Читать онлайн
Без памяти. Роман-размышление о женском счастье
Роман-размышление о женском счастье
Оксана Вздорик
© Оксана Вздорик, 2019
ISBN 978-5-4496-4411-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Вместо предисловия!
Каждый влюбленный по-настоящему сильно влюбленный человек безоговорочно готов отдать свое будущее любимому. Не задумываясь, он обещает посвятить свою жизнь возлюбленному, кладет на алтарь свое грядущее, еще не известное, еще не прожитое, туманное и неясное. Он готов менять свои планы и подстраиваться, чтобы быть счастливым вдвоем. А готовы ли Вы с той же легкостью положить на алтарь ваше прошлое? Счастливое или не очень, но такое родное, пережитое и сотворившее Вас? Легко! – ответят некоторые. А если подумать? Ведь воспоминания – это часть вашей личности. Готовы ли вы отказаться от нее? Просто забыть? Чтобы сделать счастливее свою половину? Не торопитесь с ответом. Подумайте…
Вместо предисловия?
Ревность – страшное чувство. Оно пагубно для любви, особенно когда ее подменяет. Глупо ревновать к прошлому. Это понимают все. Но мало кто может держать в узде свои чувства, когда прошлое то и дело напоминает о себе в настоящем.
Открытие
Был обычный день ее обычной жизни. Она ждала с работы мужа – тихонько прибиралась в доме. Подружка позвонила полчаса назад и отменила встречу, так что теперь у Леры было три свободных часа, и она решила разобрать чулан, куда не заглядывала уже несколько лет.
И именно там, в кладовке на верхней полке, Лера нашла то, что изменило ход событий.
Большая запечатанная коробка с надписью «Личное» почему-то подняла волну ужаса.
Сердце упало куда-то вниз живота и гулко звучало там, отдаваясь в висках и пульсируя темнотой перед глазами.
Как странно. Не помню, чтобы мы что-то такое собирали. Хотя коробка кажется знакомой.
Внутри оказалась куча бумаг, письма, фотографии, записки, обрывки нот и стихи на салфетках. Что-то странное было во всем этом. Особенно фото. На них были незнакомые люди, хотя некоторые, казалось, вышли прямиком из Лериных снов. Что-то резало глаз. Что-то в этих мирных пейзажах, посиделках, вечеринках и групповых позах цепляло ее за живое. Девушка, очень похожая на нее саму, смотрела на Леру с фотографий. Эта могла бы быть ее сестра-близнец. Или даже она сама, живи она другой, не знакомой ей жизнью. Разглядывая письма, Лера все больше приходила в ужас. В строке «кому» стояло ее имя в девичестве. Но она не получала этих писем, не знала их отправителей.
Что все это значит? Откуда это все? Чье?
Недолго думая, она решила позвонить мужу. Она всегда так поступала, когда не знала, что делать. А надо признать, с ней это регулярно случалось. Неглупая начитанная хорошо образованная молодая женщина почему-то боялась принимать решения. Или даже не так. Ей не приходило в голову, что это можно делать. Она так давно жила со Стасом, так привыкла советоваться с ним, во всем полагаться на него, что в любой ситуации ее первой реакцией было позвонить ему. Вот и сейчас она взяла трубку.
– Милый, привет. Я тут кое-что нашла. Коробка такая «личное». Не знаешь чья?
– Ты ее уже открывала?
– Ну, да. Там какие-то бумаги, письма.
– Ничего не трогай. Я сейчас приеду.
Что это с ним? Никогда он так резко не разговаривал. Да и чтобы так волновался не припомню… как же он сейчас приедет? Ведь пробки кругом…
Стас уже давно не приезжал с работы раньше 22.00. Предпочитал поработать лишние 3 часа, чем стоять их в пробке. А сейчас было только шесть и его «сейчас приеду» обещало затянуться неопределенно долго.
Лера положила трубку и в ступоре вновь уставилась на коробку.
Что-то тут не так. Может, стоит взглянуть еще раз прежде, чем он приедет?
Она стала выкладывать вещи из коробки. Методично, не спеша, аккуратно, как делала любую работу по дому. Фото в одну стопочку, конверты в другую, стихи и песни – отдельно. Были еще какие-то безделушки, назначение которых она так и не поняла, несколько дисков старого образца, древние дискеты.
Любопытно, что на них? Сейчас очень трудно найти устройства для их просмотра.
Добравшись до дна коробки, она увидела тетрадь. Такими пользовались студенты еще 20 века. Большая в 160 листов тетрадь в клеточку, исписанная убористым, острым и явно очень быстрым почерком уверенного человека. На обложке маркером – «Лере».
Это уже любопытно…
Зазвонил телефон.
– Мама? Привет. Что случилось? Почему голос такой?
– Мне только что звонил Стас. Он едет домой. А я решила пока с тобой пообщаться. Как ты, доченька?
– Да я тут странную коробку нашла. Тебе имя Евгений Чемизов о чем-нибудь говорит?
– Нашла… – голос у мамы упал, стал звучать очень тихо и задумчиво. – Наверное, тебе лучше дождаться Стаса и его расспросить. Как тебе спалось?
Это был любимый мамин вопрос. Она каждое утро звонила и подробно расспрашивала Леру о ее снах. Если той снились странные сны или незнакомые люди, мама всегда просила детально описывать их и словно делала пометки. Сегодня они об этом уже говорили, так что Лера не знала, что еще рассказать.
– Мам, я слышу, ты что-то знаешь. Зачем ты переводишь тему? Чье это?
– А ты не догадалась? Ты не смотрела, что там внутри?
– Ну, так. Разложила по стопкам, а что?
– Тетрадку не открывала?
– Нет.
– Вот и не открывай. Дождись Стаса, пожалуйста.
– Мам, я начинаю волноваться. Объясни мне, в чем дело? – голос повысился сам собой. Она не хотела кричать на мать, но та разрыдалась в трубку.
– Я перезвоню вечером – и положила, даже не попрощавшись.
Ну и ну. И как все это понимать? И откуда она знает про тетрадку?
Тест
Лера открыла тетрадь. Сразу за обложкой явная вклейка:
Лера! Если ты нашла это случайно, позвони мужу и не читай дальше.
Ну, мужу то я уже позвонила, а вот прочесть вы мне не запретите…
Пожалуйста, ответь на вопросы теста, прежде чем перевернуть страницу.
Тесты были любимым ее занятием. В журналах для женщин или в психологических журналах она всегда начинала чтение с теста, так что теперь это тоже было интересно.
