Читать онлайн
Отрицательные линии: Стихотворения и поэмы

Лев Михайлович Тарасов
Отрицательные линии

Редакционная коллегия серии:

Р. Бёрд (США),

Н. А. Богомолов (Россия),

И. Е. Будницкий (Россия),

Е. В. Витковский (Россия, председатель),

С. Гардзонио (Италия),

Г. Г. Глинка (США),

Т. М. Горяева (Россия),

А. Гришин (США),

О. А. Лекманов (Россия),

В. П. Нечаев (Россия),

В. А. Резвый (Россия),

А. Л. Соболев (Россия),

Р. Д. Тименчик (Израиль),

Л. М. Турчинский (Россия),

А. Б. Устинов (США),

Л. С. Флейшман (США)

Составление и послесловие Ю.Л. Мининой (Тарасовой)

Под редакцией Ю.Л. Мининой (Тарасовой)

Составитель приносит искреннюю благодарность всем, кто оказывал помощь в подготовке книги к публикации.

Отдельная благодарность работникам сектора документальных источников современного периода (1941– по настоящее время) – заведующей сектором Елене Васильевне Васяниной и старшему научному сотруднику Владимиру Леонидовичу Лаврентьеву ГБУК Музейного объединения «Музей Москвы».

Стихотворения

1927

Влюблённая вода

Вода одинока была,
Она никого не любила,
Но в будущем счастье ждала,
Да счастье её позабыло.
Хоть редко сердилась она,
Но были ужасными бури,
Моря поднимались со дна
И ветры холодные дули.
Подолгу сердилась Вода
И злобно и смело ревела,
Всю землю залить без труда,
Могла бы, когда захотела.
Но всё покоряет любовь,
В ней есть чудодейная сила,
Она в водянистую кровь,
Ей влагу кипящую влила.

Огонь полюбила Вода
И силой его восхищалась,
В объятья его без стыда
С безумною лаской кидалась.
У ног разливалась Вода
И ноги его целовала
И глаз не сводила с Огня
И, полная счастья, рыдала.
Огонь горячо полюбил
И с жаром любви отдавался
И вскоре навеки застыл.
Лишь уголь да пепел остался.
Над трупом рыдала Вода,
Текли её слёзы рекою,
О нём и теперь иногда
Она вспоминает порою.
Ужасной тоскою полна,
С невиданной силой бушует.
Моря поднимает со дна
И так о погибшем горюет.

1927

1928

«Боже, жду твоего пришествия…»

Боже, жду твоего пришествия.
Только осень подёрнет лист
Большое весёлое шествие
Прибытие твоё возвестит.
На ослёнке ты въедешь в столицу,
Прокричу тебе «Осанну в вышних»,
На колени встану молиться
За обиженных и лишних…

1928

1929

«Великолепнейшую оду…»

Великолепнейшую оду
Хочу я в честь себя сложить.
Время идёт, а год от года
Довольно трудно отличить.
Ни в чём не видно различенья,
Но всё приносит огорченье…
И если вправду я поэт,
То должен я забыть тревогу,
Искать хорошую дорогу
Мне, наконец, семнадцать лет.

1929

«На заре человеческих дум…»

На заре человеческих дум
Увлекались ритмичностью звука
И его вырабатывал ум
Песнь, которой страшилася скука.
Заунывные крики людей
Все земные леса оглашали.
С этой песней качали детей
И на смерть стариков провожали.
Совершенствуя бедный язык,
Человек постепенно привык
Чтобы мысли его напевали.
Но не всякий умел передать
Своё чувство. В особенной песне,
А один из толпы, мог созвучья сковать.

1929

Тетрадь со стихами

Русалка
(Баллада)

Радость моя, где ты?

1.

– Милый друг, тебя безумно жалко,
Ты совсем пропащий человек.
Разве может резвая русалка
Объявиться в наш двадцатый век.

На уме у каждого машины
В голове тяжёлый шум стоит.
И гудят и рвутся исполины
А земля и бьётся и дрожит.

Только ты отстал и не примкнёшься
К быстрому движению машин.
Жалок ты – и сам в себе замкнёшься,
Навсегда останешься один.

Милый друг, тебя безумно жалко,
Просто так жалею от души,
Что с тобою сделала русалка,
Расскажи, сейчас же расскажи?..

2.

В громком журчании
Чистой воды
Слышно страдание –
Признак беды.

Жалобы чьи-то,
Неведомый стон
Всё позабыто
Под рокотом волн…

Нету спасенья
И гибель близка
В близком веселье
Играет река.

3.

Её тело опускалося на дно,
Девушка погибла, затонула…

Водяной взглянул в жемчужное окно,
Девушка в окно взглянула…

Мёртвый взгляд её заметил водяной
И любовь зажглася в непутёвом,

Жизнь вернул и для неё одной
Всё отдал, считаясь с каждым словом.

Но жемчужные дворцы ничем
Ей земной лачуги не заменят

Не поймут её печаль – зачем?
А поймут, так вовсе не оценят…

4.

– Ты видишь и знаешь
Я очень богат
С землёй не сравняешь
Подводный наряд.
Зачем приуныла
Понять не могу,
Ну что позабыла
На том берегу?..

Как злючку такую
Я рассмешу
Давай зацелую,
Давай задушу…

5.

– Отпусти меня на землю посмотреть
Здесь мне душно, я боюся умереть…

Вольный воздух солнечного дня
Может быть, обрадует меня…

Своё горе я откину прочь
Увидавши голубую ночь…

Я вдохну в себя веселье, из цветов
Наплету созвучие венков.

Отпусти меня, хочу одна побыть,
Как вернусь, начну смеяться и любить.

6.

Выплыла, глядит по сторонам.
Знакомые места, и жутко и тревожно…
Она плывёт к разросшимся кустам
Их, раздвигая осторожно.

И кто же перед ней – красавец молодой
Она окликнула, зовёт к себе поближе,
Он подошёл, нагнулся над водой
Она зовёт всё медленней и тише…

На берег вышла, мирный разговор
С ним повела. Ему в любви призналась,
Сказала, где была до этих пор
И что на дне речном осталось…

7.

– Пойдёшь ли мой милый на тёмное дно
Прекрасного много в речной глубине

Там всё водяным в мою власть отдано
И все под водой подчиняются мне.

Увидишь мой славный жемчужный дворец,
Увидишь моих ненаглядных подруг.

А пылкая страсть двух влюблённых сердец
Нигде не погибнет мой преданный друг.

Тебя окружу я заботой своей
И буду беречь твой пленительный смех,

Забудешь ты глупых и скучных людей
Среди бесконечных забав и потех…

8.

Он всё забыл. Он слушает и ждёт,
Вот кончатся пленительные сказки,
Он в действиях своих отчёта не даёт,
Его заворожили глазки.
Он спал в объятьях, о дивный миг,
Что с ней? Она никак не понимает
Ей воздух вреден, взгляд её поник,
Она с восторгом умирает.

9.

