Читать онлайн
Гунны – страх и ужас всей Вселенной
Гунны – страх и ужас всей Вселенной
Моим детям и внукам
«Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук… и вышел он как победоносный, и чтобы победить…. И вышел другой конь, рыжий, и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч… Я взглянул: и вот, конь вороной, и на нем всадник, имеющий меру в руке своей… и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя "смерть", и ад следовал за ним, и дана ему власть… умерщвлять мечом и голодом, и мором…»
«Откровение святого Иоанна Богослова»(«Апокалипсис»)
«Так отступили гунны, перед которыми, казалось, отступала вселенная».
Иордан. «О происхождении и деяниях гетов»
«Тезис о прогрессивности гуннов порочен».
Обсуждение в Ученом Совете ИИМК книгиА.Н. Бернштама «Очерки по истории гуннов».
«Жестокий разгром гуннами многих европейских народов создал им на Западе репутацию головорезов и разбойников, в то время как китайские авторы характеризовали их как народ, наиболее культурный из всех «варваров»… Победив и присоединив к себе аланов, гунны стали во главе огромного племенного союза, в котором прямые потомки хуннов составляли незначительное меньшинство. В семидесятых годах IV в. они перешли Дон и победой над остготами открыли новый период истории, известный как «Великое переселение народов».
Лев Гумилев. «Хунну».
«Аттила в мадьярских легендах предстает святым, как Давид, мудрым, как Соломон, и великолепным, как Гарун аль-Рашид; сам Иисус Христос, спустившись с неба, ведет с ним переговоры и обещает его потомству корону Венгрии, как выкуп за Рим… Его блуждающая армия прошла по Европе, как племя кочевников, не принеся с собой ни новой религии, ни идеи, ни цивилизации, и исчезла, погребенная под развалинами сотрясенного ею мира».
Сергей Цветков. «Карл XII. Последний викинг».
Вместо предисловия
Кочевые народы очень осложняют жизнь не только своим современникам, но и авторам, изучающим их историю и быт в последующие века. Перед мысленным взором автора этой книги, («перелопатившего», в ходе ее написания, немалый по объему материал, найденный им во многих книгах авторов, как живших до нас – Сыма Цяня, Геродота, Страбона, Аммиана Марцеллина, Приска, Иордана, Созомена, Агафия, Зосима, Евнапия, Олимпиодора, Прокопия, Феофана, де Гроота, Менхен-Хельфена, Вернера, Томпсона, Шрайбера и других, несть им числа!, так и наших современников – например, первых популяризаторов «гуннской» темы на российской ниве А.Н. Бернштама, автора «Очерка истории гуннов», и Л.Н. Гумилева, автора «Хунну» и «Хунны в Китае», авторов капитального труда «"Свистящие стрелы" Маодуня и "Марсов меч" Аттилы. Военное дело азиатских хунну и европейских гуннов» В.П. Никонорова и Ю.С. Худякова и др., предстали бескрайние степи с разбросанными по ним немногочисленными оазисами, и, вместо внушающих и ныне благоговение руин ушедших в небытие городов, свидетельствующих о величии канувших в Лету, но некогда великих культур и цивилизаций, изучением которых занимаются исследователи истории древних оседлых народов, перед ним открылись лишь несколько захоронений, чаще всего давно разграбленных. Тем не менее, автор решил сделать, как и многие до него, попытку дать абрис истории внушавших некогда страх всему миру «потрясателей Вселенной». Народа, как и все кочевники, почти не оставившего нам материальных свидетельств своего существования и былого величия. Игра, как показалось автору, стоила свеч.
