Посвящается памяти моей бабушки Коршуновой Екатерины Фёдоровны
В конце февраля 1812 года княгиня Нина Ланевская давала бал. Я помню портрет молодой княгини в картинной галерее Павловского дворца. Высокая, стройная, в лёгком платье à la antique и сапфировой диадеме, с безупречной причёской из тёмно-каштановых завитков. Родинка над крылом изящного носика, узкая переносица, отполированная художником. Маленький рот с выпуклыми губами, которому больше идёт рассуждать, чем улыбаться. И умные янтарно-зелёные глаза. Непросто было заслужить приглашение в её дом!
Я словно вижу этот бал. Свечи, люстры, полупрозрачные платья, золочёные эполеты. У стены под мраморными колоннами – подпоручик лейб-гвардии Семёновского полка Александр Ильин с приятелем. Оба в парадных тёмно-зелёных мундирах с синими высокими воротниками, офицерские шарфы на поясе золотыми нитями сверкают.
Два женских голоска застрекотали за их спинами:
– Какая у неё нескладная поступь, как у гусыни!
– Вы о той, что подле княгини Нины?
Подпоручик Ильин обернулся: дама в белой токе1 с кудрявым пером, на лбу – цепь мелких рубинов в два ряда. Не «своих» дама – финляндцев. Отвечала – жена капитана его роты:
– Недаром она никогда не танцует. Дабы на ровном паркете не споткнуться.
Белая тока прикрыла веером смеющийся рот:
– Вы хоть раз слышали, как она музицирует? Для неё что allemande, что краковяк – всё на один лад.
– Хи! На арифметический лад.