Это сильнейший удар,
Это ужаснейший случай,
Завял на руках милый дар.
(И ты себя больше не мучай)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

10.

Река без конца бушевала
Нарушился крепкий покой,
Безумное сердце страдало,
Страдал Водяной.
Он девушку ждал и с тоскою
Глядел в непонятную высь
Теперь он враждует с землёю
Земля – берегись!
– Отдай моё прежнее счастье!
Сердитые волны ревели.
Так было ужасно ненастье,
Что люди бледнели.

11.

– Милый друг, фантазия твоя
Превосходит всякие границы
И тебе рекомендую я
Позабыть все эти небылицы.
Ты очнись, ведь это глупый сон,
Ты живёшь, а вовсе не мечтаешь,
Погляди, как воздух жизнью полн,
Ты один весною отцветаешь.
Сам подумай, разве в этот век
Может быть какая-то Русалка,
Ты совсем, совсем пропащий человек,
И тебя мне бесконечно жалко.

1929 март

Игра
(Баллада) Бред больного

1.

Я был болен. Яркий свет
Мне покою не давал.
Я лежал, почти не спал
У меня был сильный бред.

2.

Невозможные созданья
Нарушают мирный сон.
Я кричу: – Подите вон!
До свиданья! До свиданья!

Понапрасну резкий крик.
Все на месте.
– В самом деле
Вы мне очень надоели.
Поднимается старик.

Борода его седая
По колено. Он горбат
И глаза его блестят,
Злобной яростью пугая.

– Не уйдём! – стучит ногой
– Не уйдём! – кричит с азартом,
Бьёт рукой по старым картам:
– Поиграем, дорогой!

Вынул карты, начинает
Остальных поближе звать.
Принимается сдавать,
Зубы скалит и чихает.

– Нету лучше козырей!
– Мне всего милее пики!
И глаза, что были дики,
Стали несколько светлей.

3.

– Ах, как мне надоело играть,
Всё-то время сдавать приходилось,
Ночь кончалась, и стало светать,
Голова у меня закружилась:

– Не могу, прекратите игру!
Мне на карты глядеть надоело.
– Хорошо, их сейчас соберу,
Кстати, там, на дворе, посветлело.

– Нам пора отдохнуть, дорогой,
Кто без сна обходиться умеет?
Где же карта? Нет карты одной,
Мы за нею придём, как стемнеет.

4.

И с тяжёлой головой
Я провёл несносный день,
Мне казалось, это лень
Изощряет разум свой.
Чтоб от многого отвлечь
Просто нужен крепкий сон,
Я болезнью утомлён
И решаю раньше лечь.

Снова тот же, прежний бред,
Кругом голова идёт,
Слышу крик: – Сейчас идём!
Слышу ласковый привет.

5.

– Не трудно такого, как ты обыграть
Мы каждую ночь будем в карты играть.

Но если случайно тебе повезёт
И в картах удача к тебе перейдёт

Покинем тебя, со своею игрой,
Партнёр, без сомненья, найдётся другой.

Тебя мы решили в конец доконать;
Мы снова явились, ты будешь сдавать.

6.

Злой старик с горящим взглядом
И огромной бородой
Как вчера садится рядом
И беседует со мной.

У него гнилые зубы,
Невозможно гадкий вид,
Он сидит, надувши губы,
В карты пристально глядит.

Все смеются, будто рады
Пораженью моему,
Скачут, пляшут злые гады,
Что бормочут не пойму.

Понемногу я плутую,
Карты ловко подмешал
И веду игру иную
Обыграл и задрожал…

7.

Они волчком завертелись, застонали
Карты схватили и плакали,
Старик как юла кружился, капали
Слёзы на пол,
вдруг с воем пропали.
В окно заглянул рассвет.
Я спокоен – их больше нет.
С той поры оставили меня
Невозможные созданья,
Им задорно крикнув: – До свиданья!
Поправляться начал я.

1929 апрель 6

Жёлтые цветы

У реки, в болотистых местах,
Жёлтые цветы пестрели,
Я глядел на них без всякой цели,
Думал только о цветах.

– Я достану их, достану непременно.
Вдруг припомнил:
– что за ерунда,
Их сорвать… да никогда,
– Жёлтые цветы – измена.

1929 май

«В моей комнате приятно…»

В моей комнате приятно
Отдыхать и заниматься,
Всё туманное понятно,
Так и хочется смеяться.

Мебель: стол стоит, три стула,
Мне диван кроватью служит.
Полку книгами согнуло
И она под ними тужит.

На стене портрет старинный –
Это будет дед покойный.
Взгляд его прямой и чинный,
Вид спокойный и довольный.

Лоб высокий, он мечтает,
В нем была большая сила
Он погиб, и внук не знает
Где есть дедова могила.

За столом сижу без дела
И возможно, что скучаю.
Всё то, всё мне надоело.
Слушать шорох начинаю –

Разговор поймать случилось,
То в окно с весёлым светом
Само солнышко явилось
Разговаривать с портретом.

1929 июнь

«Вечером опять явились тени…»

Вечером опять явились тени
И тревожили созвучьем слов,
Принесли большой букет сирени
И отрывки пламенных стихов.

Весело они кружились,
Был приятен их беззвучный смех,
Но когда малютки расшалились
Я, прикрикнув, напугал их всех.

Как они мгновенно разлетелись,
Как они смотрели на меня,
Маленькие громко разревелись,
Утешала их холодная луна.

1929

«Всё это было на том берегу…»

Всё это было на том берегу
Где в речонку впадают ключи.
Говорил неизвестный:
– Давно берегу
я чудесные эти ключи.

И, подаренный прадедом лук
Бросил в воду – живая черта
Промелькнула – и нет ни черта –
Чтоб заплакать он нюхает лук.

1929

«Одни умирают спокойно…»
(Отрывок)

Одни умирают спокойно –
Лицо их бывает довольно
И радостен вид,
Другим умирать невозможно –
Они умирают тревожно,
Унося с собой горечь обид.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1929 август

«Звёздным небом ходил любоваться…»

Звёздным небом ходил любоваться
И срывать острожальную грусть,
Пессимизмом своим красоваться
Говорить безразличное: – Пусть.

Ждал от девушки мне не известной
Неизвестную ласку и смех,
Затевал разговор неуместный
И без злобы сердился на всех.

Хохотал над собой до упаду,
Хохотал, выбиваясь из сил,
Хохотал, укрывая досаду
И озлобленность в сердце носил.

Я не ждал рокового прихода,
Никого ожидать я не мог!..
Надо мною смеялась Свобода
И вела к Перепутью Дорог.

Обессиленный глупой судьбою,
Ничего я не мог обрести,
Утомлённый тяжёлой борьбою,
Я стремился от жизни уйти.