I. Часть Первая.
Репетиция конца света
1.«Этот гибельный народ»
Они приближались отовсюду, бесшумно и почти невидимо. В тумане, затянувшем Данубскую (ныне – Дунайскую) низменность, они казались поначалу лишь отдельными черными точками. Но, когда туман рассеялся, когда в лучах утреннего солнца сверкнули щиты, шлемы и оружие воинов пограничной стражи, бескрайнее пространство перед валом (лимесом, или лимитом), ограждавшим от «презренных варваров» пределы Римской «мировой» державы, внезапно оказалось переполнено накатывающимися волной пришельцами, отличавшимися невиданно зловещим, мрачным, диким видом. Они так низко пригибались к холкам своих низеньких косматых лошадей, что конь и всадник представлялись взору римлян (а точнее – преимущественно «варваров» на римской службе, ауксилиариев), в испуге наблюдавших за их приближением с высоты лимеса, одним целым. Ибо почти не отличались друг от друга. Ни своим зловещим, безобразным внешним видом, ни движениями. Настоящие кентавры! Эти кентавры надвигались на оцепеневших римских пограничников неотвратимо, как сама судьба. Как неумолимый фатум, страшный даже для богов. Верхом на низкорослых и мохнатых лошадях. Мгновенно разделяясь на отдельные отряды для преодоления препятствий. Обходя и обтекая их, словно живой поток. Соединяясь вновь и снова рассыпаясь, с такой непостижимой скоростью, что человеческий взгляд не успевал следить за их передвижениями. Римский гарнизон был давно поднят по тревоге. Сотни пар человеческих глаз с тревогою взирали на широкую гладь спокойно несшей свои воды в этой местности реки. Данубий-Истр, сегодняшний Дунай, чей южный, римский, берег охраняли пограничные войска-лимитанеи, на протяжении столетий защищал империю «потомков Ромула» от разорительных набегов всевозможных «варварских» племен. Чувство тревоги, охватившее римских ауксилиариев, никак не проходило. Хотя они снова и снова утешали себя мыслью о нерушимости границ Римской мировой державы, символизируемой шаром в левой руке римских императоров и в когтях орлов на боевых значках всегда победоносных (как считалось официально) римских легионов. Казалось, римляне видели какой-то страшный сон. Весь северный берег Истра заполнили бесчисленные чужеземные «кентавры». Черно-серая, как грозовая туча, и приземистая лава коренастых всадников, слившихся со своими долгогривыми, косматыми конями. Эта туча обрушилась широким фронтом в воды вышедшего от такой неисчислимой массы конников из берегов Данубия. Глухо заклокотала вспенившаяся, вспучившаяся на глазах римлян река. Они в недоуменьи наблюдали за неторопливо разворачивающимся перед ними невиданным действом. Нашествие сил преисподней! Римляне в тягостном оцепенении беспомощно взирали на него из-за казавшегося теперь столь хлипким частокола с высоты ставшего вдруг столь ненадежным вала, укрепленного редкими сторожевыми башнями. И понимали, что пришла беда. Что она все ближе. И что ее не отвратить…
«Этот гибельный народ жесток, жаден, дик выше всякого описания и может назваться варваром между варварами» – так писал, в своем панегирике римскому императору Анфимию (Анфемию, Антемию) – ретроспективно – о первом появлении гуннских завоевателей в нижнем течении Истра-Данубия римский патриций (патрикий), бывший префект «Вечного Города» – Первого (Ветхого, или, по-церковному – Старейшего) Рима на Тибре, епископ Арвернский, зять западно-римского императора Авита, ученый, поэт и мастер эпистолярного жанра Гай Солий Аполлинарий Модест Сидоний – в историю его имя вошло в сильно урезанном виде – Аполлинарий Сидоний. Сидонию было всего 23 года, когда в грандиозной «битве народов» на Каталаунских полях (высотах) в его родной Галлии в 451 г. п. Р.Х., был, вроде бы, положен конец гуннскому кошмару. Или, точнее, отсрочен неминуемый, как столь многим казалось, конец света. Страшный суд, который предвещало или, точнее, возвещало пришествие гуннских агрессоров. Вообще-то гунны были впервые упомянуты среди народов, мирно кочевавших на территории нынешней Южной России, еще в 160 г. п. Р.Х. ученым греком Дионисием Периегетом, а в 175–182 гг. п. Р.Х. – известным астрономом и географом из римского Египта Клавдием Птолемеем, автором геоцентрической картины мира. Но, до тех пор, пока гуннские варвары мирно кочевали где-то «в попе мира» (как выражается современная «продвинутая» молодежь), а, выражаясь более высоким стилем, на задворках Ойкумены (если говорить по-гречески)! – или же Экумены (на латыни), ими никто из «цивилизованных» граждан «Златого Рима», «Рома Ауреа», не интересовался. Кроме, разве что, узких специалистов, вроде вышеупомянутых географов. Все детство и юность Сидония прошли под знаком этого неотвязного кошмара. Под знаком исходившей от гуннов смертельной угрозы, весь масштаб которой обитатели прожившего несколько столетий под защитой римской власти античного мира просто не способны были осознать.
«Даже детские лица носят печать ужаса» – писал Аполлинарий о гуннах в своем панегирике. «Круглая масса, оканчивающаяся углом, круглый безобразный плоский нарост между щек, два отверстия, вырытые во лбу, в которых вовсе не видно глаз – вот наружность гунна. Расплющенные ноздри происходят от поясов, которыми стягивают лицо новорожденного, дабы нос не препятствовал шлему сидеть крепче на голове. Остальные части тела красивы: грудь и плечи широкие, рост выше среднего, если гунн пеший, и высокий, если он на коне. Как только ребенок перестает нуждаться в молоке матери, его сажают на коня, чтобы сделать его члены гибкими. С этих пор гунн всю жизнь свою проводит на коне. С огромным луком и стрелами он всегда попадает в цель, и горе тому, в кого он метит».