– Сколько тебе лет?
– Есть ли у тебя дети?
– Когда вы последний раз были в Новосибирске?
– Часто ли тебе сняться сны?
– Бывает ли у тебя дежа вю?
– Много ли у тебя друзей?
– Любит ли тебя муж?
– Любишь ли ты его?
– Счастлива ли ты? Когда ты последний раз испытывала острую радость?
– Хочешь ли ты изменить свою жизнь?
Сколько мне лет? – Тридцать пять. Это ноль очков???
Детей у меня пока нет. А это целых 5 баллов. Интересно почему?
В Новосибирске мы последний раз были 3 года назад, когда у меня случились страшные головные боли, а там расположен единственный институт, который работает с такими проблемами. Итак, три года назад это 7 очков. Любопытно.
Часто ли мне сняться сны? Да практически каждый день. Во снах у меня какая-то другая жизнь. Интересная, полная приключений, разных людей. 10 очков за сны каждый день.
Бывает ли у меня дежавю? – Регулярно.
С дежавю у Леры были особые отношения. Очень часто, когда она приходила куда-то в первый раз, ей казалось, что она уже там была. Она узнавала не только обстановку, но и людей, и запахи, и вкусы. Случалось, что узнавали и ее. Или принимали за кого-то другого. Ей даже регулярно казалось, что по городу ходит ее сестра-близнец, которая знает всех этих людей и передает ей что-то через сны. Однажды Стас чуть не избил официанта, который слишком активно включился в обсуждение феномена дежавю и пытался доказать Лере, что видела она и этот ресторан, и его не во сне. А просто была там раньше, месяца три назад, да только забыла. А вот он ее очень даже хорошо помнит. С тех пор Лера перестала кому бы то ни было говорить «У меня такое чувство, что я вас где-то раньше видела», – не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал от крепких кулаков ее мужа. Все-таки он спортсмен, хоть и любитель.
Но тесту можно было ответить честно. Да, дежавю с ней случаются очень часто. Причем последнее время не только в новых местах, но и дома у нее регулярно возникает чувство, словно все это уже было. Может некоторое однообразие занятий дает такой эффект? Даже сейчас, отвечая на этот тест, она подумала, что уже делала это раньше.
Итак, да – 10 баллов за регулярное дежаВю.
Много ли у меня друзей? Для получения балла предлагается отнять их число от 10. да что тут отнимать? Подруги и меня всего 2 и встречаемся мы с ними нечасто. С обеими познакомилась уже после тридцати в спортзале для обеспеченных домохозяек. А друзья юности и молодости давно исчезли из моей жизни. Все это произошло так незаметно и так давно, что я даже не могу вспомнить ни причину, ни повод. Просто перестали встречаться, потом звонить, потом даже писать друг другу. Нет, друзей у меня немного, так что этот вопрос прибавляет мне еще 8 баллов.
Любит ли меня муж? Боже! Ну, как я могу ответить? Конечно, любит! Мне так кажется. Ну, да, последнее время мы не так часто бываем вместе. Он много работает и часто ездит в командировки. Но он меня любит. Заботится обо мне, переживает. Страсть, конечно, сейчас не так кипит, как раньше, но я его по-прежнему возбуждаю, особенно, когда мы играем. Только вот разговариваем мы мало и с родственниками кроме мамы почти не общаемся, но ведь это мало относится к любви. Варианты ответа по пятибалльной шкале: 0) уверена, 1) мне кажется,2) не знаю, 3) не уверена 4) думаю, нет 5) нет. Ладно, пусть будет «мне кажется».
Люблю ли я его? Очень. Я не представляю без него своей жизни. Он нужен мне как воздух, как вода. Он мое солнце. Конечно же, я люблю его. – 0 очков.
Счастлива ли я? Ну, да. Это конечно не буйная радость, а тихое семейное счастье. О таком мечтают, наверное, все женщины. А острая радость… С острой радостью все непросто. Радость я испытываю регулярно. От удачно приготовленного обеда, интересного найденного рецепта, похвалы тренера в спортзале, да просто розового луча заходящего солнца. Но чтобы острую, яркую, все затмевающую радость… Когда же это было? Почти год назад, когда Стас вернулся из командировки в Швейцарию и привез мне оттуда бриллиантовое колье. Встал на колени, протянул мне футляр и сказал: «Умоляю тебя быть моей королевой». В футляре вместе с украшением было приглашение на новогодний бал. Я так обрадовалась! Мне был приятен сам жест. Я впрямь почувствовала себя королевой. Да, острую радость я испытывала больше года назад, то есть. за этот ответ еще 8 очков.
И что там у нас напоследок? Хочу ли я изменить свою жизнь? – не уверена. – 3 очка.
И что все это обо мне говорит?
Просуммируй баллы. Если получилось больше 50, вероятно, тебе следует читать дальше. Но знай, то, что ты найдешь в этой тетради, изменит твою жизнь. Готова ли ты? Хочешь ли? Если нет, просто дождись Стаса. Он все исправит. Если же желание что-то изменить больше, то надо решиться. Нет смысла сидеть дома. Бери тетрадь и иди туда, где никто не будет мешать тебе ее читать. Не стоит оставлять записок или звонить Стасу. Бери тетрадь (а лучше всю коробку) и уезжай. Прямо сейчас.
Надо же как… Прям все бросить и сбежать?
Идея показалась соблазнительной. В жизни так давно не было приключений, что подобный побег показался приятной возможностью. Лера сложила все обратно в коробку, погрузила в машину и выехала за ворота.
Куда же мне поехать?
Она отправилась в кофейню, где собиралась сегодня встречаться с подружкой. Столик все равно уже был заказан.
– Вы будете одна?
– Да.
Давненько она не сидела в кафе одна. Затаив дыхание достала из сумки тетрадь. Вторая страница была написана тем же почерком.
