Читать онлайн
Шерли

Шарлотта Бронте
Шерли

© Ф. Л. Мендельсон (наследник), перевод (гл. 18–37), 2013

© Е. Ю. Гениева (наследник), статья, 1990

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2011

Издательство АЗБУКА®

* * *

Неукротимый дух

Вступление сестер Бронте в литературу было мгновенным, таким же внезапным был их уход. Дольше всех сияла на литературном небосклоне звезда Шарлотты Бронте. Но скупо отмеренные им судьбой годы они использовали так, как если бы прожили долгую жизнь. Единственное произведение Эмили Бронте «Грозовой перевал» – одно из самых великих и самых таинственных произведений в мировой литературе. Эмили и Шарлотта – признанные классики английской литературы, а Энн, чей талант был не такой яркий, – значительная викторианская писательница, несправедливо обойденная вниманием нашей критики.

Многие поколения ученых, биографов, литературоведов размышляют над феноменом этой семьи, проводят научные симпозиумы в Лондоне и на их родине в Йоркшире, строят гипотезы, по крупицам собирают все, что хоть как-то может объяснить загадочную и трагическую судьбу сестер. Честертон, кому трудно отказать в проницательности, с плохо скрываемым раздражением писал о том, «что яркий факел биографов вряд ли оставил в покое хоть один темный угол старого йоркширского дома». В самом деле, эти исследования, не лишенные очарования и интереса, не совсем подходят к сестрам Бронте. Их жизнь, их творчество утверждают незначительность всего внешнего, материального. С ними мы оказываемся в стихии духа, а потому, наверное, гораздо важнее понять причины, истоки, корни их творческой, пожалуй не имеющей себе аналогов в литературе «коллективной» одаренности. Примеров талантливых семей немало в истории литературы и культуры. Вспоминаются Уильям и Дороти Вордсворт, Чарльз и Мэри Лэм, Габриэль, Кристина и Майкл Россетти, дети Лесли Стивена: Вирджиния Вулф, ее сестра – художница Ванесса Белл, семья Уильяма Батлера Йейтса, наконец, братья Гонкуры.

И все же союз сестер Бронте был не столько по крови, сколько по духу. Современники, пытавшиеся разгадать тайну их «тройного псевдонима»: Каррер, Эллис и Эктон Белл, были не так уж далеки от истины, когда считали, что за этими странными именами скрывается какое-то одно существо.

Их талант буйно расцвел на одной почве – суровой почве затерявшегося в йоркширской глуши дома сельского священника; а потому их книги – романы и удивительные в своей лирической обнаженности и открытости миру и вечности стихотворения – проникнуты одинаковыми страхами, радостями, надеждами, разочарованиями.

Злой рок преследовал семью священника из Йоркшира Патрика Бронте. Старая церковь в Хоуорте, где он служил, хранит мрачную летопись смертей. В 1821 году скончалась его жена Мэри. От неведомой болезни сгорели, едва достигнув тридцати лет, единственный сын Патрика Бронте Патрик Брэнуэлл и дочь Эмили. Только на год пережила их Энн. А в 1855 году рядом с матерью, братом и сестрами положили Шарлотту, умершую на тридцать девятом году жизни, едва успевшую познать литературный успех, вкусить радостей домашнего очага и счастья будущего материнства. Трагедии, постигшие ее семью, рано возложили на ее плечи многочисленные заботы: надо было думать не только о домашнем хозяйстве, но и о том, как получше пристроить сестер, чтобы выбранный ими труд гувернанток приносил сносный доход, а переговоры с издателями – хоть какие-нибудь плоды.

Отец, о котором современники, отчасти с легкой руки Элизабет Гаскелл, автора «Жизни Шарлотты Бронте», книги, без которой не обходится ни один исследователь творчества писательницы (ведь это – прижизненное свидетельство), сложили немало легенд как о домашнем деспоте и самодуре, и в самом деле был плохой поддержкой в практических делах. Ирландец по происхождению, сын бедного крестьянина, он обладал отличными внешними данными, которые делали его, неотесанного деревенского паренька, аристократом в поведении, манере держаться, разговоре. Он был, несомненно, богат природными талантами, благодаря которым выбился в люди и даже сумел закончить Кембридж, что, впрочем, не слишком расширило его социальные возможности. Перед ним открывалась одна стезя – священнослужителя, кем он и стал, обосновавшись в Йоркшире, хотя в душе мечтал о другом – доблести и славе солдата. Тем немногим людям, кто был вхож в его дом, он казался малоприятным чудаком. Странности усилились со смертью жены, которую он очень любил и которая, видимо, была духовно близка ему. Материальная сторона жизни казалась ей несущественной: напротив, нищету она воспринимала как благо, посланное Небесами, – ведь нищему легче войти в Царствие Божие. Дни напролет просиживал Патрик Бронте в своем кабинете, готовясь к проповеди или зачитываясь каким-нибудь фолиантом. Даже трапезу и ту он предпочитал принимать в одиночестве. Драма Патрика Бронте была не в том, что он стал священником, но в том, что он не стал, кем хотел. Именно нереализованность натуры толкала его на странные поступки, объясняла его часто подавленное, угнетенное настроение.

