Которое можно смело пропустить, поскольку я и сам его нечетко помню – обрывками…
Я вспомнил себя лет в пять-шесть, а может, чуть позже. В пустом доме, в холодной постели. Очень хотелось есть, но на кухне давно уже ничего не было. Выйдя в огород, я нарвал недозрелых груш. Жадно откусывая сочную, жесткую мякоть, я подумал о том, что неплохо было бы нарвать фруктов про запас, чтобы не выскакивать от голода на улицу. Теплым летом фруктовые деревья радовали меня плодами всех цветов радуги, которые я приносил домой и раскладывал их на подоконнике.
В доме была печь, которую я к осени, с наступлением холодов, с трудом научился разжигать. На чердаке дома я обнаружил книги и газеты, а огороде – сарай, полный дров. Позже в ход шли и доски, отломанные от забора и толстые палки, подобранные мною в парках и на улицах города.
Первая зима выдалась трудной, скучной и голодной. Снуя в толпе людей, днем я воровал продукты на рынке с больших лотков, когда продавцы отворачивались. А вечером подбирал грязные, закатившиеся под прилавок овощи.
Больше всего мне хотелось хлеба, вкус которого я стал забывать. Взять мне его было негде.
Днем я слонялся по улицам, замерзая, заходил греться в магазины. Там, шатаясь среди очередей, я слушал, о чем разговаривали люди.
Из тех мест, где готовили еду, меня прогоняли…
К ночи я возвращался домой и, завернувшись в одеяла и найденную в шкафах старую одежду, вволю наревевшись в подушку, крепко засыпал…
Вторая зима мне понравилась больше. Я научился варить овощи и крупы. А еще, весной я выучился чтению. Буквы я знал, несложные слоги умел прочесть. Все остальное я подслушал у открытых окон школы. Я залезал на растущее рядом дерево и смотрел на мальчишек и девчонок по ту сторону окна. Мне очень хотелось к ним, но я понимал, что это невозможно.
Мы были не равны, пока они сидели за партой, шли домой с новенькими портфелями, гуляли с бабушками на детских площадках или с родителями выбирали игрушки в магазине.