
Корректор Ольга Васильевна Соболева
Корректор Мария Александровна Крашенинникова
Редактор Игорь Викторович Поляков
Фотограф Роман Николаевич Какоткин
Консультант Игорь Анатольевич Ельчанинов
Помощь в издании романа: Карапетян А. В., Тимченко А. Ю.
© Марат Владимирович Карапетян, 2020
© Роман Николаевич Какоткин, фотографии, 2020
ISBN 978-5-4483-5086-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Первая книга. Музыкант.
1—9 главы
Глава 1
Многие уверены, что между словами «музыкант» и «тусовщик» стоит знак равенства. Не совсем понятно, отчего так получилось, но это так. Когда концерт заканчивается, рокеры едут веселиться, выпивают и предаются разврату и наркотикам.
Часто воображение рисовало такие картины мне, пока я не сыграл свой первый концерт в 15 лет. Со временем я заметил, что повеселиться хотят те, кто был в зале, а те, кто был на сцене, хотят сохранить в себе чудесные мгновения счастья, которые можно обрести только в музыке…
В школе № XX уездного города N было все, присущее хорошей городской школе. Запахи столовой, кабинет труда, актовый зал, доска почета, октябрята и пионеры. Красивые комсомолки и бравый физрук. Учитель музыки часто вздыхал, глядя, как под Рахманинова школьники играют в морской бой. Иногда его заменяла другая учительница. Красивая и очень сладкая на вид. Многие парни, и особенно спортсмены, пытались делать вид, что им все равно, и не смотрели на нее. А я только диву давался: как такая красивая женщина оказалась в нашей школе? Мы с моим другом часто говорили о музыке, а когда хотелось выставить себя героями, иронично говорили о ней. Дескать, стоит нам лишь захотеть… Друга я не видел уже 10 лет. Он пропал. Может, он превратился в другого человека и сменил личность и внешность заодно. Так иногда бывает: человек с тобой рядом все время – и вдруг он исчезает навсегда. И ничего о нем не напоминает. Только музыка, которую мы слушали вместе и под которую тащились.
Музыка сохраняет так много воспоминаний. В ней растворено так много чувств и желаний, намеков и ожиданий. Океан звуков, а ты – счастливый малыш, без билета прошедший в рай. Как так вышло? Мы часто не ценим того, как много нам может дать песня. Ждем подсказок от жизни, сочувствия от людей, а рядом та сама песня – твой друг и товарищ. А мы иногда забываем о ней, бросаем ее на года, но она терпеливо ждет своего часа, всегда готовая снова усладить и порадовать, как когда-то. Песни были моими лучшими друзьями. Я любил их. Брал их с собой в дорогу. Дорожил ими и защищал, когда кто-то их обижал. Они стали моим домом в царстве нелепых инструкций и некрасивых людей, с которыми мне суждено было прожить мою школьную жизнь. Пока в 14 лет я не услышал The Beatles. Моя прежняя жизнь в ожидании чуда закончилась. Я перестал заниматься спортом, учиться и т. д. Начиналось что-то важное. Быть может, во мне родился новый человек, который не сменил внешность и не поменял имени и фамилии.
Эта музыка была настолько свежей и сильной, что я думал только о ней. Как ее сыграть? Как? Все остальное мне и на 5% было неинтересно. Меня это пугало. Иногда мне казалось, что люди оглохли и ослепли. Они ели, пили, и слово «Битлы» у них не взывало восторга, улыбки или иных чувств. Порой мне кажется, что большинство людей – это роботы. Много раз, смотря прикольный фильм «Приключения Электроника», я думал, что робот – это какая-то классная вещь. Умный помощник. Но роботы вокруг были поглощены бытовухой. Бытороботы. На быдлослете. А ведь Битлы именно из такого же небольшого рабочего города. Может, там воздух другой? Море? Йод?