Письмо из прошлого
Что тебе нужно знать…
Во-первых, дорогая, пойми: ты читаешь письмо из прошлого. Ты сама пишешь его себе. Точнее нет, не так. Это я, Лера Ковальчук, двадцати пяти лет пишу себе, себе в будущем. Пишу, потому что приняла сложное и очень странное решение. Я согласилась на чистку памяти. В 2005 году эта операция еще только разрабатывается. Фактически я согласилась войти в экспериментальную группу, с которой работает команда ученых в Новосибирске. Они создали методику, позволяющую блокировать определенные нервные (ассоциативные) цепочки мозга. Т.е., попросту говоря, дезактивировать определенные очень мелкие участки коры головного мозга, чтобы стереть из памяти выбранные воспоминания. Программа разрабатывалась для лечения психиатрических отклонений и девиантного поведения, но первые эксперименты было решено ставить только на здоровых добровольцах. И я стала одним из них. Зачем я это делаю? Это сложно объяснить другому человеку. Но ты, я думаю, легко поймешь. Ведь ты – это я, только уже после операции. Я делаю это ради Стаса. И ради себя, конечно. Я так люблю его, что не хочу заставлять страдать, не хочу мучить его своими воспоминаниями. А они причиняют ему боль. Я вижу это и чувствую. И я его понимаю. Моя жизнь до него не была монашеской. У меня было много мужчин. И пусть никого из них давно нет в моем сердце, они живы в моей памяти и это его угнетает. Это подрывает его уверенность в себе и во мне, заставляет ревновать. Нет, не потому, что я часто вспоминаю про них. Нет. Я вообще стараюсь не говорить с ним о прошлом. Но я уже совершила ошибку, подробно рассказав ему историю своей жизни и отношений. И теперь всякий раз, когда случается ситуация, похожая на одну из тех, что я описывала, он знает, какие в моей голове всплывают ассоциации. Он фактически читает меня как раскрытую книгу и всякий раз это причиняет ему боль. Но если бы дело было только в его знании, то, наверное, проще было бы ему присоединиться к экспериментальной программе.
Но ведь мои воспоминания действуют негативно и на меня. Многие или, скорее, все мои страхи растут из этих воспоминаний и мешают мне быть счастливой, порождают напрасные сомнения. И избавиться от них можно только так, при помощи новой методики. Долгие годы психотерапии не прельщают меня, когда есть возможность быстро и легко решить то, что консультанты пытаются сделать десятилетиями.
Я собираюсь стать новым человеком – спокойным, уверенным, оптимистичным, счастливым. Я решила удалить неприятные моменты своего прошлого. Словно этого и не было никогда, а значит и последствий этого в моей психике тоже не будет. Перед началом работы в программе меня попросили максимально подробно описать все, что я хочу забыть, все связанные с этими моментами ассоциации, все, что поможет врачам максимально точно вычленить задействованные участки коры. В этой тетради ты найдешь то, что я собираюсь забыть. Зачем же тогда я пишу это предисловие и оставляю тетрадь там, где смогу ее найти? На всякий случай. Методика еще не испробована, и кто знает, чем может закончиться этот эксперимент. Вдруг случится так, что нужно будет все вспомнить. Или, по меньшей мере, осознать, что все это было. В общем, тебе решать, хочешь ли ты знать о своем прошлом малоприятные подробности, или тебе и так живется хорошо.
Привет тебе, Лера будущего. Тебя ждет путешествие в твое прошлое, точнее в мое прошлое, ведь ты то уже ничего этого не помнишь.
* * *
Лера читала все это со странным ощущением. Ей с трудом удавалось сдерживать себя, чтобы не подойти к кому-нибудь с просьбой ущипнуть ее. Совсем не верилось, что это могло быть правдой. Но для розыгрыша уж как-то больно мудрено. Ужасно, что проверить это было практически невозможно.
Можно, наверное, позвонить в Новосибирск… Только вряд ли по телефону мне хоть что-то скажут. Можно потребовать объяснений от мамы – она то явно в курсе. Стас – так вообще центральная фигура во всей этой истории…
Но его-то как раз почему-то ни видеть, ни слышать не хотелось теперь совсем. Что-то в Лере менялось безвозвратно. Что-то умирало внутри. Или наоборот просыпалось?
Комок в горле все рос и рос и, неожиданно для себя, она разрыдалась в голос прямо в кафе.
– Вина? – заискивающе спросил немного растерянный официант.
– Нет, просто воды, пожалуйста.
Вина? Чья?
Лера чувствовала себя маленькой девочкой, заблудившейся в большом магазине. Кругом столько всего интересного, завораживающего, необычного, но все это не радует, когда мамы нет рядом и не знаешь, куда идти. Сто шестьдесят страниц тетради казались сейчас полками со сладостями, витринами, набитыми игрушками, но мамы не было. Кто купит их ей? Кто поможет донести до дома? Пора было становиться мамой самой себе. Но как? Как она, ничего не знающая о своем прошлом, может вдруг резко изменить свое будущее? Зачем? Для чего?
Лера пошла к зеркалу, не забыв прихватить тетрадь с собой, чтобы, не дай бог, кто-нибудь не увидел. Умыла все еще молодое лицо, заглянула себе в глаза.
Мне всегда говорили, что я выгляжу моложе своих лет. Сейчас, кажется, начинаю понимать, почему. То, чего не помнишь, не отражается в глазах, не прибавляет опыта, не добавляет лет.
Она внимательно вглядывалась в свое лицо. Чистая, практически без морщин кожа. Четко очерченные брови, скулы и подбородок. Большие карие глаза и аккуратный носик. И губы, будто нарисованные умелой рукой влюбленного художника: не слишком пухлые, но чувственные, нежного по-детски розового цвета, словно обведенные по внешнему контуру белым карандашом.
Да я красотка! Только прозвучало это почему-то с едкой иронией. …Начать все сначала? Вот сейчас выйти из туалета, закрыть за собой дверь и оставить там 9 лет жизни со Стасом? Девять лет жизни в мире иллюзии и беспамятства? И что дальше? Прочесть тетрадь и начать жить так, словно я действительно помню все, что там написано? С таким же успехом могу взять любую биографию и попытаться убедить себя, что все это было со мной, что это моя жизнь. В чем суть? Как это должно работать?
Лера вернулась за столик и снова открыла тетрадь. Не читалось. Строчки прыгали словно вредные насекомые.
Но ведь я то помню свое прошлое. Или, как минимум, часть его. Что-то должно совпадать и перекликаться, иначе во всем этом вообще нет никакого смысла.
