Читать онлайн
Рейтинг Асури

Игорь Лысов
Рейтинг Асури

Бог посмотрел на все, что Он создал, и все было очень хорошо.

Книга Бытия, глава 1, стих 31
(новый русский перевод)

© И. Лысов, 2022

© ИД «Городец», 2022

* * *

Игорь Лысов родился в Новосибирске и всю юную жизнь путешествовал за родителями – инженерами. Одиннадцать лет отдал альпинизму. Остальное время – театру, кино, фотографии и литературе. В свободное время изучал человека и его чаяния. Руководил театрами в Москве, России и Эстонии. Написал семь пьес, три романа и учебник по фотографии. Читает лекции по актерской философии. Живет вместе с архитекторами, актерами и кинооператорами в одной квартире.

I

Нобелевский лауреат профессор Афа Асури еще раз пожал руку молоденькой переводчице Ингрид и вышел из отеля. Человек у такси аккуратно складывал саквояж и несколько пакетов в пластиковый бокс, служитель гостиницы важно стоял наготове с печатью в руках. Ловко хлопнув липкой лентой и штампом по белому пластику, служитель по-дружески отдал честь новоиспеченному лауреату.

Дверь автомобиля учтиво придерживал мужчина от администрации отеля – ему предстояла почетная миссия проводить Асури прямо до трапа самолета. И как ни убеждал Афа, что ему гораздо удобнее добраться до аэропорта вместе с Ингрид, правила были незыблемы даже для такого важного гостя. Хотя, боже мой, сколько лауреатов, президентов и гениев перевидал этот отель!

Такси мягко двинулось по красному ковру, расстеленному вплоть до миниатюрного складного шлагбаума, и исчезло в потоке своих собратьев. Афа смотрел в окно на мелькающую северную архитектуру, вынужденно слушая подробную инструкцию работника отеля. Подняв очки на уже влажный от ответственности лоб, менеджер скороговоркой и почти шепотом прочитал все слова, цифры и даже мелкошрифтное предостережение о провозе нежелательного багажа. Отложив билет, работник отеля достал еще один листок – ксерокопию индивидуальной карточки профессора Асури, прошептал идентификационный номер, сличил его с цифрами на авиабилете, отер лоб платком шотландской расцветки, восстановил положение очков и вежливо уставился на Асури. Афе совсем не хотелось говорить, он прощался со Швецией, которая нечасто баловала декабрьским солнцем и сухим асфальтом даже своих жителей, что уж говорить о приезжих нобелевских лауреатах.

Премию профессор Асури получил по праву: двадцать лет он провел за письменным столом. Комиссия даже не сразу подобрала правильную номинацию: многотомная монография «Эволюция мыслительных констант Homo Sapiens» оказалась еще и прекрасной литературой, а не только сумасшедшим по своей ясности анализом человеческих привязанностей. Последний том в двух отдельных книгах вообще оказался бестселлером: в нем Афа изложил нерадостное будущее человечества (исключительно из-за потакания собственному мышлению).

Афа создал целую науку истории мышления, собрал в единый институт умы современности, куда потянулись и гранды мирового бизнеса: никому не хотелось ошибиться или просчитаться, угадывая запросы человечества.


Стокгольм кончился, и теперь только сосны иногда приоткрывали воду сразу нескольких озер, изредка мелькали одинокие домики. Съехав с трассы, такси мгновенно вернулось в урбанистику. Только теперь веяло не теплом строгой архитектуры скандинавских зодчих-минималистов, а холодным величием и независимостью – все пространство по обе стороны шоссе до аэропорта Арланда было заставлено стальными конструкциями с голубым стеклом и совсем небольшими кусочками бетона. Черный асфальт как жидкая смола разливался между билдингами – ручьи сплетались и вновь расходились. Выделялась жирная полоса, которая и тянулась к самому аэровокзалу.


Работник отеля быстро засеменил к специальной стойке регистрации и, передав билет такому же скрупулезному господину-двойнику, вежливо подтолкнул локоть Афы к стеклянным дверям бизнес-холла. Там он распорядился принести воды и уселся напротив Асури, сложив руки на коленях. Разговаривать было не принято да и не хотелось. И Афа, и менеджер мило улыбались, когда их взгляды пересекались, – этого было достаточно. Когда объявили посадку, аккуратист провел профессора аж до первой ступеньки прохода-гармошки, спрятал за спину руки и поклонился. Асури кивнул и зашагал к салону огромного двухэтажного лайнера с музыкой, двухразовым питанием и даже небольшой порцией мороженого в честь пассажира, которого шведское королевство отметило как одного из выдающихся людей планеты. Когда ели мороженое, аплодировали и показывали большие пальцы в сторону Афы.