Одна знакомая хотела стать моделью, танцовщицей, а стала банковским работником. Хорошим и эффективным. Лучший инспектор. Быть хорошим сотрудником тоже неплохо. В ее глазах ничего не отображается, кроме скуки и голода. Может, у нее даже есть зарядное устройство, и она включает себя ночью в розетку. Утром открывает приложения «ванна», «завтрак». Днем – «работа», «обед», «выход с рабочего места». А когда никакое приложение не открыто, она просто смотрит на собеседника, и рот улыбается, но глаза – нет.
У The Beatles не было никакого назидания или протеста, как это было у металлеров и русских рокеров. Они отлично пели, и песни были как сказки. Ты их читал и засыпал спокойно и улыбаясь.
У одного товарища случайно под кроватью я нашел старую—престарую полуакустическую гитару. Красную, пыльную, большую, стильную и без струн. Отверстие для джека призывно звало к себе и навевало мысли о будущем электричестве, которое может пройти сквозь эту гитару. Похожую гитару я видел в книгах про рок-н-рольщиков: Билла Хейли, Элвиса, Эдди Кокрана.
– Держи, только куда ты ее будешь включать? Усилителя у тебя нет? Знаешь, купи джек-пятерку и включай в усилок, от которого играет виниловая пластинка, – сказал какой-то правильный парень, который починил гитару и натянул струны. Так называемый звукач. Они будут окружать меня всю мою жизнь: скромные, как правило, неудачливые либо бывшие музыканты, которые решили, что лучше хорошо «рубить» в звуке, чем плохо – на сцене.
Конечно, я был фаном Брюса Ли. Как иначе. И любил «Динамо-Киев». Это как дважды два. Играешь в футбол, занимаешься боксом. Сравниваешь себя с Марадоной и Брюсом. Споры о том, что боксеры круче каратистов, кажутся увлекательными. Я до сих пор думаю, кто круче: боксер или каратист. Ну и вправду, у боксера удар как молот, но каратист может ударить по колену, и боксер упадет. Мне не приходило в голову читать интервью Брюса, а он там объяснил, что, если он при весе меньше 70 кг не вырубит соперника в первые 5 секунд, будет очень сложно. Вот она истина. Кто быстрее, тот и лучше. В футболе мне не хватало скорости, но я с лихвой возмещал это, раздавая пасы так, что забить гол не составляло труда. Я называл себя диспетчером. Типа футбольный Стэтхем. Хороший пас, как вкусное блюдо, рождает отличное послевкусие: герой не ты, но ты – лучший его друг. Мне хорошо жилось в этих спортивных мирах. В боксе я уже вел разминку, а это очень круто. Сильные ноги и упрямство могут многое дать на ринге. Но когда я услышал Битлов, все было кончено.
Сразу. Вдруг перчатки, мячи, каратисты и даже линия полузащиты киевлян перестали быть чем-то очень важным. Я стал замечать в городе парней с гитарами. Я стал следить за ними. Терся около них, с умным видом рассматривая их лица. Пиво, небритые лица, небрежные фразы, музыкальные термины, английские слова, сигареты, лавочки, значки (такие трогательные) стали окружать меня, и только одно было непонятно. Что дальше. Трамваи носили меня по городу, и огни города шептали: начинай, не зевай, не бывай где не нужно, пора, пора, пора, пора.
В школе в актовом зале было интересно. На сцене всегда отлично. Сцена манила, как эротический немецкий журнал в шкафу у отца. Однажды на этой пыльной и огромной сцене я услышал звук барабанов. Этого было вполне достаточно, чтобы кайфануть по полной, но потом раздался звук гитары. Он был несовершенен, но я испытал то, что сделает меня полностью счастливым, – через меня прошла электрическая гитара. Глаза закрываются, нога притопывает, и плывешь. Гитарист – это просто наркоман. Наркотики он делает сам из нот. Пальцы – его лаборатория. Струны – специальные станки. Станки надо настроить, и они будут отлично тебе служить. Глаза гитариста – вывеска. Я десятки тысяч раз смотрел в глаза гитаристов и был ими заражен. Если бы я был женщиной, я бы только с гитаристами общался. Их глаза всегда таят в себе ярость и тайну. Палец трогает струну, и в глазах отражаются музыка и блаженство. Гитаристы – боги. Повелители людей. Герои сущего. Колдуны. Им можно простить даже хамство. На сцене был гитарист. Я тупо смотрел на него. Это станет моей привычкой на долгие годы – тупо смотреть на гитаристов. Пальцы. Глаза. Пальцы. Глаза. И так по кругу. И по кругу. Закроешь глаза – и гриф гитары с пальцами, откроешь – увидишь его глаза. А ты закрой глаза! Видишь? Неужели нет? С закрытыми глазами гитарист невероятно красив. Очень.