А теперь над собой издеваюсь,
Яд впитала моя голова.
По суровым дорогам скитаюсь
Золотые теряя слова…

1929 август 29

Смерть

Гибель своего «Я»
Предчувствуя –
отлетел!
Гибкая,
Яркая
Змея.
Я
не посмел –
– отвести взгляда
чувствуя близость яда.
Ты зачаровала,
Околдовала
Напугала –
мне легко и радостно стало.
Жало
Пылало
Было мало
того, что душа моя погибала,
Ты хохотала
и хохотала…
Была глубина
видна.
горела одна
луна.
Пролилась в небе жгучая синь,
Кто эту синь
сюда просил!
Всем простил,
оставил твердь
И радостно принял смерть…

1929 октябрь 2

«Вспоминаю себя иным, прошедшим…»

Вспоминаю себя иным, прошедшим,
В плащ завёрнутым, с лирой в руках,
Гимны поющим – отошедшим,
Погибшим в ожесточённых боях.

Врагам, угрожая местью,
Голос мой пел под рокотанье струн,
Я призывал умирать с честью,
И сердцем, и сам был юн…

Помню пред девушкой горделивой
На коленях стоял в пыли…
А затем на площади шумливой,
Как еретика меня сожгли…

Разве позабыть сырую темницу
Закованного себя, в железе цепей,
От того, что не знал, кому молиться,
Молитвенной душой своей.

Всё моё преступленье, что на заре дней
Я впервые почуял созвучья,
И звучу всё сильней и больней,
За века отлетевшие мучаясь…

1929 октябрь 15

«Милый мой, я влюбился. Сегодня…»

Милый мой, я влюбился. Сегодня
Вновь вечернюю девушку жду.
Сверхъестественной силою поднят,
Обхватил голубую звезду.

Хорошо мне висеть на просторе,
Я теперь на виду, на виду.
И ведут обо мне разговоры…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1929 октябрь 23

«Сердце своё размельчу на части…»

Сердце своё размельчу на части,
Каждую часть повешу на куст,
Одену плащ, и весёлое счастье
По простору лесному искать поплетусь.

Каждой девушке стану дарить улыбку,
Чтоб она расцвела на подобье цветка.
Я – туман голубой и зыбкий
Для неё над лесом соткал.

Появись долгожданная незнакомка,
Улыбнись, я тебя пойму
Лес, окутанный туманной каёмкой
Погрузится в вечернюю тьму.

1929 октябрь 27-29

Из разных мест

«Быть может, нас не существует…»

Быть может, нас не существует,
А только вечное пространство.
Да ветер, оголтелый дует
В оледененье странствуя.

Быть может редкие наши улыбки
Есть признак воображенья,
А мы являемся чужими, зыбкими
И мёртвыми от рожденья.

1929 июль 25

Эвиоэли
(Чаруйно-легковейная песня)

Песня без лишних слов
На каждый день и час
Горящая, как свеча
Прозрачная, как стекло.

Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…

Песня любви и нег
Песня тоски и зла
Откровением мне была
Явленная в полусне.

Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…

Кружится плавно звук
Прыгает в такт язык
Лёгкий чаруйный зык
Попурри из веселья и мук.

Эвиоэли Лель лю
Лилиали люли,
Вельиля
Лю Алю
Ли в ле
Ле в ли…

1929 август 28

«Пляшут по стенам моим…»

Пляшут по стенам моим
От лампы весёлые тени
Шалости свойственны им
Краше мечтательной лени.

Вот закивала одна
Будто моей головою,
Остановясь у окна,
Ночной занялась глубиною.

Сколько мигающих звёзд,
Сколько нелепых малюток.
Я протянусь во весь рост
Мир земной тесен и жуток.

Руки подняв, точно я,
Тень подобралася к книгам
Из своего бытия
Она уносилася мигом.

У тени есть новая тень
И также смеётся и плачет
А разобраться мне лень
Что двойственность странная значит.

Быть может и я не живу,
Являясь причудливой тенью,
И где-нибуть мифом слыву
В мифическом странном селенье.

1929 ноябрь 12

Урна уныния

«Девушке с длинной косою…»

Посвящается И.К.

Девушке с длинной косою
Я думаю сердце отдать.
Милая, – речь за тобою,
Долго ль я буду страдать?

Ты приходи на аллею,
Мне весело будет с тобой,
Я много болтать не умею –
И глупо болтать под луной.

Пойдём по скрипучей дорожке.
Тут снег, и следов ещё нет,
Пускай твои милые ножки
Оставят таинственный след.

Ты шею укутаешь мехом.
Зачем я не твой воротник?
Я к шейке с таким же успехом
И даже нежней бы приник.

Пусть будут слова твои грубы,
Пейзажу совсем не под стать,
Но стану я в самые губы
Подолгу тебя целовать.

Девушке с длинной косою
Я думаю сердце отдать.
Милая, – речь за тобою
Долго ль я буду страдать?

1929 январь 26

«Позабудь о себе, если пишешь стихи…»

Позабудь о себе, если пишешь стихи,
Не гоняйся за шумною славой,
Есть возможность – иди в пастухи,
Чтоб шептаться с травою кудрявой.

Будешь рано вставать по утрам
И сгонять на луга своё стадо,
Будет солнце к своим берегам
Пробираться – и солнцу спать надо,

Но заслышав твой звонкий рожок
Искромётные песенки-были,
Позабудет оно, пастушок,
Что часы его сна наступили.

Ты иди на зелёный простор,
Чтобы свежесть в себя почерпнуть,
Весь войди в луговой разговор,
Обо всём остальном – позабудь.

А тогда, как вернёшься домой,
Пой для города песни свои.
Здесь по клеткам сидят соловьи
И глядят за окошко с тоской.

1929 январь 26

Вечер

Вечер,
Веет
ветер…
Чуть жива
млеет
трава…
Тени
лежат.
Дрожат
колени…
И я,
затая
дыханье,
лелею
желанье
быть с нею

1929 февраль

Сонет

Себя не передать стихами,
Для передачи откровенья нет.
И борется с обильными словами
За новые слова поэт.

И вот нашёл тяжёлыми трудами
Завоевав блистательный расцвет,
Желает объясниться с нами
И услыхать осмысленный ответ.

Свой труд, отдав толпе на осужденье
Потерпит неудачу, униженье,
Никем не понятый – умрет.

Но к истине прилежное стремленье,
Его прекрасное и пылкое горенье,
Народ со временем оценит и поймёт.

1929 апрель 24

«Я верю, отзвук лучших душ…»

Я верю, отзвук лучших душ
Храним в моей груди.
Я им родня. Я им не чужд
На жизненном пути.

От одного всю красоту,
Всю красочность речей
Я унесу в беспечность ту,
Мне предстоящих дней.

И скорбь другого и тоску,
Мысль, что один совсем –
Я вечно в сердце берегу
И мучаюся тем.

Они мои учителя
Безумец – их люблю.
Люблю, как выдумать нельзя,
Как будущность свою.

1929 май 10

1930

Подорожник

Посвящается В. Будникову

Хорошо хоронить у дороги себя
Закопав где-нибудь у куста.
Хорошо голубые дороги любя
Подорожником после стоять.

Пусть вдали прогудят пробуждаясь гудки,
Пусть кипит и волнуется жизнь,
Подорожник живёт без красивых молитв,
С приближеньем обозов дрожит.