Родилась я во Владивостоке. Жила и ходила в садик на Первой речке. У нас была двухкомнатная квартира, где мы жили с мамой, папой и сестренкой. Сестра умерла, когда мне было 9. Я была отличницей в школе, но на два года потеряла интерес к учебе. Мама работала юристом, папа машинистом. В 10 мы завели собаку – колли. А в 12 переехали в другой район. Родители не смогли перенести смерти сестры и разъехались, когда я была в пионерском лагере. В новой школе я снова стала отличницей. Закончила ее с золотой медалью, поступила в институт на факультет международных отношений. На втором курсе решила перебраться в Москву, поступила в МГИМО. Через год переехала мама. Годы учебы прошли как-то однообразно. На пятом курсе познакомилась со Стасом: мама пригласила его к нам домой установить какую-то программу на комп. Он пригласил меня на свидание и уже через 3 месяца мы сыграли свадьбу в узком кругу ближайших родственников. Потом были путешествия вдвоем, бурный секс и тихие вечера. Россия, Европа, Америка, Дальний восток и Австралия – мы выбирали места, где можно все время проводить вдвоем, не сильно сливаясь с толпой туристов, где красивая природа и возможность активно ухаживать за телом. Потом постепенно все стало стихать. Ездить в отпуск получалось не чаще двух раз в год. Стас не хотел, чтобы я работала, сам зарабатывал достаточно. И я занялась обустройством дома, шила скатерти и занавески, платья, рубашки и мягкие игрушки. Осваивала замысловатые рецепты, ходила в спортзал и салон красоты, холила и лелеяла себя. По мне, так прекрасная жизнь. Разве что детей не мешало бы завести. Мы думали об этом в самом начале семейной жизни, но решили подождать. А сейчас как-то даже и не хочется. Так привыкла все время посвящать себе.
Лера удивилась, как легко и быстро можно описать ее жизнь. Чем же тогда заполнены эти 160 страниц тетради? О чем так много писала ее… Лера никак не могла переварить мысль, что это писала она же. Ей проще было считать хозяйку тетради своей предшественницей, вестницей из прошлого, любым другим отдельным человеком, только не самой собой. Она все еще не чувствовала ничего общего между ними.
Итак, я готова к знакомству со своим альтернативным прошлым. Отнесусь к этому как к книжке. Отождествляем же мы себя с героями читаемых романов. Так почему бы не сейчас?
Она открыла тетрадь на странице №4.
Постановка задачи
Итак, с чего же я хочу начать? Что в настоящем беспокоит меня больше всего?
Николай Иванович, психоневролог из клиники, предложил мне воспользоваться самым простым и годами проверенным способом: составить список проблем, которые мне мешают, и отыскать все ситуации в моей жизни, когда они себя проявляли. Так я и поступлю.
Неуважение к мужчинам
Когда же и как оно у меня появилось? Осознала я его не так давно. Все мои подруги страдают тем же недугом. И вообще мне пока не встречалось ни одной женщины, которая была бы от этой проблемы избавлена. Почему же русские женщины относятся к мужчинам как к людям второго сорта? Почему мужчины в нашем современном фольклоре или дети, или козлы? Когда это случилось с русским обществом, традиционно бывшим мужским и патриархальным? Есть у меня подозрение, что Первая мировая война, революция, раскулачивание, ГУЛАГ и вторая мировая сильно подкосили русский мужской генофонд. Целое поколение детей выросло без отцов. Живыми оставались немногие и не всегда самые лучшие. Не все могли служить примерами и образцами. И пропаганда, и школа, и матери, наверное, пытались создавать образ героя. Отца – воина, отца – пахаря, защитника отечества и режима, Героя. А нормальных ежедневных, повседневных образцов мужского поведения мальчикам дать было некому. Покалеченное поколение отвоевавших вряд ли могло служить таким образцом. За четыре года на фронте многие забывали, как жить на гражданке. Все возвращались совсем другими людьми и часто с трудом могли общаться с теми, кто там не был.
Вторая мировая война стала для России ударом ниже пояса, превратила страну из мужской патриархальной в женскую, точнее, бабскую, где «я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик».
Воспитатели в детских садах, учителя в школах – кругом женщины, пытающиеся воспитывать из мальчиков мужчин, при этом сами росшие без отцов и не знающие, каким должен быть настоящий мужчина. Этот вид в России стал такой редкостью, что мало кому везло встречать больше, чем одного представителя вымирающего вида. Кому-то за всю жизнь не удалось встретить ни одного настоящего Мужчины в реальной жизни. А в литературе герои совсем другого толка. Кто в русской литературе настоящий мужик? Обломов? Базаров? Безухов? Или Печорин? Или Онегин? Молчу уже про Раскольниковых, Мармеладовых и Лужиных.
Где образцы поведения, применимые в повседневной жизни? Может в этом и проблема? Уже какое поколение воспитывается на героизме… Россия умеет показывать себя только в экстремальных условиях, поскольку в наших головах уйма образцов героизма и патернов поведения в нестандартных ситуациях. А как вести себя в нормальной жизни нас никто никогда не учил. И если у женщин это глубоко заложено природой – выжить, выкормить ребенка, создать безопасное и комфортное жилище – и все это передавалось из поколения в поколение от матери к дочери, то мужская преемственность была грубо прервана в начале 20 века и окончательно уничтожена в 45 году. Мужчины поколения наших отцов росли уже без отцов. После войны возвели в культ матерей-одиночек: ведь надо было кому-то восстанавливать генофонд, а здоровых самцов-производителей на всех не хватало так, чтобы каждой бабе по мужику. И с этого, я полагаю, началась окончательная деградация половой дифференциации ролей в нашей стране. Женщины, не желающие быть одни, поскольку хоть одиночное материнство и приветствовалось, статус женщины в обществе все еще во многом зависел от ее семейного статуса, терпели от покалеченных войной, тяжелым детством и женским воспитанием мужчин все: и измены, и пьянки, и побои. И мужчины чувствовали себя безнаказанными. А женщины, рожая и воспитывая мальчиков, вымещали на детях то, что не могли простить отсутствующим мужьям или отцам. Растили из них подкаблучников без собственной воли и мысли. А девочек готовили к борьбе, причем не за мужчину, и не на его стороне, а против него.
И что мне все это дает? Понимание того, что проблема уважения к мужчинам не сугубо моя личная? Что это проблема каждой второй (если не каждой) женщины в России? Отсюда такая статистика разводов. Отсюда нежелание чувствовать, что отношения могут быть на всю жизнь. Отсюда легкость встреч и расставаний. На 10 примеров распавшихся родительских семей моих друзей и знакомых дай Бог, если найдется хотя бы одна счастливая семейная пара. Я собираю такие примеры и бережно храню в моей памяти. Но таких у меня всего 2. Третья была несчастна больным ребенком, и это их держало вместе. А из оставшихся двух, одни несколько лет назад напугали меня тем, что собрались разводиться. Он изменил ей на 25 году совместной жизни. Она не хотела прощать. Но смогла и простила. И они снова кажутся счастливой парой. При этом, я полагаю, что и тот единственный пример, что в моих глазах остался пока незапятнанным, таит в себе скрытые, не видимые взору внешнего наблюдателя дефекты. А может и нет. Может это действительно счастливая семья. По крайней мере, сын у них вырос на зависть хорошим мужчиной. Дети вообще самый точный показатель того, насколько здоровая атмосфера в семье.