– А вам в группу не нужны музыканты? – услышал я свой дрогнувший голос. На чем играю? Умею рок-н-ролл на пианино. Нужен? Я готов. А когда репетиция? Отлично.
На 29-м круге вокруг школы я вспомнил, что я не умею играть вообще на пианино, за исключением басовой партии простейшей песни Элвиса. Но ведь это ерунда. Я скоро буду играть в группе. На чем – неважно. Совсем неважно. Совсем. Совсем. Мне повезло. Просто повезло. Очень повезло. Я был на пути. К перекрестку. На пыльной раздолбанной дороге, которая вела меня к перекрестку, на котором скоро загорится синий свет. Ослепит меня. И лишит нормального человеческого зрения.
Глава 2
Он был совсем на меня не похож. Но и похож одновременно. Мы армяне. Армяне чем-то очень похожи друг на друга. Взглядом, наверное. Он такой – ищущий, что ли… Но больше из разряда «ищу то, не знаю что». Он известный человек в узких кругах, у него яркое имя, но сущность его в том, чтобы быть гитаристом. Электрическим. Он – guitar man. Поэтому я буду называть его на русский манер – Гитамен, а для простоты просто Гит. Как Кит Ричардс из The Rolling Stones.
Гит был из артистической семьи, я из номенклатурной. Гит знал ноты, сам научился играть в детстве на пианино, я до сих пор нот не знаю, на пианино одним пальцем. Гит был посвящен в тайну творчества (он сыграл сына Сталина на театральной сцене – его отец спромоутировал), я об этом мог лишь мечтать. Наши родители дружили, но не сказать, чтобы сильно. Отцов связывала скорее национальность, нежели общие взгляды, матерей скорее дети, чем какие-либо увлечения. Ходить в гости к Гиту для меня было будто Break on through to the other side. Богемный парень, флейта, музыкальные, недоступные тогда, журналы, обожание знакомых, специальная немецкая школа, связь, в том числе и духовная, с Западом и прочие аксессуары ребенка-эстета. У меня самбо, привокзальная школа, папина черная «Волга», шашлыки по выходным, черная икра (порой) – полный провинциальный набор мальчика-мажора. Но мы с ним оба втайне считали себя выше буржуазных ценностей и, глубоко уважая наших отцов, считали, что они не рубят фишку нового времени. Моего отца уже нет, но с каждым годом я все больше понимаю, что он Так эту фишку рубил, просто хотел, чтобы этого никто не знал. Я это вычисляю по людям, которые его знали, по их разговорам, поведению, по его документам, по его, на первый взгляд, банальным решениям.
Гит меня жалел и, чтобы я меньше крутился у него под ногами с вопросами типа: «А что это за дудочка? Шапочка? Веревочка?», однажды предложил мне сыграть на пианино в четыре руки. Я принял вызов. Особо не получилось. Гит ухмылялся, глядя на свои пальцы, и взял да и показал мне три клавиши, куда жать. И ритм – то бишь когда жать. Получилось. Раз. Два. Три. Я жал и жал. Мама возникла в дверном проеме, небо опустилось, и меня увезли. Домой. Аппетита не было. Я понимал, что с его стороны это была лишь вежливость. Но тогда я подумал, что два ребенка могут вместе создать что-то удивительное за 5 минут. И это важнее оценок и похвальных листов, которыми мерилась моя жизнь тогда. Всего-то шуточная пьеска, развлечение, но мне все время хотелось еще. Причем когда я пытался играть один на пианино, было скучно. С другими пианистами было как-то общаться тоскливо. А с Гитом было как бы интересно. Интересные люди на дороге не валяются, нашел – вцепляйся и вперед. Так думал я. И решил, что Гит станет моим другом и учителем. Но он так не думал. Просто его вежливость я принял за нечто большее. Это будет преследовать меня много лет – обманываться рад. Бывало, открываешь человеку душу, а он сидит и строчит эсэмэску в телефоне. Вот где печаль начинается.