Пусть затопчут его, он опять оживёт
Опылённые листья подняв,
И не сломит его торжество непогод,
Обывателя в обществе трав.

И навек полюбив безначалье дорог,
В их пыли затеряется он.
Ожидая, что явится сгинувший Бог
В день невидных его похорон.

1930 январь 11

Город утром в мае
(отрывок)

В жёлтой пыли
Автомобили
Плыли…
Лошади в мыле,
Лошади в пене,
Мечтали о сене,
Овсе –
И все
Торопящиеся прохожие
На лошадей были похожи.
Они
Мечтали
О пище,
О лучшем жилище,
О том,
Когда будут светлее
Дни
Потом…

1930 январь 12

«Он пришёл изумительным странником…»

Он пришёл изумительным странником
С готовым запасом слов.
И на всех наводил панику,
И со всеми был спорить готов.

Он народ собирал на площади,
Чтоб ему проповедовать ложь,
Больше всех понимали лошади,
Но людей увлечь не пришлось.

Раз, подняв свои руки к небу
Он почуял нелепость фраз,
Никогда таким жалким не был.
Моментально для всех погас.

Он пошёл, а над ним гремели,
Прежде вскинутые слова.
Кто-то крикнул: – Кого терпели!
Захлестнул его грозный вал.

И когда подоспела помощь
Труп растерзанный подняли ввысь.
– Убиенный – кричали – как вспомнишь
О преступниках, помолись.

1930 январь-июнь

Оттепель

Под окнами стиснут снег,
Подтаявший,
Грязным налётом одетый,
Ходит по улицам
Снежный человек,
Ходит, разговаривая с ветром.
Жутко.
Скрипит на поворотах трамвай,
Я за нуждой
До сортира вышел,
А снежная человечья голова
К трубе примостилась
На крыше,
Дремлет.
Зима холодна.
Не по нутру человеку.
– Какого ещё
Ей нужно
Рожна –
Пробует он мерекать
Я на крыльце постоял
Почесав затылок.
Да, сдуру,
С чего иначе,
Запустил снежком…
И даже смешно было,
Что человек плачет,
Поди ж ты – ему не легко.

1930 январь 24

«Иногда обрывались струны…»

Иногда обрывались струны
На моём дорогом инструменте
Забывал я свой возраст юный
И мечтал о присутствии смерти.

Свою гибель оплакивал часто
И за гробом шагал до могилы,
Принимал сам в себе участье,
Говорил:
– Дорогой, мой милый…

А когда на могильном камне
Я чертил прожитое имя,
Мои тени являлись там мне,
Я подолгу беседовал с ними.

1930 февраль 15

«Я соткан из противуречий…»

Я соткан из противуречий,
Потерянную нить ищу,
И на непонятом наречьи
На неразумных клевещу.

Чарунь души растёт в чаду том,
Черёмух дым иди дудешь,
Ивыль под ивами надута
Имух чаруе кое-где.

Какая свежесть в шестикае,
Стою ль, хожу ль – я снова Ваш.
И в облаках, строка стекая,
Стихами капает некблажь.

Комуиду глаголишь лепо,
На лето камни вороча,
Коммуну строю в чёрном пепле
На искры пламенем меча.

Моих коммун, мои поэмы
Минутный бред моих баллад,
Иных видны ряды – и темы
Впотьмах иное говорят.

Молчи, чаруяся в безречьи
И то найди, что я ищу,
Чем на непонятом наречье
На неразумных клевещу.

1930 март 23

Видение поэта

Посвящается Ф. Тяпкину

В пещере Геликона
Я некогда рождён.

А.С. Пушкин

В пещере Геликона
Я некогда рождён
Под звуки граммофона
И отдалённый гром.

Зевес на колеснице
Катался в небесах,
Напуганные птицы
Скрывалися в лесах.

Родившемуся в Овне,
Шлю пламенный привет
Пусть каждый смертный помнит
К ним снизошёл поэт.

Покуда Парки ткали
Мне жизненную нить
Стемнело в затхлом зале
Ко сну стало клонить.

Явились сёстры Музы
И в тот вечерний час,
Надевши мне рейтузы
Втащили на Парнас.

Тогда ещё малютка,
Я стал читать стихи,
Поэтам стало жутко
– Стихи его плохи.

– Реальности в них мало,
А жизни – вовсе нет.
Лира его пропала,
Он сгубит инструмент.

– Балуется ребёнок.
Созвучьями шалит,
Но слух довольно тонок,
Хоть неказистый вид.

Спустив меня с Парнаса
Обратно в колыбель
Исчезли Музы, ясно –
Я отлетел в бесцель.

По утру пробудившись
С Химерами играл,
С Ехиднами сдружившись
Их нежно обнимал.

Склонила Афродита
Мой разум к красоте,
Амур в меня сердито
Спустил полсотни стрел.

Я Сфинксу объяснялся
В нахлынувшей любви,
И всем Олимпом клялся
– Я полубог, как вы…

Так рос в лесу поэтом,
Евтерпой вдохновлён.
Где ж делось детство это?
Ужель всё только сон?

Чудесное виденье –
Тебя я сберегу,
Чтоб расцвести сомненьем
На ЛЕФом берегу.

1930 апрель 11

«Май был в конце. Отцветали яблони…»

Май был в конце. Отцветали яблони.
Сладкий запах сирени окуривал сад.
На террасе, в свету керосиновых ламп, они
Говорили о том, как красив был закат.

Мирный чай их не был ничем нарушен,
Темы были бесцветны, скучны, легки.
С укоризной стрясала подпёртая груша
К ним на белую скатерть свои лепестки.

В полусне разошлись. Затерялись мгновенно.
Ветер нежился. Вечер был долог и тих.
Наше звёздное небо – есть часть вселенной,
Небольшая частица среди других.

1930 май

«На свет манящий издали…»

На свет манящий издали
Я шёл с закрытыми глазами
Мне ярким и опасным пламя
Казалося, и тело жгли
Лучи. Но холодом сознанья
Я укротил их непомерный жар,
А потому величие стяжал
Когда дошёл к источнику сиянья.
Впервые в жизни я прозрел,
Увидя мир в особом свете,
И сам стал лучезарно светел
И в ярком пламене сгорел.

1930 сентябрь 4

«Не вырвешься, цепки объятья…»

Не вырвешься, цепки объятья,
Тобой искушённых много.
Тебя обнимают братья,
На землю сошедшего Бога.

Братьев его речи звонки,
Они о любви, о свободе.
Он кроток. Стоит в сторонке
Шум до него не доходит.

Чужд он, стремящимся ересь
Раскинуть для сплетен и толков,
Он вовсе не смыслит о вере,
Бог он сегодня и только.

Братья клевещут, и ложью
Опутать стараются встречных
На волю ссылаяся божью
О средствах толкуют извечно.

Грабят упорно и верно,
Лишь он пребывает в сторонке.
Постится… постится, наверно,…
Недаром высокий и тонкий…

Недаром всё шепчут губы
Слова неизменно святые,
А братья и сыты и грубы,
Лживы из речи пустые.