Так о чем я? О том, что пока мне не ясно, как операция на памяти может помочь мне восстановить уважение к мужчинам. Ведь все это очень глубоко сидит в моей подкорке. Единственное, что можно сделать – удалить личные болезненные воспоминания и переживания, превратив все размышления об уважении к мужчинам из личных, пережитых и прочувствованных, в сугубо теоретические.
Вырезать из памяти вереницы выцветших спин, стоящих в очередь за пивом под окнами нашей квартиры на Первой речке. Я слишком отчетливо помню эту картинку. Воплощение убогости и бесхарактерности, безволья и слабости. Разных оттенков серые и коричневые болоньевые плащи, все одного фасона, авоськи, каких сейчас больше нет, с трехлитровыми банками. Сутулые спины и костлявые алкоголические плечи. Или, напротив, вываливающийся из штанов огромный живот. Все курят. Все ждут. Когда из заветного крана в их банку польется мутная, пенящаяся, воняющая мочой жижа, которую они называют пивом. Кое-кто стоит и пьет из складных стаканчиков прямо там же у кособокого круглого стола на одной ноге. «Готовые» отходят 10 метров, чтобы поссать на мое любимое дерево. Оно очень красиво выглядит из окна седьмого этажа. И я из вредности кидаю в них яйцом, но, к сожалению, не попадаю. Кричу: «Мужик!» – ноль эмоций. Опять: «Мужик!» – и снова тишина. И только когда я со злостью ору «Мужик-овца!» – он поднимает свое заплывшее лицо. «Не ссать здесь» – кричу я и понимаю, что меня слышит весь трехсотквартирный дом. И вся очередь. И весь детский сад, имеющий столь же счастливую возможность наблюдать «отцов у водопоя». Я сгораю от стыда. Не тот писун, что мочился на мое дерево, а я. Потому что «нельзя смотреть, когда дяди писают». Потому что «нельзя обзываться на взрослых». Потому что «кричать с балкона и из окна очень неприлично». Мне стыдно. Я в ярости. Я плачу. Я ненавижу этот пивной ларек. Меня тошнит от запаха того угла. Я никогда не подойду к своему любимому дереву, потому что оно прекрасно только с высоты седьмого этажа.
Вот такая картинка. Такие мужчины. Возможно, без нее в моей памяти мне станет жить легче.
Николай Иванович советовал вспоминать на каждую негативную картинку что-нибудь положительное или хотя бы нейтральное, чтобы замыкать нейронные цепочки на приятные воспоминания, связанные с тем же местом, чтобы не оставлять белых пятен в памяти.
Вот вам приятное воспоминание примерного того же периода, возраста и времени года о том же месте.
В теплую погоду к тому же ларьку привозили бочку с квасом. И тогда очередь преображалась неотразимо. Пацаны и девчонки стояли с бидонами, редко кто с банкой – только самые взрослые, поскольку донести ее было тяжелее – стояли в нестройной очереди, весело болтая, рисуя палочками на земле, играли в крестики-нолики. К кому-то подходили мамы. А я, помню, гордо стояла там с крестным. Вообще-то он мне троюродный брат. Он высокий и сильный. Внимательный. Всегда разговаривает со мной. Хотя нужно дать ушам привыкнуть: он заикается, когда волнуется. Мы стоим за квасом. И у меня литровый бидончик, а у него банка в авоське. И мы обсуждаем, как осенью поедем собирать лимонник. Как я, маленькая и худенькая, буду лазать по деревьям, он будет меня подсаживать высоко-высоко, а я обрывать лозу и кидать ему вниз. А потом он будет меня ловить. И мы вместе будем готовить настой из ягод и сушить лозу, чтобы заваривать из нее чай. Андрей приезжал в гости регулярно и регулярно вывозил меня с собой в походы. Именно он, мне так кажется, в моем детстве воплощал образ настоящего мужчины. Большой, сильный, смелый, добрый, заботливый, внимательный. Все воспоминания, связанные с ним, всегда радостные. Так что замена картинки с выцветшими спинами на эту с Андреем должна что-то изменить в моем личном отношении к мужчинам в целом. К неизвестным абстрактным мужчинам как к классу.
Что же до личных воспоминаний про мужчин ближнего круга, то, вероятно, стоит начать с отца.
* * *
Лера читала этот эпизод, и на душе становилось все тоскливее и паршивее. Она легко вспомнила вид с балкона, и дерево, и ларек. Живо и ярко представила, как все описанное могло бы происходить. Она словно видела это своими глазами. Но сказать, было ли это наяву, невозможно. Чувство такое, словно ей все это только приснилось. Прочла и представила. И никакой гарантии, что это реально было. Хотя Андрея и очередь за квасом она помнит. Помнит и лимонник, и как собирала его.
Лера взялась вспоминать свое детство: ту самую двухкомнатную квартиру с балконом с видом на ларек. Вообще-то обычно она говорила: «с видом на море», ибо море тоже было видно с балкона, и на него она все-таки смотрела чаще. Вспомнила соседей. И то правда, все, все мужчины вокруг пили. Справа – Малаховы: она – продавщица, он – алкоголик, снизу – Кардаи: она – воспитатель, он – алкоголик, сверху – Степановы: она – инженер, он – алкоголик. Конечно, у всех этих мужчин были профессии и работы, но вечером они дружными рядами шли к ларьку за пивом. А соседки так и дружили, ближе к ночи разбирая своих мужей по домам. Лера вспомнила все это. Вырезать это из памяти, видимо, было невозможно – пришлось бы напрочь стереть все детство вообще.
