Читать онлайн
Тепло лютых холодов
О фоне событий
Многие считают будто климат, значительно определяющий привычную жизнь людей, есть нечто устойчивое и повторяющееся из года в год, словно зима и лето. Но природа – барышня взбалмошная! Она способна долго прикидываться милой и обходительной, а потом такое учудит, что ее проделки ни в какие рамки не впишешь!
Вот и конец 1978 года в Прибалтике запомнился невероятными причудами климата. На людей, расслабившихся теплой осенью, обрушились неправдоподобные морозы – до тридцати. Но несколько раз они и этот рубеж преодолевали!
Надо признать, всем ещё повезло, когда до холодов навалило много снега. Под ногами сразу захрустело и заскрипело! Сказочно разукрасились деревья и кусты. Забылась осенняя серость дорог и тротуаров. Заснеженные подоконники и карнизы белыми чёрточками пронзили мрачные стены старинного Инстербурга (так Черняховск назывался при немцах). Чудно заиграли красной черепицей крыши, местами заснеженные и густо утыканные торчащими печными трубами.
Но городу стало ни до этой красоты, ни до зимней экзотики. Он никогда не готовился к сильным холодам, поскольку никогда с ними всерьёз не встречался! Потому-то теперь жутко замерзал. Зато у всех радикально изменилось отношение к печному отоплению. Раньше его только ругали, как досадный пережиток прошлого. За грязные и тяжелые хлопоты в отопительный период! За сажу на снегу и в лёгких! Теперь же наличие печи расценивалось как великая удача! Как важнейший фактор выживания домочадцев!
А вот надежды на цивилизацию город подвели… Из-за открывшейся немощи центрального отопления скоро закрылись детские сады, размещенные на первых этажах новых домов. Это вызвало лавину невыходов женщин на работу. Следом сдались и школы. Да и на рабочих местах люди думали больше не о служебных обязанностях, а о домашних делах.
Трескучие морозы вытянули откуда-то для каждого цепочку непростых проблем.
Сразу испустил дух общественный транспорт – самый недобросовестный элемент общественной жизни любого маленького города. Переохлажденные аккумуляторы продемонстрировали свою немощь в первую очередь. Солярка в баках непривычно зашуршала странными желтыми кристалликами. Даже стационарные заправки постигла та же участь, ведь заранее заменять дизельное топливо арктическим, представляющим собой для этих мест подлинную экзотику, было не принято. Бензин ещё держался, но у двигателей, его потреблявших, и прочих проблем оказалось навалом. Случайные капли воды в топливных трубках становились приговором любым двигателям. Но были случаи и интереснее. Там на ночь забыли слить воду из блока и радиатора… Там за час разморозили движок, заглушенный «на пять минут» у дома… Руки опускались от безысходности!
Даже бытовой газ в зарытых в землю емкостях, раньше бесперебойно питавших жилые кварталы, вдруг странно загустел, а потом и совсем застыл. От этого газовые плиты в домах не зажигались. И многим несознательным горожанам, которые отапливали им свои жилища, полагая, будто отравление предпочтительнее замерзания, стало плохо до невозможности.
Так или иначе, но с разных сторон к напуганным людям упорно подбирались всё новые и новые беды.
Из магазинов мигом исчезли никому ненужные ранее обогреватели, электрические плитки и прочие грелки. Даже лампочки большой мощности, редко кого-то интересовавшие прежде, скоро разошлись. Говорят, умельцы и их превращали в отопительные приборы.
Скоро пиковые нагрузки доконали и местные электрические сети. Они всё чаще сдавались, оставляя людей не только без тепла и света, но и без надежды на нормальное будущее.
Участились пожары от возгорания электропроводки. Самоуверенные самоучки с их архиерейскими приспособлениями хорошо знали, чем занять пожарные команды, чтобы те не спали сутки напролёт…
За ночь то тут, то там в трубах водоснабжения и канализации возникали пугающие всех сюрпризы, с которыми сражались лишь посредством весьма опасных паяльных ламп.
Всё чаще горожане говорили об обморожениях. Ужасами обрушились на испуганных людей подробности первых ампутаций в городской больнице.
Затих молочный комбинат – из колхозов перестали доставлять молоко, а сухим в то время ещё пренебрегали. В нещадно продуваемых коровниках отчаянно болели замерзающие животные. И совсем уж странно для начала зимы вдруг закончились корма. Скот в массовом порядке перевели на еловые ветки. И ими отчетливо запахло молоко у тех счастливчиков, которым удавалось его где-то купить. Впрочем, и веток всем не хватало… Руководители хозяйств по радио периодически взывали к помощи, призывая население брать на прокорм и согревание коров и телят.