1930 февраль– сентябрь

«Вновь луносинь…»
(Отрывок из поэмы «Некий Ни»)

Вновь луносинь,
вечеропевность,
Вновь бредоговор
шорохошумы
И позабыта
тревогодневность
И гнетотягост-
ные думы.
«Влюблённомрачный,
затворноскрытный
Молчальнобледный,
страстнохудой,
В думополётах
скорополитный
К тебе влекомый
иду с мольбой…
Полупрозрачна,
наивно скрытна,
Дорогодалью
пройдёт Она,
Тревоготайной
путь озарит нам
Глаз огневая
голубизна.
Нарядосменна,
как ежедневность
Немалосетуй
на взлётодум,
Здесь позабыта
тревогодневность
Здесь бредоговор,
шорохошум.

1930

1931

Торжественная пустота

Вступление

Мы смотрим в небо –
Там
Трепещут звёзды.
Миры –
Наверное.
А дальше Пустота.
Но выше Пустота,
Щемящая до боли,
Сжимающая сердце,
Как тиски…

Но Пустота – привычная.
Больнее –
Предчувствовать
Опустошение
Внутри.
Мы не живём
Опустошённые, мы существуем
Не в силах
Вырваться,
Не в силах
Прогореть…

Всё теплится огонь
Свечи оплывшей,
Всё теплится
Таинственный огонь…
Ничтожные,
Мы гордо
Смотрим в небо.
Кляня
Тебя
Торжественная Пустота!..

1931

Универмаг

В универмаге выдавали лоскуты,
Носки, купальные костюмы, майки
И без толку толпились домхозяйки
И с толком, но для большей суеты.

Замучают в конец хвосты,
Забудешь голод в ожиданьи сайки,
Одно приятно, что не без утайки
За девушкой следишь и любишь ты.

В очередях неведомая прелесть,
Приятна вонь селёдок, яблок прелость,
Шум не приметен – ежели она,

Случайно подарит улыбкой
Толкнёт, иль скажет что-нибудь ошибкой,
Всецело очереди предана.

1931 январь 19

Интеллекто

Он проживал в убогой мансарде.
По грязной лестнице опускался вниз,
Где свет, качаясь на шнурке, повис
Между причудливо развешенных гардин
Он проживал в убогой мансарде,
Всеми оставленный, один на один.
Он чутко прислушивался к звукам снизу
Со всеми этажами скорбел и жил.

Вдруг марш похоронный – живым вызов –
Хоронят опившегося – ханжи…
Слёзы жены елейно-приторны,
Навзрыд причитает, скорбит она:
– Сколько раз говорила, не пей вина!..
Прошли. Ступени ногами просчитаны
Вновь на лестнице тишина.

Он вышел на улицу. Помойная яма
Бросилась прежде всего в глаза.
Собака унюхала что-то, упрямо
Копается в яме, раскапывает снег,
Малыш семенит, устал и озяб,
Ведёт его за руку седой человек…

Дорога утоптана ног толпами.
Взгляды беспомощней – ожидал чем…
Предчувствием мрачным шёл томим
По сгусткам крови и застывшей моче.
А когда, снова поднялся на свой этаж
Свет, засветив на чердаке,
Почуял, что нельзя быть Никем,
Корпеть и ждать в своём уголке,
Писать и твердить «Когда ж?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

1931 февраль

«Гул отдалённого топота…»

Гул отдалённого топота,
Жалобы истончённые,
Они погибают без ропота
Заранее обречённые.

Безгласно о прошлом рыдали,
Шествовали победно –
Они ничего не ждали,
Они исчезали бесследно.

– Ваше время в забвенье канет –
Послушайте меня, шагающие –
Вы последние могикане
Вымирающие…

Они ничего не слышат
Заглушенные гулом топота.
Идут и на ладан дышат
В пути помирая без ропота.

1931 март

«Передвигают по столам тарелки…»

Передвигают по столам тарелки.
Стук ложек. Чавканье. Неровный гул.
Плакаты драные. На дрянный стул
Валю пальто. На платье у соседки
Гляжу – затейливый узор приметив.
Уродства не сокроют тонкие отделки.
Я быстро ем, в лад темпам пятилетки
И ухожу, внимания не встретив.

1931 июнь 5-6

«Я проходил аллеями…»

Я проходил аллеями
Сумерки нависли
Казались лиходеями
Навязчивые мысли.

Топтал ногами травы,
Что были при дороге.
Корил дурные нравы,
Раздумывал о Боге.

Деревья шелестели,
Трепетали листики,
В никудышном теле –
Изобилье мистики.

1931 июнь 18

«Посмотришь со стороны…»

Посмотришь со стороны
Влюбишься необычно,
Друзья поражены,
Самому не привычно.
– Как можно без причин,
Без причин не понятно,
Но даже маленькая
Личин-
ка
и та
приятна.

1931 июль

«Большая горбатая жаба…»

Большая горбатая жаба
На камне сидела.

Травы шумели.
В речонке журчала вода.

На солнце темнело
И нежилось тело.

Весело было.
Пелось, как никогда.

Раздулася жаба,
Мух глотала.

Обмывало камень
Водой проточной…

Но ещё не мерещилось,
Не пугало

Кружево дней
С червоточиной…

1931 июль 26

«И бранных слов ты не услышишь…»

И бранных слов ты не услышишь
В минуты гнева и несчастья.
Но будешь подыматься выше
Высокомерного участья…

Со временем, считая годы,
Ты удивишь своих потомков,
Костюмом, вышедшим из моды,
И пребыванием в потёмках.

1931 июль 27

«Билося сердце…»

Билося сердце –
боем
За будущее
страх.
Мне оборвали
в трамвае
Пуговицы
на штанах.
Две девушки
засмеялись
Плакать они
не должны
Я выбежал
из трамвая
Поддерживая
штаны.
Нёсся
от остановки
Ветер в ушах
свистел,
А там,
где люднее
было
Я плёлся
в самом
хвосте.
В наше
кипучее время
Все говорят
о делах.
Сны бы мои
оборвали,
Чем пуговицы
на штанах.

1931 июль 28

«Тебя любили до поры…»

Тебя любили до поры
До времени, покуда
Не изнывали от жары
Весёлости и блуда.

Затем сама любила ты
Свои неверные мечты,
Плотские желания
Пустое прозябание…

1931 август

«Висит невзрачная афиша…»

Висит невзрачная афиша.
Я слышу хохот за стеной.
То собралися: дядя Миша,
Киномеханик и немой.

– Мы пьём… садися между нами,
Да подбодри себя винцом,
А закусить можешь грибами,
Либо солёным огурцом.

«Собачий вальс» на пианино
Киномеханик и немой
Играют в три руки. «Картина» –
Быть обещает трюковой.

И пляшет сторож… Я не знаю
Когда апатия нашла –
Я мир особый различаю
Из-за гранёного стекла.

1931 сентябрь 12

Трилогия

1.