Да никчемность мужской половины населения знакома ей была с детства. Тут сложно спорить с дневником. Но как-то же она нашла выход, раз все-таки влюбилась и вышла замуж за Стаса. Иначе зачем? Лера прекрасно помнила, что мамина позиция – «Лучше плохонький да наш», ее не устраивала никогда. Как-то, когда мама в очередной раз встречая на пороге пьяного после получки отца запричитала: «Нажрался, скотина, лыка не вяжет, зачем же ты мне такой сдался?» – Лера задала наивный и по-детски жестокий вопрос: «А действительно зачем?». – «Ну, у вас же должен быть отец, – смутившись ответила мать, – ну и потом, наш то хоть тихий: выпил и спать. А вон Кардай семью гоняет. Малахов – песни орет и на сторону ходит, Степанов вещи из дома таскает, пропивает». Так и росла Лера с пониманием, что отец – меньшее из возможных зол. Единственный, кого она смогла вспомнить трезвым, – это дядя Сережа Ходов – сосед слева, хирург. «Да и он, наверняка, после работы пьет, – говорили соседки. – Надо же ему как-то расслабляться». Но его пьяным Лера не видела ни разу.
Мама как-то сказала ей, что замуж выходить нужно за еврея – они не пьют, и Ходов тому пример. Маленькой Лере мысль понравилась, поскольку дядя Сережа был мужчиной вполне привлекательным. И жена его, тетя Соня, была красивой женщиной, ухоженной и интеллигентной и Лера бы с удовольствием стала на нее похожа. Было в тете Соне не похожее на соседей, непривычное детскому Лериному взгляду изящество женственности, сдержанности и достоинства. Видимо, так мама подсказала Лере выход. И Лера вышла. Вышла замуж за Стаса, мило картавящего «р» непьющего банкира, сына врача.
Лера просидела над тетрадью в задумчивости минут 20 и не заметила, как официант принес вторую чашку кофе. На углу стола на маленьком подносе, словно случайно оставленном, скромненько стояла пепельница и лежала пачка Vogue и зажигалка.
Что, самое время начать курить?
Лера подтянула поднос, посмотрела счет – 110 рублей за «курительный набор» и решила сделать это.
Официант все-таки душка. Видит, что не все в порядке у меня. Пытается помочь, как умеет. И что, людям правда это помогает расслабиться?
Лера достала сигарету, повертела ее в руках. Тонкая, вполне изящная. Пахнет вроде тоже ничего. Лера таки решила ее зажечь. Она никогда раньше не курила. Хотя нет, лет в шесть они с соседкой пробовали курнуть длинные коричневые сигариллы, стащенные из папиной пачки. Обычно папа курил простые советские папиросы – Беломор или Астра – Лера точно не помнила. И поскольку их курили все мужики вокруг, интереса они не вызывали. Но тут из зарубежной командировки (боже, как же это было круто и престижно тогда) в КНР (ну, кажется, теперь не так круто) папа привез эти самые сигариллы. Что они так называются тогда никто не знал. Это сейчас в табачных киосках можно увидеть все разнообразие вариантов никотинового самоубийства. А тогда это было что-то совершенно невероятное и необычное. Все соседские курильщики пришли пробовать. Лера наблюдала, как на балконе мужчины затягивались дымом, делали умные лица и с видом знатоков отпускали комментарии вроде: «да… неплохо», «надо же крепкие, но мягкие» или «отличный табак, не то, что наш». Все это было непонятно, и Лера решила, что тоже хочет это попробовать во что бы то ни стало. Она уличила момент, когда пачка лежала на подоконнике и никто ее не видел, и стащила одну длинную табачную трубочку. Спрятала ее в кукольном домике до понедельника, когда взрослые будут на работе, а Ирина в школе во вторую смену.
После уроков она зашла к соседке Светке и позвала ее покурить. Как две заговорщицы они выбрались на балкон и сели на корточки, чтобы никто из соседей их не увидел. Долго чиркали спичками, пытаясь это чудо поджечь. Спички пришлось брать у Светки, поскольку у Леры в доме их как всегда не было. Отец пользовался зажигалкой и всегда носил ее с собой, а никому другому спички вроде как не были нужны. Лера вспомнила, как однажды в очередной отцовский запой мать причитала «Спичек в доме нет, потому что ты их всегда уносишь или теряешь. Вот свет отключат, даже свечку будет нечем зажечь!» И эта была сермяжная правда. В один прекрасный вечер, когда свет все-таки отключили, пришлось в кромешной темноте идти к соседям со свечкой, чтобы подожгли. Спичек в доме катастрофически не было никогда. А пьяный отец, регулярно забывая заправить свою зажигалку или оставляя ее в кабине, пасмурно бродил по квартире, монотонно повторяя вопрос: «Где же спички? Где мои спички? Нона, ты не видела спички?» Заунывная песня про спички была, по мнению мамы, самым страшным проявлением отцовского алкоголизма. Потом, уже взрослой, услышав анекдот про ад курильщика, Лера удивилась, как много смысла было для нее в фразе «были б спички, был бы рай». В конце концов, отец научился прикуривать от электрической конфорки, но на это уходило полчаса, киловатты электроэнергии и куча денег в счетах за свет. Поэтому даже уже включив плиту, он не прекращал бродить в поисках спичек.
Но сейчас у девчонок спички были. Правда всего четыре в коробке и две из них уже были испорчены – погасли на ветру не успев разгореться. Лера решила не рисковать и зажечь третью спичку в комнате, чтобы не дуло, и там же закурить сигарету, а потом выйти на балкон. Света взяла сигариллу в зубы, Лера зажгла спичку, поднесла, краешек сигареты затлел, но дыма не было. «Вдыхай, надо вдыхать,» – учила Лера старшую подругу. И та вдохнула, закашлялась, сигарета упала на ковер. Но Лера была тверда, она же решила попробовать это во что бы ни стало. Так что Лера подняла сигариллу, вышла с ней на балкон и затянулась сама. Боже, что с ней было! Горький, горячий, вонючий дым драл горло и нос, из глаз текли слезы и бронхи разрывало кашлем. Сигарета полетела с балкона вниз и девчонки решили, что никогда не будут курить – ну их к черту эти мужские привычки.
Но сейчас Лера сидела с тонкой белой сигаретой в руках и была уверена, что качество ее уж точно лучше, чем у тех советско-корейских сигарилл, которые отец в итоге прозвал «носки Мао дзе Дуна» за то, что одежда от них приобретала неприятный и непривычный запах, отличный от беломора и астры.
Да и смол и никотина здесь явно меньше…
Она чиркнула зажигалкой, затянулась и вопреки ожиданиям не раскашлялась. Ментол холодил горло и скрывал табачную вонь. Лера почувствовала, как голова тяжелеет, в ногах появляется вата и мысли притормаживают свой бег. Почему-то это ощущение показалось ей знакомым. Она затянулась еще и увидела, что рука ее держит сигарету уверено, легко и изящно, словно уже давно знакома с ней.