Приведем, для сравнения, описание внешности гуннов восточно-римским нотарием (писцом военачальника-гота Гунтигиса) и историком гото-аланского происхождения Иорданом (Иорнандом):
«Ростом они невелики, но быстры проворством своих движений и чрезвычайно склонны к верховой езде; они широки в плечах, ловки в стрельбе из лука и всегда горделиво выпрямлены благодаря крепости шеи. При человеческом обличье живут они в звериной дикости».
Надо полагать, что если бы десяток гуннов прибыл в «мировую» Римскую державу с мирными намерениями, скажем, в качестве послов, диковинная внешность степняков вряд ли вызвала бы у римлян столь явное отвращение и ужас. В самом наихудшем случае, она могла бы вызвать только изумление и иронические усмешки римских красавиц, привычных к иным профилям человеческих лиц. Но гунны вторглись в римские пределы бесчисленным войском. И потому в сознании римлян пугающая необычность их внешности усугублялась ужасом и страхом – Деймосом и Фобосом, сынами кровожадного бога войны Ареса (или Марса, его римского аналога), летевшими на черных крыльях, словно в «Илиаде» у Гомера, опережая продвижение вглубь Римской «мировой» державы конных гуннских полчищ. А вышеупомянутый нотарий Иордан, автор написанного на латыни труда «О происхождении и деяниях гетов» (сокращенно – «Гетика») – истории другого грозного для римлян варварского племени – германцев-готов (компиляции не дошедшей до нас более ранней «Истории готов» сенатора Кассиодора, знатного римлянина при дворе остготского, т.е. восточно-готского, царя Италии Теодориха Великого, и других античных историков) – полагал, что гунны намеренно придавали своей внешности столь безобразные черты, уродуя себя на страх врагам. Иордан не только утверждал, что гуннские женщины нарочно пеленают своим сыновьям носы, чтобы те не мешали шлемам плотно прилегать к их лицам. В своем стремлении рационально объяснить причину военных успехов гуннов, разгромивших готскую державу Германариха и заставивших часть готов (которых гото-аланский историк, с целью как можно большего возвеличения своих готских предков, отождествлял с гораздо более древним, не германским – в отличие от готов – а фракийским, или, по другой версии – ирано-фракийским народом гетов, причинившим грекам и римлянам немало хлопот) служить себе, Иордан указывал, в качестве объяснения (вне всякого сомнения, достаточно убедительного, или, во всяком случае, имевшего значение в глазах у современников), на их страшный, отталкивающий (для «цивилизованных людей», то есть, по тогдашним понятиям, людей греко-римской культуры) внешний вид, приводя в своем труде, с целью опорочить гуннов, различные старинные сказания и мифы. Согласно Иордану гуннам, может быть, не удалось бы победить грозный степной народ аланов, если бы гунны уже самим своим появлением не приводили аланов в ужас, и те обращались в поспешное бегство. Ибо лицо у гуннов было ужасающей черноты – конечно, от пыли и грязи. Оно походило, если так можно выразиться, на безобразный кусок мяса с двумя черными отверстиями вместо глаз. «Злобный взгляд их (гуннов – В.А.) показывает могущество души. Они свирепствуют даже над своими детьми, исцарапывая лицо их ножом, чтобы они прежде, чем коснуться груди, своей матери, испытали бы боль от ран». Они стареют, не имея бороды: лицо, изборожденное железом (в некоторых переводах – «мечом» – В.А.), лишается от рубцов «украшения взрослых». Гунны невысокие, но широкоплечие, с толстой шеей; вооружены огромным луком и длинными стрелами; они искусные наездники. Но, обладая человеческой фигурой, племена гуннов живут по образу зверей».