– Вы слишком субъективны,
Молодой человек,
Мне ваши речи противны
Словно весенний снег.

–Но разве я прежде глумился,
Над теми, кто одинок.
Вместе со мной родился
И подрастает Бог.

–Готовится пышная встреча
На древний, библейский манер.
Будем мы с Богом весь вечер
В парке гулять, например.

– С ума вы сошли, вероятно.
Откуда подобная прыть?
– Знаете, ждать приятно!
И скептику – нечем крыть.

1931 июнь

2.

Ты живёшь одиноко в саду,
Поливаешь из лейки цветы.
Я под вечер к тебе приду.
Как обрадован будешь ты.

И малиной меня угостишь
Сам повыберешь червяков.
Поглотит нас извечная тишь
Вместе будет смешно и легко.

На работе из дружеских слов
Примененье себе найду.
Вечера я с Тобою готов
Проводить в нашем райском саду.

1931 август

3.

Неизвестный стоит над душой
И твердит: – хорошо, хорошо…

Очень много неверных дорог.
По которой – придёт Господь Бог?

Неизвестно ни мне, ни тебе.
Пропадёшь ты в неравной борьбе,

Сам свернёшь по ошибке с пути,
Знать до сада тебе не дойти.

И досада стеснит твою грудь
И появится тайная жуть,

Пропадёт бестолковая прыть
И земное ты станешь любить.

Слишком мелкий пошёл народ
Он без веры спокойно живёт.

Не пора ли тебе отдохнуть?
Вряд ли правилен избранный путь.

Отдыхать, милый мой, хорошо…
Неизвестный стоит над душой.

1931 октябрь

«Здесь как всегда…»

Здесь как всегда
одно и тоже
И мысль одна,
А вечерами
скука гложет,
Гибель – видна.

Всё те же тени
скрывают стены,
Всё та же темь
И впереди
нет перемены,
И новых тем.

Здесь не живёт,
а существует
Влачит свой век
Впрок тайно
мысли
маринует
Свободный человек.

Людей весёлых
избегает
Им смех забыт,
Давно не слышит
и не знает
Весь век молчит.

Повсюду чужд
и безучастен
Из года в год
Веленью сердца
он подвластен
А сердце лжёт.

1931 декабрь

Письмо Булавиной
(Из романа «Анатолий Заумный»)

С тобою вовсе нету сладу,
Я думала, что ты придёшь,
У нас собралась молодёжь,
Ты мог бы прочитать балладу
О неизвестном Двойнике.

Я записала в дневнике,
Что ты ленив и неподвижен,
Что некому тебя толкать.
Твоим привычкам потакать
Привыкли… Если ты обижен,
Я вычеркну свои слова.

Мне жаль. Такая голова
Должна пропасть. Иные люди
Связать не могут пару слов,
Но им оклад большой готов,
А что, скажи, с тобою будет,
Когда ты пишешь ерунду,
Я буду нынче откровенна.

Весь день в туманах и в бреду, –
Но ведь должна быть перемена.
Читай поболее газет,
Беги скорей на производство.
Какие видишь ты уродства,
Когда тебя в работе нет?

Ты в уголке своём забился,
Читаешь древние тома,
Твой ум туманами затмился,
Всё твоё горе – от ума,
Вокруг тебя кипит работа,
Ужель строительству страны

Тебе петь гимны неохота?
Ужели темпы не видны?
Как о героях пятилетки
Не написать огромный труд?
Тебе газетные заметки
Обильный матерьал дадут.

Я новое пальто купила,
Дешёвое. По ордерам
У нас давали.
Получила
Письмо от Клугмана и там
Тебе поклон. На Днепрогэсе
Он трудовую жизнь ведёт,
От героических работ
И сам становится героем,
Самодоволен и счастлив
Он прославляет коллектив.

Сейчас Панфёрова читаю,
Есть много мест занятных там,
Я, между прочим, по «Брускам»
Деревню нашу изучаю.
С подобным мнением, согласен
Тебе известный, Лебеда
И остальная лабуда.
Роман по форме безобразен,
Довольно неуклюжий слог,
Однако, бедность не порок.

В четверг я снова жду тебя.
Тащи стихи. Покритикуем.
О Маяковском потолкуем,
Что революцию трубя,
Вдруг потерпел фиаско с бытом.
И сильный оказался слаб,
Хотя и был зачислен в РАПП
Пролетписателем маститым.

Бранит Бузуев смерть его
И хвалит пьяный. Врёт порою.
Интересуется тобою.
Он в общем парень ничего.
Специалист по анекдотам,
Тебя развеселит в момент,
Сейчас он ГИЖевский студент
И журналист. Его работам
Литературным грош цена,
Зато тематика видна.

Я жду тебя. Не будь рассеян,
Попробуй записать в блокнот:
«В четверг у Нины. Нина ждёт».
И слову своему будь верен.

Я видела тебя во сне.
Ты был измучен. Сильно болен.
Вдобавок мною недоволен.
Всё утро грустно было мне.
Ты причиняешь беспокойство,
Вот почему спокоен сам.
Терзаться день по пустякам
Довольно пагубное свойство.

Я помню шелесты аллей,
Прогулки наши вечерами,
Когда нам было веселей
Играть условными словами,
Но годы горечи несут,
Яснее более сознанье,
Терзает более уют.
Итак, до скорого свиданья!
Нина.

1932

1932

Взлёты и будни

«Я забывал про пять в четыре…»

Я забывал про пять в четыре^[1]
Теперь торжественно удвоенном.
Я забывал, что кризис в мире
И нужно быть за волю воином.
Когда война подготовляется
Не жди от сильного потачки,
Я забывал, что жизнь меняется
И близок день всемирной стачки.

Мне снились часто переходы
Где своды тёмные нависли,
Где нет надежды и свободы,
Где в кабале погибнут мысли.
Была расправа с остальными,
Не раз победно пуля пела,
Гремя оковами стальными
Она в тюрьме обезумела.
Её пытали ежечасно,
Нагую били как попало
Железом жгли – и всё напрасно.
Её упорство не пропало,
Всех палачей с ума сводила,
Они удваивали пытки
Их угнетала воли сила,
В ней заключённая в избытке.

Комок кровавый был прекрасен,
По каплям кровь из ран стекала,
Труд палачей бывал напрасен.
Она вины своей не знала.
В её глазах являлся ужас
У палачей серели лица –
И после пыток снова стужа,
Всё те же цепи и темница.

Сбегались крысы, как обычно,
Делили хлеб, лакали воду –
Она смотрела непривычно,
Как будто крыс не знала сроду.
Гремели цепи. Ныли раны.
Казалась правда наказаньем –
И были крысы постоянно
Ей роковым напоминаньем.
Уже давно изнемогая,
Она погибнуть не хотела.
Себя на гибель обрекая,
Любила мучимое тело.
Ей были святы остальные,
Кто дал ей первые уроки –
Они покончили земные
Судьбой означенные сроки.
Не забываем час расстрела,
Когда у ям они стояли –
Мишень живая – для прицела
Людей – которым приказали.
И только молодость спасает,
Она предвестница свободы,
Когда закованный считает
Воображаемые годы.
Я не могу…слабеют силы…
Ужели в чём…я виновата…
Спаси из каменной могилы
Где мы встречалися когда-то.
Я слушал речи пламенея,
Мне сны всего дороже в мире
И никогда не сожалея
Я забывал про пять в четыре.