Что ж… Может и это стерто из памяти? Но зачем? Как это связано с проблемой ревности Стаса, и отношений с мужчинами и к мужчинам? А вообще любопытно, мне обещали рассказ о моей немонашеской жизни, а начали с неуважения к мужчинам и детских травм. Ладно, читаем дальше…
* * *
Случай первый. Возвращение
Мы возвращаемся, по-моему, из Питера. Там в больнице им. Бехтерева на лечение осталась моя сестра. Как мы добрались от аэропорта до города я не помню, но почему-то доехали мы не до дома и даже не до остановки Первая Речка, где стоял наш дом, а до Некрасовской, и мама тащила два тяжеленных чемодана сначала по темному двору строящейся гимназии, потом мимо раскрытых ртов ночных подъездов длинного смежного дома. Нас не встретили. Она не могла утащить два чемодана сразу, не могла нести их без передышки. Моя маленькая измученная мама перетаскивала неподъемную ношу небольшими перебежками. Брала одну сумку, оставляя меня сидеть на другой, и шла сколько хватало сил. Потом возвращалась, зовя меня перейти на охрану только что перенесенного чемодана, и так раз за разом. Периодически нас разделяли углы зданий, и, когда она скрывалась за поворотом, я чувствовала дикий страх. Помню: пыталась сдвинуть сумку с места, чтобы приблизиться хоть чуть-чуть, и от усилий и обиды наворачивались слезы. Мама увидела, успокоила. Скоро будем дома, там папа… ты же соскучилась по папе? О, да! Я соскучилась. Я уже почти не помнила, как он выглядит. Зато хорошо помнила дом, балкон, большую двуспальную кровать, которую я занимала с мамой, высокий шкаф, на котором так хорошо было играть. Я хочу домой. Очень.
И вот мы уже зашли в подъезд. Мама отправляет меня за папой. Лифт не работает. У нее уже не хватит сил затащить вещи на седьмой этаж. Я бегу по ступенькам в шубке и шапке. Запыхалась. Не дотягиваюсь до звонка и начинаю стучать. Никто не открывает. Я все сучу и стучу, и не понимаю, почему же так долго. Слышно уже как мама сама поднимает чемоданы где-то на четвертом этаже. А дверь все заперта. Наконец-то… Шаги в длинной прихожей… Кто там? Я! Я! – кричу. Но замок не спешит открываться. Медленная долгая возня… щелк… и на меня смотрят удивленные не узнающие меня глаза. Честно, не помню, как он был одет, был ли небрит и был ли пьян. Мама потом говорила – был. Только пока он открыл дверь, она уже почти донесла чемоданы. Он не узнал меня. Отец не узнал меня… Что было дальше не помню. Как они разбирались с мамой. Как выясняли, почему он нас не встретил и вообще не ждал. Ведь он даже не понял, что за ребенок кричал ему «Я! Я!», пока не увидел маму.
Да… Я бы, наверное, тоже удалила такое из памяти… Ведь это практически предательство. Как после такого верить людям? Родной отец не узнал и не через 20 лет, а через месяц.
Лера стряхнула пепел – сигарета дотлела практически без затяжек. Все, что она сама помнила об отце, было вполне приятными воспоминаниями. Она помнила его худым и носатым. Больше всего ей нравился его нос – такой прямой, узкий, правильный, длинный. Его никак нельзя было назвать носатым в привычном смысле этого слова, но нос был примечательной частью его лица. Идеальной. Вообще все считали его красивым, и Лера, глядя на его фотографии в молодости тоже считала, что он был очень хорош собой. Самый близкий образ – актер Лановой – такие же брови и глаза, но у отца был более четкий подбородок и красиво очерченные губы. Именно их и еще овал лица Лера унаследовала от отца. Да и фигура у нее была явно не мамина. Мама то совсем маленькая – 143 см всего ростом и кругленькая и лицом и формами. Отец же, напротив, высокий, худой, с удлиненным лицом.
Еще с детва Леру мучил вопрос, как они целовались и вообще… при разнице в росте в 54 см? Т.е. фактически отец был на треть выше. Буквально. Их совместные фотографии в основном скрывали разницу благодаря ступенькам, стульчикам, скамеечкам. Только на официальном фото из ЗАГСА, где они стоят рядом без всяких уловок, видно было, что мама даже на каблуках папе ровно по грудь. Этакие Штепсель и Тарапунька. Что они нашли друг в друге? Как сошлись?
Лера задумалась… Кофе на дне чашки уже остыл, пить третью кружку не хотелось… Во рту все-таки образовался гадкий привкус даже после одной затяжки ментоловым чудом, и она решила смыть его чаем с чем-нибудь сладким. Сладкое вообще было ее слабостью в последние годы. Слава богу на фигуре это пока никак не отражалось – хороший тренер, бассейн и процедуры поддерживали ее тело в прекрасной форме. Итак, можно заказать любимый десерт – благо в этой кафешке его готовят не хуже, чем она сама. Тирамису дался ей не с первого раза, да и маскарпоне для этого чуда нужно было выбирать осторожно, зная производителя – неправильный сыр – и вся затея потечет и закончит свое существование в унитазе. Здесь Тирамису делали правильно, воздушно, сырно и не чересчур сладко.
В ожидании заказа Лера снова вернулась к тетради.
Образ отца
Прочитав Николаю Ивановичу свой первый случай, я поняла, что начала описание не с того. Николай Иванович попросил меня сделать подробное описание образа отца, их взаимоотношений с матерью и подкрепить это примерами.
Умный человек этот Николай Иванович. Так я и поступлю.
Сейчас, когда я пишу эти воспоминания, отец, Александр Федорович Ковальчук, уже умер. Много лет, как умер. Ему было всего 48 лет, когда разрыв селезенки – гроза алкоголиков – застал его на чужой кухне в городе Артем. Мы с мамой узнали об этом только через полгода. Он к этому времени уже жил один и я, тринадцати, четырнадцати, пятнадцатилетняя соплячка пыталась его общение с матерью ограничивать. Они приняли решение о разводе, когда я была в пионерском лагере. Точнее тогда они приняли решение разъезжаться и нашли вариант размена. Развелись они еще до моего рождения и жили вместе сначала потому, что нужно было получить квартиру, потом вроде как помирились, но второй раз в ЗАГС не пошли. Так что лет в десять я получила шок, обнаружив в пачке старых документов свидетельство об усыновлении меня любимой родным папашей. Но этот шок, мне кажется, скорее положительным, так что удалять это воспоминание не надо, вдруг уже после чистки памяти найду свидетельство опять, а вопросы задать будет некому.