II

Куда бы ни летал профессор, обратный путь его лежал только через просторы России. Уже через полчаса полета Асури приникал к окну и очень расстраивался, если облака надолго закрывали землю. Но даже и тогда Афа не расставался с иллюминатором, боясь пропустить малейшее прояснение, в котором может мелькнуть клочок русской земли.

Прожив без малого пятьдесят шесть лет, профессор никогда и не был в России. Даже в безумных планах его посещение этой страны было невозможным.

Профессор Афа Асури родился в Южной Америке, в Бразилии, под именем Афанасий Суриков. Его прадед (или даже еще дальше-раньше) был изгнан из своей вотчины в Тверской губернии за приверженность к старообрядческой традиции. Указом императрицы несколько десятков тысяч человек насильно были перевезены в Сибирь в наказание за упрямство. Новые поколения староверов уже приобрели окрас сибирской воли того грубоватого оттенка характера, когда честь и достоинство уже не могут не выказываться. Большевизм, появившийся для сибиряков неожиданно, погнал староверов еще дальше – эшелонами спешно бежали в Монголию, Китай и Японию. Дед профессора, Никита Суриков, родился уже в Китае, увлекся фермерством и перебрался в Бразилию. Вот там и появился на свет его внук, нобелевский лауреат Афанасий Суриков, к тому времени уже гражданин молодой республики, поместившейся на нескольких островах недалеко от Явы и Суматры, профессор Афа Асури.

Новое имя приклеилось к нему не сразу, а уже в сознательные, но все еще юные годы, когда Афанасий выиграл грандиозный конкурс по социологии и оказался в Дубровнике. В этот город-рай свезли отменные умы со всего мира и поместили в институт-лабораторию по исследованию крупномасштабных процессов в социальной жизни человечества. Среди единомышленников едва нашлись два-три человека, которые могли безошибочно произнести фамилию Суриков. Индийский вундеркинд, поселившийся с Афанасием в одном маленьком коттедже, вообще откровенно коверкал и имя, и фамилию. Постепенно именно он утвердил иное произношение – Асури. Так оказалось удобно не только индусу, но и практически всем остальным. Афанасий Суриков превратился в Афу Асури, и, надо сказать, это пошло только на пользу – и научной, и мирской жизни профессора.

В 1991 году югославская трагедия превратила часть Дубровника в руины, и институт спешно прекратил свое существование: миру уже было не до тихого и сосредоточенного изучения самого себя. Умы разбежались по планете, а Афу пригласили в только что образовавшуюся республику, которая амбициозно возжелала создать экономический, а стало быть, и человеческий рай в крохотном пространстве своих границ.

Как и положено маленькому государству, республика с диковинным названием Байхапур состояла из огромного города и крошечных окрестностей. К тому времени они органично сплелись с мегаполисом, так что Байхапур оказался городом-государством.

Индийский океан – это не море у Дубровника, здесь дышалось иначе. Афа Асури прижился и вот уже лет двадцать трудился на благо государства и, как следствие, на благо всей планеты. Правительство предоставило профессору Асури все возможности для создания Института мышления. Институт получил важнейшее задание – сотрудничество с киберлабораториями по созданию искусственного интеллекта. Здесь знания Афы пришлись в самую пору: никто не разбирался в чередовании констант человеческого мышления так, как он.

На Асури лежала огромная ответственность – создание логистики мыслительных процессов для искусственного интеллекта. Вложение в банк данных машины обычных энциклопедических знаний, алгоритмов поведения в интеллектуальных играх ему уже казалось архаизмом, уделом американцев, которые работали на старых социальных технологиях потребностей человека в комфорте. Этот метод с самого начала был отвергнут Асури как метод вторичный, неуникальный, роботизирующий искусственный интеллект под современные нужды. Если сказать точнее, его знания и вся наука истории мышления просто-напросто опережали те «новейшие» разработки, которыми мир пользовался вот уже несколько десятков лет.