1932 январь

«Учись владеть противогазом…»

Учись владеть противогазом.
Близка всемирная война,
Не отпечатанным приказом
Тебе со стен грозит она.

Уж над кровавыми полями
Восходит пламенное солнце
Карать бунтующий Китай,
Победоносные японцы,
Грозят упорными боями,
Кричат пронзительно: – «Бонзай».

Бери винтовку! Надоела
Разоружительная ложь
Всемирная война назрела
И ждать начала невтерпёж.

Пусть угнетённые успели
Себя склонить для мятежа;
Крича о новом переделе
И о войне для грабежа.

А если бестолочь видна,
Сомнения покончи разом,
Когда со стен грозит война
Не отпечатанным приказом.

1932 февраль

Противувоенное

Амамеу гарку:
– Эрихон
Тирибули
ибикули журабель.
Ий громаздо
ниппо токухон
Ау хино
индо сверибель.
– Мирипуси!
Хау дзицу бай
Бау бум
и драхма
дыр
бур
згар!

1932

«Солнца красный лучик…»

Солнца красный лучик
Заглянул в окно.
Дня такого тёплого
Не было давно.

Вижу ребятишки
Возятся в снегу,
Я сидеть за книгами,
Больше не могу.

Выбегу на улицу,
Радуясь весне –
Солнца красный лучик
Улыбнулся мне.

1932 апрель

«Я жил в грязном квартале…»

Я жил в грязном квартале
И в обыденном доме
Где ютилося много
Недовольных людей.

Мне привычен был ропот,
Брань и вечные слёзы,
Пьяный смех и глумленье
Над своей нищетой.

Занавесками чёрными
Занавесками плотными
Я завесил все окна
И бежал от людей.

Я слагал для них песни
Непокорные, злобные,
В них людей поучал я
Ненавидеть людей.

Там мне было виденье
Пустоты всеобъемлющей
И понятно безумие
Обречённых людей.

Я поверил в творимое
Я поверил в грядущее,
Но не вышел на улицу
О конце возвестить.

Это было весною,
Когда ждут обновления,
Когда жаждут свободы
И безумной любви.

В этом грязном квартале
И в обыденном доме,
Бесполезными были бы
Откровенья мои.

1932 апрель?

«Я помню сны, знакомые виденья…»

Я помню сны, знакомые виденья
Так явственно встают передо мной,
Как будто, сны на миг переселенье
В мир незнакомый, но родной.

Я просыпаюсь, о прошедшем сожалея,
Весь день хожу с больною головой,
И в снах моих, теряясь и бледнея,
Меняет жизнь свой облик бредовой.

1932

Ночные тени

«Ведуны и ворожеи…»

Ведуны и ворожеи,
Скаля зубы, морща лица,
Выползали на аллеи
Хохотать и веселиться.
Там судьбы читая книги,
По складам, как на ликбезе,
Восклицали:
– Все в изгибе
Лиц и масок! – Не любезен
Свет очам моим унылым.
Я давно уже не тот.
По мифическим могилам
Тени водят хоровод.

1932 июль 10

«Неизвестный стережёт…»

П.Г.

Неизвестный стережёт,
Мы поднимем к небу руки,
Наша память сбережёт
Горечь длительной разлуки.

– Возликуем! – говорит –
Буди это место свято!
Сердце бедное скорбит,
Я любил его когда-то.

Он, как брат, ко мне войдёт.
Мы разъяты. Мы далёко.
Неизвестный стережёт,
Жданный явится до срока.

1932 июль 10

…АУМ…

Клочок плаката.
Надпись: …АУМ…
Явилось нечто и живёт.
– Я нежно льну
к зелёным травам –
Весёлый АУМ –
мне поёт.
Вот он запрыгал по заборам,
Дорогу мне перебежал,
И мелкий смех его дрожал:
– Займёмся
умным
разговором…
– Какой ты, АУМ, озорной.
– Не может быть!
Я просто прыток!
А сам кривлялся за спиной
И хлопал сотнями калиток.

1932 июль 10

«Умиротворь, угомони…»

Умиротворь, угомони.
Не заставляй страдать напрасно
Зажги вечерние огни
На небе тёмном безучастно.

Навряд ли будем мы вдвоём,
После дождя свежо и сыро;
В уединении своём
Она читает Велимира.

Я одинок в лесной глуши,
Я в отпуску, я вечно ною,
Мои стихи нехороши
И скучно смертному со мною.

1932 июль 13

«Под окном ходил скелет…»

Под окном ходил скелет
И руками костяными
Бил в звенящее стекло.

За умершими вослед
Нас дорогами ночными
Вдаль безудержно влекло.

Шли мы, головы склонив,
Впереди маячил свет.
Длинный саван распустив
Безобразничал скелет.

Он рычал, как можно строже,
Щёлкал челюстью, стучал.
За руки хватал прохожих,
Палкой бил и обличал.

– Нам унынье не к лицу,
Ай, жги, припевай!
Никогда не забывай –
Все пути ведут к концу!

И когда на рассвете
Исчезал худой скелет,
Мы плакали, как дети,
Что нам рассвета нет.

1932 июль

«Лик луны прозрачно ясен…»

Лик луны прозрачно ясен,
Сад певучий свеж и светел.
Мы читали. На террасе
Было тихо.
Веял ветер.

Позабыв о бурных сдвигах
Мы любили то, что было…
Нас пленяла в старых книгах
Нам неведомая сила.

1932 июль 17

«Где летавы, где метавы…»

Где летавы, где метавы,
Где нетавы, угнетавы? –
Все исчезли, все укрылись
Прочь от гнева моего.

Ну и что ж! Туда дорога
И летавам, и метавам,
И нетавам, и хватавам,
И цветавам и пенавам
Угнетавам и чертавам…
Лишь бы людям веселее
Без ночных теней жилось!

1932 июль

Осеницы

Вступление

Давно это было,
Бесследно изгладили годы
Память о днях пережитых.
И только во сне
Тревожат порою
Знакомые тени.
Рисуется смутный
Таинственный образ.
В огненно-красном
Пылающем платье,
Меня навещает
Она…

Пытливо глядит
В продолжении ночи
В глаза мне…
И снова
Я болен,
Как в прошлые годы.
Желанием странным
Любить и страдать
Опять.
Воскресают
Давно позабытые сказки,
Слагается медленно
Повесть
О днях,
Моей маленькой жизни.
Печальная повесть,
Которой не будет
Конца…

1932

«Он вежливо руку целует…»

Он вежливо руку целует,
И вечность проходит мимо.
Вы любите? – Очень немного,
Какая теперь любовь!

