Книга
Комплекс Ромео

Классная у меня баба. Но она меня бросает. Иди уже скорей, Сука!

Казалось бы: Сука Настоящая (исполнительница роли Джульетты в дипломном спектакле) уходит от талантливого-подающего (Ромео) — к бездарно-успешному (кинопродюсеру). Уходит принципиально и любя: не хочет «трахаться на средних высотах» и, вопреки Бегбедером отпущенному сроку «3», предлагает встретиться через «6» — когда каждый будет на своей высоте.

И что в этом такого?! Полная отчаянной надежды история одной Ненависти. Или любви. Как посмотреть. И куда сделать «этот один шаг».

Но из такой «понятной» ситуации Донцов ухитряется смастерить сексапильную, провокационную литературную бомбу.

Донцов выдергивает своего супер-Ромео из круга трех «F» (Find — Fack — Forget) и в поисках своей высоты пускает его по экзотическому маршруту. Из рок-н-ролльно-театрального Питера (с потерянным в пространстве ширинки членом. А главное — с потерянным сердцем) под аккорды «Ленинграда» и крики футбольных болельщиков — в Москву (а куда еще ехать из Питера?), на самое дно криминальной лимиты (нас пока не трахнули в жопу. Это главный критерий мужского счастья). Затем, через сюрреалистический заезд в ярославскую глубинку, — в Таиланд (трахать можно — забывать нельзя, мы в ответе за тех, кого трахаем). И здесь, на Востоке, под звуки Уэйтовского Blu Valentine Шекспировские проекции должны «померяться высотами»…

…Любить нельзя забыть (убить!). У Донцова вопросы к запятой неуместны, потому что в «Комплексе Ромео» речь идет о настоящих мужчинах. [i]О тех, которых почти не осталось. О романтиках с большой буквы этого редкого слова. Не о тех, которые выбирают между «попить пивка с друзьями» и «пойти в клуб снять деффку», «такую хорошую деффку, чтобы быть с ней истинно жестким и гордым арийцем».

Не о тех фальшивых романтиках, в жизни которых присутствует постоянный выбор. Выбор между Женщиной и Другой Женщиной. А между ними — еще какой-нибудь выбор: кокаин или героин, НТВ-футбол или НТВ-теннис, мексиканская кухня или итальянская кухня, и даже иллюзия семьи с двумя любовницами.

Это про тех романтиков, у которых нет выбора.[/i]

Если бы это была книга, то это была бы книга про мою любимую Джульетту, пишет Донцов. Хорошо, что в литературе тоже нет сослагательного наклонения, иначе на книжных полках появилась бы очередная сексистская дрянь.

P. S. Мужчины лицемерно кривятся, женщины загадочно улыбаются…

Когда в России начал издаваться журнал “Men’s Health”, Татьяна Никитична Толстая написала рецензию на первый номер, озаглавив ее “Какой простор: взгляд через ширинку”. Пересказать этот колоритный текст, один из самых веселых и язвительных в ее собрании сочинений, лучше и не пытаться. Только одна цитата: “Мир мужчины, предлагаемый издателями, уныл и прост: пустыня, а посредине – столб, который все время падает, хоть палочкой подпирай. Жизнь его – краткий миг от эрекции до эякуляции с бизнес-ланчем посредине и прожить его надо так, чтобы не прищемить, не отморозить и не обжечь головку члена. До пятидесяти этот кроманьонец только и делает, что кончает, после полтинника – кончается сам”. Толстая не ехидничает, а наоборот, “немного зная мушшин”, отстаивает гораздо более высокое представление о них, чем тот образ “брутального двуногого”, который культивирует глянцевое “Мужское здоровье”.

А может, и не стоило так убиваться из-за униженного мужского достоинства? Пожалуй, главные жизненные постулаты “кроманьонца” все-таки ближе основной массе “мушшин”, чем кодекс строителя коммунизма или десять заповедей. По крайней мере, литература эти переживания отслеживает с пристальным интересом, любовно смакуя все подробности “краткого мига”.

С чего начинается роман Андрея Донцова “Комплекс Ромео”? После нескольких туманных эпиграфов, на сцене появляется герой: “Я лежу в луже крови, и мужик с огромными, затянутыми в кожу яйцами пинает меня. Cтарается изо всех сил. <…> Предположительно он собирался меня трахать”. Так стартует длинная и временами запутанная история, высветившая в череде сценок-картинок несколько лет из жизни Александра Мелькова, юноши 28 лет от роду, без определенных целей в жизни, источников дохода и места под солнцем. Что придает оттенок легкой шизофрении его криминально-порнографической истории, вобравшей в свою орбиту дневник путешественника, театральные записки, этюды из жизни питерской богемы, мемуары о деревенском детстве, трагифарс о русском бизнесе за рубежом, элементы детектива и социального романа о проблемах молодежи.