Гит все больше чем-то занимался, ездил по школьным обменам в Германию, встречался с творческими людьми, устраивал капустники, его знакомые много знали. Я становился лишним на этом празднике. Надо было двигаться своим путем. С Гитом я решил завязывать. Да и в соседнем классе появилась девочка, о которой я думал больше, чем о нем…
Музыка к тому времени как-то неожиданно проникла в нашу консервативную кавказскую семью. Формально. Мой младший брат был отправлен в музыкальную школу изучать фортепиано.
Мой брат. Это, пожалуй, мой лучший друг и самый надежный парень из всех, кого я встречал. Младший сын, с кудряшками, ласковый, с веселым характером, он довольно быстро стал любимчиком родителей. Отец ругал его как-то меньше, но зато мама за это жалела меня больше. Закон сохранения любви в семье. У меня особое отношение к младшим. Так уж вышло, что мне выпало быть самым старшим и у меня только братья. Но родной младший брат – это другая история. Хотел бы я быть на его месте? Часто думаю и скажу: наверное, нет. Младшим не так сладко живется, как кажется. На первый взгляд, их часто тискают, целуют, но и наказывают по полной программе. Старшие братья. Иногда незаслуженно. И если рядом нет взрослого, маленькому может быть очень обидно и сложно. Ару со мной было сложно.
Брат не был в восторге от музыкальной школы. Ходить в музыкальную школу – это как посещать вроде нужную, но непонятную, придуманную, творческую процедуру. Я не видел тех, кому это нравилось. Специальность, сольфеджио, хор. Специальность, сольфеджио, хор. Специальность, сольфеджио, хор. Бред какой-то. ССХ. Дети только и думают, как бы отмазаться от этого гармоничного бреда. Надо бы при приеме в музыкальную школу тестировать детей на детекторе лжи с тремя вопросами: «Ты очень любишь музыку? Ты хочешь посвятить музыке жизнь? Ты бы хотел стать музыкантом?» Если хотя бы один ответ утвердительный – можно брать. Для родителей музыкальная школа – типа часть гармоничного развития личности. А если нечего развивать? Ну нет ни способностей, ни желания. И как правило – это норма. И ребята на выходе из этой творческой бани всю жизнь отсиживаются вдали от этого ада, куда их скинули родители. Есть исключения. Один на тысячу. Например, Гит.
Ар угодил в такую школу. Точка. Тоска.
Меня тогда сильно выручало диско. В 1986 году вышел первый альбом немецкой группы Modern Talking. Я его слушал много тысяч раз. А магнитофонные кассеты? Sony Chrome, например. Кассета высокого класса. Крутой дизайн и фирменный запах. Наша кассета МК-60 пахла заводом, а западные кассеты дышали роскошью. Обложка кассеты украшалась фоткой, которую мы покупали дороже, чем саму кассету. От этих фоток веяло такой магической сексуальностью. Вот гляну, бывало, на фото певицы С.C. Catch в пошлой леопардовой шубе, отхлебну с горла, и хочется быть лучше, сильнее, богаче. А еще у тебя на кассетном магнитофоне играет хорошего качества запись, и вдруг пленку начинает «жевать». Это просто горе какое-то. Ступор. Судорожно вытаскиваешь. Если порвалась – начинается операция по склеиванию. Такая драма. Чувствуешь себя просто хирургом. И если все играет снова – это показатель твоего уровня.