Ну, так они и жили вместе с двумя детьми. Потом потеряли дочь, а потом я стала требовать отделения. Отец не хотел разъезжаться – видимо понимал, что без семьи ему будет совсем плохо. Но мать, все-таки настояла (и я всячески ее к этому подбивала, хоть и была всего тринадцати лет от роду). Я помню, как по-взрослому рассказывала маме о том, что беречь брак с алкоголиком ради детей нет смысла. Ведь одно ребенка они уже потеряли и это он, он виноват, его алкоголические гены, что мы такие больные и нервные.
Тут вспоминается история, которую я использовала, чтобы подкрепить мамины обвинения в отцовский адрес по поводу наших проблем со здоровьем.
История, рассказанная мамой
Я время, описанное в ней, конечно, не помню, но история глубоко сидит в моей памяти и сильно подрывает веру в себя, в то, что я заслуживаю любви. Ее удалить надо. Словно я и не слышала ее никогда.
Мне 13. Мы только обосновываемся на новом месте. Я пытаюсь вписаться в дворовый коллектив, если так можно назвать шайку разновосрастных пацанов и три девчонки примерно моего возраста. С девчонками я в основном тушу у них дома, т.к. там есть хотя бы где посидеть – у нас с мамой нет пока даже дивана. А с пацанами лажу по сопкам и стройплощадкам вокруг. И с пацанами мне пока интереснее. А они курят. И вот однажды попробовав покурить – на этот раз, прекрасно помня детский пример, я не затягивалась, а сразу выдувала дым обратно – я пришла домой сильно пахнущая табаком и моя мама решила провести нравоучения в пугательной такой форме. Она поведала мне страшную тайну о том, почему же я до двух лет умудрилась семь раз переболеть пневмонией (или до семи лет два раза???). Ну не факт. В моей голове застрял первый вариант. Так вот, оказывается, что при мне новорожденной, причем сильно недоношенной, маленькой (2,5 кг) и слабенькой родной папаша не переставая курил в квартире. И чтобы дым не сильно мучил детей (а помимо меня там же была восьмилетняя сестренка) окна в доме всегда были открыты настежь. И я простывала. И кашляла, и болела. По маминой задумке, эта история должна была показать мне, что курение не только плохо для курильщика, но и вредно для всех вокруг и я сама от него пострадала с самого детства. Но какой вывод сделал мой подростковый мозг? – Отец не любил меня и не заботился обо мне. Он любил только свой табак и чуть не убил меня своим поведением. Думаете после этого я больше не хотела притрагиваться к сигаретам? Наоборот. Если мой родной отец готов был убить меня этим дымом, то почему мне нельзя? Я всего лишь закончу начатое. Так что в 13 лет я все лето курила не в затяг. Реально задуматься о вреде курения меня заставил папин двоюродный брат. Мама специально, я полагаю, повела меня проведать его в больнице, где он лежал после четвертой операции на легких. Вот это зрелище отбило всякую охоту к медленому самоубийству. Ибо это оказалось не только медленно, но еще и очень очень некрасиво под конец.
* * *
Лера посмотрела на пепельницу. Она уже была пуста. Официант заботливо унес дотлевший окурок. Она вспомнила, как посещала дядю Сашу (дядю звали также как отца) и какое угнетающее впечатление произвел на нее серый оттенок кожи, желтые зубы, серо-красные белки глаз, а главное полная немощность молодого еще мужчины. Он показался ей стариком, а был моложе отца на 2 года. Отец, правда, тоже дымил как паровоз, но, видимо, был более везучим и саркомы легких не схлопотал.
Ну, вас, с вашим ментоловым Вогом.
Лера скомкала пачку и бросила ее в пустую пепельницу. Движение и ощущение показались знакомыми и наполненными какой-то внутренней силой. Словно решимость выбросить 100 рублей (ну, допустим, 10 она уже скурила) могла что-то значить.
* * *
NB для Николая Ивановича: историю с дядей я бы хотела оставить как собственное нравоучение, а вот историю, рассказанную мамой, и все связанные с ней эмоции, хотела бы удалить. Считаю незачем мне чувствовать себя столь ущербной и нелюбимой и жить с мыслью, что отцу было наплевать на мое здоровье. Ведь, наверное, это не совсем правда. Я, надеюсь.
А положительная история такого же толка следующая. После очередного скандала с непусканием отца в нашу с мамой уже отдельную квартиру у нас состоялся разговор, в котором мама пыталась выяснить, за что же я так зла на родного отца. Простое объяснение – он предпочел нам водку – маме казалось недостаточным. Тогда я припомнила ей историю про дым и пневмонию, и вообще про мое слабое здоровье и сказала, что считаю, что его алкоголизм – виной всему. Что не может быть от пьющего мужа здоровых детей. А дети, зачатые спьяну вообще обречены на плачевную судьбу. Обвинение, как видно, было и в сторону мамы. «Глупенькая. С чего это ты взяла, что была зачата по пьянке? Саша очень хотел второго ребенка, уговаривал меня, и даже бросил пить, чтобы привести организм в порядок. Он девять месяцев не пил, прежде, чем я согласилась забеременеть. Так что тут тебе обвинить нас не в чем. Он так хотел тебя, что продержался целый год без алкоголя. И только когда узнал, что беременность идет хорошо и у меня в животе растет здоровый ребенок, пошел и на радостях отметил это так, что сорвался с пути трезвости. Но он очень радовался тебе. И очень хотел тебя. Ни до, ни после этого он не смог больше продержаться без выпивки и полугода». Не знаю уж, насколько это история положительная, но она добавляет мне уверенности в себе, так что ее оставляем.
Да, я эту историю помню. Но она всегда вызывала у меня удивление. Я же не помню, чтобы папа сильно пил. Нет у меня такого впечатления от моего детства. Так что и ценность истории снивелировалась. Теперь, кажется, понятно, почему.
Лера получила десерт. Запустила ложку в нежный сырный крем, понюхала в чем вымачивали бисквит – вполне себе приличный алкоголь с приятным запахом – положила это чудо в рот и тут же расслабилась, почувствовав знакомый вкус, наполненный самыми приятными ассоциациями. Этот десерт олицетворял для нее роскошь и изобилие, романтические свидания и страстные вечера. Но как только глаза открылись, наслаждение улетучилось: перед ней лежала раскрытая тетрадь, опровергавшая всю ее жизнь за последние девять лет, да и задолго до, раз воспоминания вырезаны.