Предваряя рассмотрение темы этнического происхождения гуннов, которой мы намерены коснуться на дальнейших страницах нашей книги, заметим пока что, одно. Упоминание гуннского обычая наносить порезы на лица детей мужского пола, мешая, тем самым, росту волосяного покрова на щеках, говорит не в пользу версии о монгольском происхождении гуннов. Ведь не секрет, что у мужчин-монголоидов и без того отсутствует пышная растительность на лицах. Чингис-хан, к примеру, выделялся из среды своих соплеменников своей довольно густой, не в пример прочим монголам, бородой. Но это так, к слову…
Следует повторить, что Иордан в своем повествовании опирался на труды своих предшественников на ниве истории. Например, греко-римского военного историка Аммиана Марцеллина, также написавшего свой исторический труд «Деяния» на латыни, и, пожалуй, впервые в античной традиции упомянувшего гуннов. Ссылался Иордан на писавших о гуннах римлян Павла Орозия и Приска Панийского. Последний даже ездил послом восточно-римского императора (или, по-гречески, василевса, т.е. царя) по стопам другого посла – Олимпиодора – в ставку гуннского властителя Аттилы, о чем будет подробнее сказано далее. Впрочем, Иордан нередко использовал и легендарные сведения. Так, он, к примеру, заимствуя многое у Аммиана Марцеллина, писал о гуннских племенах:
«В домах гунны живут только в крайнем случае, а все время проводят в разъездах по горам и долинам (не степям! – В.А.) и с детства привыкают переносить голод и холод. Одеваются они в грубые холщовые рубахи (а не «одежду из шкурок полевых мышей», как у Марцеллина – гунны умеют ткать холст !– В.А.) и носят на голове шапку с висячими ушами. Жены следуют за ними в телегах, ткут грубую ткань и кормят детей. Никто из них не пашет земли, потому что они постоянных жилищ не имеют, а живут как бродяги без всякого закона. Если вы спросите гунна, откуда он, где его родина – не получите ответа. Он не знает, где родился, где вырос. С ними нельзя заключать договоров, потому что они, подобно бессмысленным животным, не знают, что – правда, а что – неправда. Но они неудержимо и яростно стремятся достичь того, чего хотят, хотя часто переменяют свои желания».
Племена гуннов, что и говорить, охарактеризованы здесь достаточно четко, но кратко. Более подробно Иордан повествует о гуннах в главах 24 и 34–41 своей «Гетики». Причем смешивая порой, как это свойственно ему, настроенного к гуннам – врагам готов – отрицательно, подлинную историю с басней. 24 глава «Гетики» начинается так: «Пятый готский царь Видимер осудил некоторых подозрительных женщин (лат. argestas feminas – В.А.) и выгнал их из земли скифов далее на восток в степи. Нечистые духи, встретив их, сочетались с ними, от чего и произошло это варварское племя гуннов. Сперва они жили в болотах. Это были низенькие, грязные гнусные люди; ни единый звук их голоса не напоминал человеческой речи. Эти-то гунны подступили к готским границам». Данный фрагмент «Гетики» представляется нам крайне важным. Поскольку явственно свидетельствует об непреодолимом ужасе, наводимом гуннами на современников. Никто из последних, казалось, не был способен приписать появление гуннов на своих землях ничему иному, кроме нечестивого союза «колдуний» (так в некоторых толкованиях и переводах) с «демонами» («нечистыми духами», или, по-нашему, по-русски, «бесами»). Следовательно, гунны воспринимались сознанием достаточно христианизированных к тому времени римлян и других народов не просто, как примитивные варвары-«недочеловеки», «зверолюди», но и как «видимые бесы». Повествуя об истории гуннских племен, их лютый ненавистник Иордан приводит в «Гетике» следующий фрагмент из труда упомянутого выше восточно-римского посла ко двору гуннского правителя Аттилы, ритора и историка начала V в. Приска Панийского: «Гунны жили по ту сторону Меотийских болот (т.е. Азовского моря, на территории нынешней Кубани – В.А.). Они имели опытность только в охоте и ни в чем больше: когда же разрослись в большой народ, то стали заниматься грабежом и беспокоить другие народы. Однажды гуннские охотники, преследуя добычу, встретили лань (по другой версии: не лань, а оленя – В.А.), которая вышла из болота. Следом за ней пошли и охотники. Лань то бежала, то останавливалась. Наконец, следуя за ланью, охотники переходят болота, которые прежде считались непроходимыми, и достигают Скифии (Северного Причерноморья – В.А.). Лань исчезла. Думаю, что это сделали те же демоны», заключает непримиримый враг гуннов Иордан. Не подозревая существования другого мира по ту сторону Меотиды, северные гунны, при виде новой земли, приписали все эти обстоятельства указанию свыше. Торопливо они возвращаются назад, восхваляют Скифию и убеждают свое племя переселиться туда. Гунны той же дорогой спешат в Скифию. Все встречающиеся скифы были принесены в жертву Победе, а остальных в короткое время они покорили своей власти. Пройдя с огнем и копьем, гунны покорили аланов, которые не уступали им в военном искусстве, но были выше по своей культуре; они (гунны – В.А.) измучили их (аланов – В.А.) в сражениях».