В конце концов, залихорадило даже хлебокомбинат – печи работать без газа давно разучились. Осложнился развоз продуктов по магазинам, если каким-то чудом они оказывались в наличии на базе. Разумеется, бесследно испарились свечи, спички, как всегда, соль, сахар, крупы и макароны. Население забыло о сливочном масле.
Дефицитом оказались даже «сотки» – популярные бытовые лампочки. Правда, по центральному телевидению страну успокоили. Оказалось, причина того не в морозах. Просто оба завода, ранее производивших злосчастные лампочки, одновременно встали на капитальный ремонт. И действительно, не стоит волноваться! Разве важно, что не стало лампочек, если известна причина? Однако имена скромных героев, допустивших очередной ляп, так и остались неизвестными.
Людей всё чаще охватывал быстро распространяющийся по городу страх – нет воды, нет тепла, нет света! Значит, нет и жизни!
Природная стихия, неизвестно кому игравшая на руку, стократ усиленная недомыслием, немощью и нерадивостью всех уровней власти, сурово проверяла население на выживаемость! Но оно, не зная иного выхода, всё как-то держалось и держалось, надеясь на потепление!
Глава 1
В тяжелейшие морозные дни Алексей Зотов, как и прочие жители Черняховска, преодолевал многочисленные трудности, навалившиеся на него и на службе, и дома. Уж что-что, а россыпи проблем любого калибра он преодолевать привык. Временами самому казалось, будто он и рождён лишь для непрекращающейся борьбы с ними.
Но не стоит думать на этом основании, будто Алексей – это настоящий былинный богатырь, выискивающий несправедливости и совершающий несчётные подвиги. Человек он, скорее, непримечательный. Возрастом – менее тридцати. Чуть выше среднего. И могучим его никак не назовёшь! Типичное лицо, обычная прическа… Ни усов, ни бакенбардов. Одни глаза сразу и запоминаются – цепкие серо-зеленые, уверенные, спокойные.
Если бы не они, не впивающийся в собеседника взгляд, своим обликом Алексей идеально походил бы на разведчика – без особенностей, без дефектов, без броской мужской красивости. Между тем, даже по такому лицу легко читается обстоятельность и надёжность. Потому он именно из того типа людей, которых безошибочно выбирают на нечто сложное и опасное, но о ком забывают, когда приходит пора почестей и наград. А сам он претендовать на награды ни за что не станет, даже вполне заслуживая их. Но не станет мешать и тщеславию товарищей, отдавая должное не только своим достоинствам, но и их слабостям.
И всё же есть у Алексея особенность, которую ему бывает трудно скрыть при знакомстве. Он – армейский офицер! И этот факт сразу выдаёт его шинель с черными петлицами и погонами капитана. Та самая шинель, многократно воспетая, в которой летом жарко, а зимой отчаянно холодно! Которая предельно сковывает движения в плечах и негнущимися погонами капает на мельницу всевозможных шейных остеохондрозов.
Но займемся историей Алексея в каком-нибудь разумном порядке, поскольку она, как представляется автору, весьма рельефно высвечивает не только поступки типичного советского офицера, но и его настрой, стремления, размышления и даже некоторые сомнения… Показывает подлинную армейскую обстановку давно прошедших лет, жизнь сослуживцев, семьи, случайные военные приключения.
Начнём с самого важного! В конце сентября уже известного Читателю года Людмила, жена Алексея, родила ему второго сына. По обоюдному согласию младенца назвали Ванюшкой. В честь деда, заготовив для его гордости приятный сюрприз.
Очень тяжелые и затяжные роды продолжались двое суток. Всё было настолько страшно, что Алексей боялся вспоминать те дни еще много лет потом, даже если Людмила сама затевала об этом разговор, копошась в их непродолжительной семейной истории. Потому она и не догадывалась, насколько изматывающими стали те дни не только для неё, находившейся у опасной грани, но и для ее мужа.
При первой же возможности он мчался в роддом и проводил там много часов в изматывающей тревоге, пока не прогоняли. Тем более Людмила не знала, как в критический для нее момент супруг помогал переносить ее, бредившую, на носилках куда-то на второй этаж. Лифта в здании, разумеется, не было, как никогда не было в нем и мужчин-санитаров, способных при необходимости выполнять подобную работу.
Впрочем, кто теперь знает, как было когда-то? Ведь при немцах здесь тоже размещался роддом. Известно лишь, что он делился на две равные половинки. В одной целый месяц происходило то, что и положено, зато в другой половинке шла всякая дезинфекция, облучение, стерилизация и прочие мероприятия, позволявшие защитить и выходить даже самых слабых детишек. Через месяц эти половинки менялись местами. Но так было при немцах…