Книга
Чертеж Ньютона

Странная книга. Когда закрываешь её, сложно сказать, понравилось или нет, потому что лично мне в итоге понравилось (?!), но я не вполне уверена, что это вообще была книга. По крайней мере, это совсем не то, чего я ожидала, хотя внутренне и подготовилась к тому, что современная элитарная проза может быть бессюжетной и тяжело усваиваемой.

Нет, никаких серых описаний быта здесь нет; чернухи и мата нет тоже. Даже наоборот, остаётся внутри отпечаток чего-то чересчур красиво-возвышенного, нездешнего, настолько, что это почти нехудожественно, а об язык автора с его абстрактными построениями можно пару раз сломать мозг.

Это… определённо произведение искусства, но ощущения я бы сравнила с тем, что должен испытывать неискушённый зритель, когда пришёл на выставку посмотреть картины, а оказался внутри объёмной инсталляции. Обычно читатель — соавтор. Он читает текст глазами, а всё остальное — дело его воображения. Но с этим романом у меня так не получилось: со второй половины всё время чувствовала себя ниточкой, которую кто-то вплетает в сложный, непостижимый узор на огромном ковре.

Правда, начинается всё довольно понятно и бодро. Герой-рассказчик, исследователь тёмной материи, повествует о своих приключениях в Неваде и на Памире... Интересная смесь мейнстрима с элементами магического реализма, приключенческой прозы и твёрдой научной фантастики. Борьба с памирскими духами описана особенно захватывающе и атмосферно. И даже когда начинаются разговоры о терабайтах, «прообразах исполняемых файлов», числовых массивах-ангелах и сообщениях Вселенной, это всё ещё понятно даже мне, человеку, который не дружит с информатикой.

Но всё меняется, когда герой приезжает в Иерусалим на поиски пропавшего отца. Самих поисков мы так и не увидим. В большей части романа почти нет сцен: их можно посчитать по пальцам одной руки. Это похоже на громадное эссе, составленное из множества маленьких — об Иерусалиме и об отце, который бредит этим городом, как Шлиман Троей, размышляет о нём, исследует его и уверен, что где-то здесь, в его ландшафте, в окрестных пещерах, на Храмовой горе, скрываются ответы на все вопросы мироздания. Лишь изредка Константин, рассказчик, выныривает из своих воспоминаний об отце и его друзьях, из его дневников, стихов, коллекции фотографий, — чтобы коротко отчитаться: да, я продолжаю искать.

Повествование нелинейное, отступлений очень, очень много. Отступления культурно-исторические, географические, философские, пейзажные (пейзажи написаны здорово, это да), о политике и спорах по поводу прав на землю, о торговле предметами старины, о чёрных археологах и тех, кто их ловит. Иногда ты не можешь понять: где я и куда ведёт этот кусок текста? Только что было описание местности, а вот уже историческая справка; заметка о дирижаблях плавно перетекает в размышления о британском роке и обратно; вот метафоричное определение Иерусалима, а вот ещё одно… Сначала это вызывает недоумение, но в какой-то момент вводит в состояние, близкое к трансу. Ты уже не задумываешься о том, как тут оказался, тебя просто что-то несёт.

Выше уже писала, что это как раствориться в узоре на ковре. Или захлебнуться в море, которое есть «сумма слёз, огня, звёзд…» и всего на свете. Кто знает, возможно, именно такого воздействия на читателя хотел добиться автор? Оно в целом созвучно идее о том, что всё во вселенной есть часть исполняющегося замысла (или программы, говоря языком учёного). Что даже рисунок выходящих на поверхность горных пород подчиняется этому замыслу.

Идея звучит пафосно, но растворения достичь удалось.

Внешняя сюжетная линия с духами, преследующими Константина, его история, начатая в Неваде и на Памире, — всё это возвращается и соединяется с иерусалимской линией только в конце. И с точки зрения соразмерности частей сюжета соединение вышло не самым изящным. Плюс многое осталось в скобках, не раскрытым. Но на глубинном, идейном уровне мне, пожалуй, нравится, как ощущается финал. Просто он красивый.

И вообще во всех этих размышлениях — о городе, о людях, о памяти, об эпохах, которые проникают друг в друга, как геологические пласты, — много маленьких идей, которые оказались мне близки.

В общем, эта художественная книга почти не принесла мне никакого удовольствия как художественная книга (не считая начала), но была интересна как монолог умного и неординарного человека. Как странный, но запоминающийся опыт.

Странное дело! Вроде бы и проза высшего уровня, и тема взаимодействия науки и религии, естественного и сверхъестественного в нашем безумном мире интереснейшая, и никаких нет же жестоких сцен в книге. Одним словом, замечательная интеллигентная интеллектуальная проза, а читать тяжко и муторно… Думаю, виной тому стиль автора: огромные предложения, изобилующие метафорами и сравнениями, густо приправленные эпитетами, создают ощущение, что язык автора сам собой любуется. Видимо, когда слишком литературно, тоже не всегда хорошо…

это не литература – писательство, составление слов… отсутвие сюжета… тяжеленький язык… ни оо чем..................

Тяжело, претенциозно, а временами обычному человеку промто недоступно. Любовь к Иерусалиму можно было выразить по-иному.

А про Памир вообще смешно! Не только автор был на этой станции. Листы свинца весят 25 кг! А он их таскал в одиночку!

Книги бывают разными. Одни читаются как нечто знакомое и надоевшее, другие, как разговор на равных, а эта книга во многом как непостижимое. Для меня, конечно. Мне очень близка мысль автора о человеке читающем, как соавторе. Писатель передал свое представление о мире, а труд понять его, это дело читателя. Для меня книга во многом была непонятой, но очень притягательной, мне хотелось понять, но не хватало знаний. Эта книга заставила размышлять, спасибо Иличевскому. Я читала почти все его книги, но эта затронула особенно тем, что в ней как в жизни – бытовое примитивное и высокое божественное рядом надо только внимательно всмотреться в окружающую жизнь.