Как становится понятно после несколько затянувшейся прелюдии (это провисающее начало неплохо было бы подсократить), до лужи крови героя довели душевные страдания, а страдает он потому, что от него ушла любимая женщина. Она же Чертова Дырка (символический объект двух Э). Она же Настоящая Сука, “страшный гибрид феминизма и шовинизма”, который особенно бесит и пугает кроманьонцев. Она же тезка рассказчика, Александра Корчагина, прелестное создание, которое на втором часу знакомства с героем, измученным эрекцией, в антисанитарных условиях коммунального туалета совершает Настоящий Женский Поступок – расстегивает ему ширинку и берет в рот. “Какая, боже, была во всем этом романтика и искренность!” – про себя восклицает тут же покоренный Романтик. Как же было ее не полюбить! И он полюбил ее и любил много, часто и по-разному (описания в общих чертах прилагаются) и называл своей возлюбленной Джульеттой.

После пяти студенческих лет (Питер, коммуналки, музыка, спектакли, книги, алкоголь и наркотики, дворы и подворотни, поэты и сумасшедшие, – это колоритный, пестрый, вкусно и любовно описанный человеческий муравейник) Джульетте надоедает талантливый, но бедный Ромео, и она уходит к бездарному, но богатому и могущественному продюсеру. И вот тогда вместо безоблачно влюбленного рыцаря на сцену выходит коварно целеустремленный граф Монте-Кристо. Он лелеет страшную месть, на которую ему не жалко потратить несколько лет своей неприкаянной жизни. И он их транжирит направо и налево, попадая в кучу передряг, беря на душу даже грех убийства и покушения, удирая за границу в азиатском направлении, поближе к вожделенной Мекке секс-туризма, где буквально все буквально на каждом шагу готовы к Настоящим Женским Поступкам.

Бабу ведь как теперь проверяют? Ну не коня же, в самом деле, ей поперек дороги ставить. Как, на какой минуте, с каким выражением лица, а иногда и тела она берет в рот орудие эрекции и эякуляции, наполняя жизнь смыслом, а рот спермой, – вот критерий вечной женственности. Иллюстрациями этого нехитрого тезиса испещрены сотни страниц дневника Саши Мелькова, чтива в общем достаточно занимательного, познавательного и, что особенно ценно, остроумного. Дневника, который и превращается в роман с не очень логичным названием “Комплекс Ромео” (почему не “Синдром Монте-Кристо”?), и заставляет вспомнить – как правильно намекает автор – современных французских романистов. Не только модного Фредерика Бегбедера, которым зачитывалась Джульетта, но и не менее модного Мишеля Уэльбека, встающего как тень отца Гамлета или как правильно функционирующий “причиндал” в каждой сцене встречи нашего Романтика с “большой, но чистой любовью”. Но французам говорить об “этом” удается все-таки лучше – по-человечески интимнее, а литературно – легче, естественней.

Обрусение сексуальных сюжетов и ролевых игр – процесс долгий и ухабистый. В не очень умелых руках великий и могучий русский язык иногда становится мелким и хилым, да и не только при взгляде “через ширинку”. Такие нововведения Андрея Донцова, как “харизматичный дворик” или “из ряда вон эксклюзивный случай”, – тот вклад в сокровищницу, без которого русский лексикон вполне обошелся бы.

Вот без чего людям в массе своей трудно обойтись – так это без собственного внутреннего кроманьонца, который не привязан ни к определенному возрасту, ни к полу, ни к статусу и в защиту которого хочется сказать несколько слов. Он не безнадежен (и политкорректность тут ни при чем). Обычно он не занимает много места и, как правило, поддается дрессировке. Из него даже можно сделать человека. Вот и герой Донцова, в мозгу которого то и дело зажигались лампочки: “видишь самку – трахни”, “обидели – дай сдачи”, “угрожают – убей” и так далее, в конце концов, отказывается он мести и вместе с растерянным читателем встречает в общем-то притянутый за уши, но такой душевный хэппи-энд. В борьбе пещерного человека с продуктом питерской цивилизации конца 90-х – начала 2000-х побеждает литература, обогатившаяся еще одним вполне симпатичным, очень неглупым, ладно скроенным, иронично-эротичным романом.