III

Афа смотрел в иллюминатор и пытался разгадать эту неизвестную страну, покрытую сплошным снегом без единой проталины. Белое безмолвное пространство прорезалось черными верхушками деревьев. Прозрачный воздух делил ровной полосой горизонт, над которым повисло уже превращающееся в глубокую синеву небо с красно-желтыми прожилками отражения стремительно заходящего солнца. Там, куда несла его двухэтажная птица, наступал теплый вечер – без снега, без огромных сосен, без безлюдного пространства…

Рядом с профессором заворочался молодой мужчина. Он спал, утомившись пить, есть и трепаться на весь салон со своим попутчиком, который сидел рядом. Счастливая парочка летела в вечное лето, там они собирались шушукаться ночи напролет на берегу теплого океана. Не скрывая радости, они наконец-то уснули в обнимку. Это обрадовало профессора. Ни возраст, ни интересы не совпадали – говорить было не о чем. Молодость уже не вернуть, а осваивать еще одну ориентацию профессору Асури было некогда.

Афа был счастливо женат на Агриппине Азаровой. Гриппа была из потомков той же бразильской общины, а в то время, когда еще жив был отец, искать невесту где-то на стороне было не принято и даже противозаконно. Свадьбу сыграли по всем правилам тогдашнего домостроя. Афа ни о чем не жалел: жена была красива и умна. Рождение сына Кирилла по-настоящему объединило семью. В Дубровнике родители были счастливы, а в азиатском пространстве Гриппе стало неуютно. В отличие от мужа, она взяла с собой истовость верования предков, а на новом месте не нашлось даже самой захудалой церквушки, где православные могли бы служить по древнему обряду. Миссионерские постройки нового русского христианства Агриппина обходила стороной: у нее не выветрилось кровное чувство обиды за растерзанные судьбы единоверцев. Афа категорически отказывался поддерживать супругу в вопросах служения, делал он это мягко, но непоколебимо. Гриппа затосковала, и на семейном совете было решено, что жена уедет отсюда куда угодно, продолжая любить мужа бесконечно и самоотверженно. «Но Бог должен знать, что я и его невеста», – говорила она, так что Афа проникся страданиями жены и отвез ее обратно в Бразилию. Там, в общине, никто не смог понять такого решения: им было не под силу распознать внутренние конфликты сердца, работы, веры и простой жизни. Супруги навсегда скрыли от родственников дальнейшую свою судьбу. Агриппа списалась с общиной староверов в Северной Америке и полетела в Нью-Йорк.

Кириллу, как это ни странно, нравилось – у него, уже молодого мужчины, было два дома на разных континентах. Отношения отца и матери он понимал, все трое искренне любили друг друга и еще что-то свое, важное… Гриппа – веру, Афа – искусственный интеллект, а Кирилл – музыку. Кто вложил в пальцы еще трехлетнего мальчишки скрипку – неизвестно. Старый румын-скрипач взялся бесплатно учить Кирилла, и Дубровник зачарованно затихал, когда мальчик со своим учителем в сумерках выходили на площадь. Потом начались настоящие занятия в музыкальной школе, поездки, гастроли, концерты – сын оказался замечательным скрипачом.


Сейчас Кирилл сидел в аэропорту Байхапура и ждал своего отца, чтобы обнять нобелевского лауреата первым по праву любви. Сидеть ему особо не давали корреспонденты: микрофоны и объективы мелькали перед лицом Кирилла, набирался солидный материал для репортажа о первом в государстве лауреате Нобелевской премии профессоре Афе Асури.

Через час-полтора Кирилл уже должен вылетать в Париж: концерт отменить невозможно. Но и не увидеть отца в этот вечер сын попросту не мог.

Байхапур встретил Асури теплым декабрем с мокрым от океана воздухом. У трапа профессора уже ждал аэропортовский автомобиль. Таможня заняла минуту, не больше: впереди бежала девушка в оранжевой куртке работников аэропорта с документами профессора, надо только подойти к стойке, где уже лежал проштампованный квиток для свободного въезда в страну. Стоит сказать, что привилегии особенно ценных граждан, которые учредило высшее чиновничество Байхапура, раздражали остальных. Но все то, что касалось Асури, принималось с пониманием и даже радостью. Профессор заслужил эти маленькие прелести. В конце концов, уже вся страна знала, что у стойки рядом с таможенником стоит лауреат Нобелевской премии…


Афа вышел в холл для встречающих, где его облепили журналисты и какие-то зеваки, все улыбались, кивали каждому слову профессора, который что-то машинально говорил и смотрел поверх камер, туда, где стоял Кирилл с огромным букетом гладиолусов, любимых цветов мамы. Вопросы задавались со всех сторон, Асури не успевал отвечать. Минуты через три раздался свисток, все обернулись: седой мужчина с редкими длинными волосами в косичку остановил репортажи, раздвинул штативы, освободив пространство, протянул Афе руку. Профессор с жадностью пожал ее:

– Привет, Марек!