И все же роль этого чудаковатого, но, несомненно, одаренного человека велика в духовном и интеллектуальном становлении его талантливых от природы детей. У него была собрана обширная библиотека, он был подписчиком многих газет и журналов, потому что «коридоры власти», взлеты и падения монархов, доблести полководцев, их победы и поражения интересовали его во сто крат больше, чем жития святых. Он – что было в высшей степени нетипично для английского пастора его времени – высоко ценил Байрона, отменно знал кельтские предания, которые рассказывал детям во всех подробностях, не тая ужасов и двусмысленностей. Поступал он так потому, что имел либеральные взгляды на образование. Дети его, за исключением, пожалуй, Энн, провели мало времени в школе. Патрик Бронте твердо верил, что только чтение, причем разностороннее, размышление, предпочтительно в одиночестве, общение с природой, постоянное и естественное, могут сформировать личность, развить ум, наставить на верный путь душу. Поэтому он предоставлял детям, в том числе и девочкам, полную свободу в выборе книг, откровенно и подробно обсуждал с ними прочитанное. Об особенностях интеллектуальной атмосферы, царившей в доме Бронте, можно судить по тому, что Патрик Бронте всерьез обсуждал политические новости с десятилетней Шарлоттой. Возможно, у него не было лучшего собеседника, но, как показывают некоторые письма Шарлотты Бронте, она, несмотря на свой юный возраст, действительно знала, что происходит в парламенте, чем славен Наполеон и плох Веллингтон. Все это имело двоякие последствия: с одной стороны, дети безоговорочно приняли политические взгляды отца и стали, повзрослев, убежденными тори, с другой – беседы развили в них независимость суждений, уважение к поступку, человеческой личности. Патрик сам писал стихи (довольно посредственные), мечтал издаться, поэтому всячески приветствовал творчество своих детей – увлечение живописью Патрика Брэнуэлла, поэзией и прозой – дочерей. Конечно, полученное Патриком Брэнуэллом и его сестрами образование и воспитание плохо подготовило их к реальной жизни. Патрик Брэнуэлл, которого в семейном кругу считали талантливым живописцем, не поступил в Королевскую академию художеств, и этот провал сломил его. Общение с внешним миром, «жизнь в людях» была мучительна для сестер. Однако эти же отрицательные обстоятельства способствовали и максимальному раскрытию их самобытных талантов. Наверное, знай Шарлотта Бронте и Энн Бронте лучше английскую литературную традицию, их книги вызывали бы меньше формальных нареканий. Но ведь настольной книгой в семье была «самая великая книга» – Библия, и ее дочери священника знали едва ли не наизусть. Отсюда, кстати, такое обилие библейских образов, прямых и скрытых цитат, парафраз в произведениях Шарлотты Бронте.

Воображение молоденьких сестер, так рано осознавших себя творцами, питали, конечно, не только книги и не только разговоры, но и сам их уединенный дом, стоящий на кладбище, среди могил, открытый всем ветрам и любой непогоде; народные предания, знатоком и мастерским рассказчиком которых была их старая няня; близость, реальность, неотвратимость смерти; мысли, а что же там – за гробовой чертой; и, конечно, природа, с которой они были не просто близки, но тесно слиты. Едва открыв дверь дома, они оказывались на вересковой пустоши, по которой вместе или в одиночку часами бродили и где на приволье их посещали удивительные образы прекрасных королев, безжалостных злодеев, нежных принцесс, видения далеких жарких стран. Давайте мысленно перенесемся в далекий Хоуорт, в скромный дом священника Патрика Бронте. Вот его кабинет, а вот и гостиная с алыми, потускневшими от времени обоями – не потому ли этот цвет так часто встречается у Шарлотты и Эмили. Вот диван, на котором умерла Эмили, обеденный стол – здесь были написаны все их романы. Поднимемся наверх. Тут спальни. Из них открывается очень грустный вид на кладбище, на могилы, смотрящие в окно. Становится тяжко на душе. Часы бьют девять, семья собирается на общую молитву, после которой его преподобие Патрик Бронте отправляется на покой. И тут три молоденькие девушки, как проснувшиеся лесные создания, начинают кружить по гостиной и плести свои чудесные истории. Еще мгновение – и они унесутся мечтой в воображаемые, фантастические страны – в Гондалу Эмили и Энн; Ангрию Шарлотты и Патрика Брэнуэлла. В Ангрии правил своенравный, обольстительный и жестокий герцог Заморна. О его военных доблестях слагал стихи Патрик Брэнуэлл; о бурной любовной жизни, изменах, неземной страсти, ревности, тоске – Шарлотта.

Завывает ветер на кладбище, еле тлеет камин, странные шорохи слышны по углам угрюмого дома, но четверо молодых людей ничего не замечают – они далеко, в стране грез, где царит неземная любовь, где в яростных черных глазах Заморны «сверкают все молнии ревности», где забываешь, что ты некрасива, мала ростом, больна, что тебя душит кашель, что…

«Мало кто поверит, – пишет в дневнике Шарлотта Бронте, – что воображаемая радость может доставить столько счастья».