Я помню? – В былые годы
И женщины были другие,
И нравы, и мысли, и моды,
И мы – не то, что теперь.

Вы любите? – Очень немного.
Я занят спешной работой.
Но с вашим приходом, поверьте,
Я кончил свои дела.

Пойдёмте бродить по аллеям,
Где прежде ночные тени
Водили свои хороводы
И пляской дразнили меня.

Он вежливо руку целует.
Она исчезает в тумане,
Бледнеют её очертанья,
Едва долетают слова.

Вы любите? – Очень немного.
Я занят спешной работой.
Но вас легендарная Анна,
Мне больно, мне страшно любить.

1932 август-сентябрь

«Я хочу быть смазчиком…»

Я хочу быть смазчиком.
Ближе к машине.
Руки в масле,
И сам весел.
Говорят:
– Чужое влияние.
Беседы за вечерним чаем.
– Бледная немочь.
– Желанье выбиться.

Пусть каждый говорит своё –
Мне дорого производство,
Индустриальные шумы
И карьера смазчика.

Когда говорят любимой:
– Милая,
вы мне нравитесь!..
Не то же ли чувство у смазчика
По отношенью
К машине.

Пусть он ходит с маслёнкой
И шепчет нежно:
– Машина!..
Все люди смертны.
Никто не уйдёт от судьбы.

1932 август

«Я подойду опустошённый…»

Я подойду опустошённый,
Сражённый дерзостью речей.
– Кто этот юноша зелёный,
В тебя, прекрасная, влюблённый? –
Спокойно спросит Мать ночей.

Моя Невеста символ ночи,
Она особенно стара,
И светятся пустые очи
Печальным отблеском костра.

Гадает Мать её с азартом
О женихах для дочерей,
Читает жизнь мою по картам,
Кивает дочери своей.

Кружатся с плачем осеницы,
Я слышу взмахи тяжких крыл,
Сижу у собственной гробницы
И урну с пеплом приоткрыл.

1932 сентябрь 17

«Облетают листья…»

Облетают листья.
Сад опустошён.
Ветер гонит тучи.
Мрачен небосклон.
Ходят осеницы
в резиновых плащах,
Им дожди приятны.
Холод не опасен.
Мир нематериальный
близок и прекрасен.
Говорят в полголоса
о людях и вещах.

– Как это удивительно,
Всё в жизни относительно,
Нас не существует,
А мы себе
Живём…

Ходят осеницы
Под проливным дождём.

1932 сентябрь 29

«Она сидела у болота…»

Она сидела у болота,
Её блестела чешуя.
Осенних листьев позолота
Пустая выдумка моя.

Но осязаемы туманы,
Привычна ржавчина лесов,
Забыты шумные поляны,
Не слышно бодрых голосов.

Полнеба тучами сокрыто,
Вода становится темней,
И роют тени деловито
Свои берлоги меж корней.

Одна Купава у болота
Чего-то ждёт и смотрит вдаль,
Где опадает позолота,
Так велика её печаль.

1932 сентябрь-октябрь

Умирери

И опять приходил Умирери
Ударять в голубой барабан.
Отворялись небесные двери
Мертвецы покидали гроба.
Был он страшен
– и в ужасе
люди
Повторяли за ним на распев,
То легенду о близком чуде,
То нелепый и дерзкий напев.
Там сновали мёртвые вместе
На живых совсем не глядя
И мечтали о сладкой мести
Костями плеч поводя.
Умирери
нашей общей
печали
Жгучей скорбью
крепче
целуй его!

Ты впервые видишь,
как туманятся
дали –
И не знаешь сам
отчего…
У каждого
скорбь подкатит
комом,
Горло сведут спазмы.
Будешь несмело кивать знакомым
Всегда безучастным и праздным.
Траура чёрная плит кайма,
Креп и толпа…
Томит тоска.
Громадами тяжкими виснут дома
И каждая тягостна вывеска.
Знаешь, что близок кончины час,
Но бьёшься рыбой об лёд.
Идёт Умирери…
Быть может, сейчас
Он ждёт тебя у ворот.
Выйдешь, закрыв беспечно двери,
Чтобы более не войти
И уведёт тебя Умирери
В Млечные пути…

1932 ноябрь 15-17

Уныние

«Проходили дни, мы не жалели…»

Проходили дни, мы не жалели
Ни забав, ни радостей, ни встреч.
Мы душой послушно умирали,
Мы боялись лучшее беречь.

Забывали древние заветы,
Наших предков мудрые слова.
Расторгали данные обеты,
Потеряв на будущность права.

Уж никто не думал о свободе,
Даже мыслей смутных не имел,
Говорил с соседом о погоде,
За пасьянсом вечером сидел.

И не ждал утраченного снова,
Ибо горести ничтожны и легки,
Если гордо на развалинах былого
Молодая жизнь раскинула ростки.

1933

«Как не жалеть о горестной утрате…»

Как не жалеть о горестной утрате,
Как о поруганной святыне не скорбеть,
Как не слыхать упрёков и проклятий,
Когда повсюду бродит смерть.

Она следит за нами тусклым взглядом,
И каждый чувствует
косы тяжёлый взмах.

Уж близких нет.
Уж кто-то плачет рядом
О матери,
о братьях,
о друзьях…
Голодные,
разутые,
больные –
Они не в силах прошлого забыть.
Они клянут дела свои земные,
Они устали мёртвых хоронить.
Обречены на смерть,
лишённые участья –
Постыдно лгут.
Один удел:
терпеть!
Ужели вечно так?
Туманы и ненастья,
Тупая боль
и медленная
смерть…

1933

«Мы раньше времени стареем…»

Ф. Тяпкину

Мы раньше времени стареем,
Всю жизнь возмездие несём,
Вверяем души лиходеям,
Судьбе послушные во всём.

На кратковременные встречи
Мы тратим лучшие года,
И наши дружеские речи
Не повторятся никогда.

Пусть тяжелы для нас утраты,
Мы терпеливо гнёт снесём,
И встретим близкий час расплаты,
Судьбе послушные во всём.

1932 декабрь 21

1933

Жить хорошо

«Переболей жестоким словом…»

Переболей жестоким словом,
Покройся струпьями и ранами,
Так хорошо болеть о новом
И шелушиться покаянными
Обрывками ума и кожи.

Рабочие смеялись тоже,
Стряхая с пиджака налёты
Фабричной пыли, хлопка, ниток.
Они, спеша домой с работы,
Выносят радости избыток.

И, пусть, пока в бараках тесно,
Не изжиты вино и мат,
Им только светлое известно,
Они судьбу свою творят.

Да будет эта сила стражем
В веках прославленной страны.
Мы с нею крепко жизни свяжем,
И мы принять её должны.

Вот и теперь у многих светится
Сознанье в подвиги свершенья,
И жизнь веленьем твёрдым метится
Без промедленья и смягченья.

Переболей и будет краше
Ходить по улицам шумящим,
И будет сердце биться наше
Одним лишь только настоящим.

1932 декабрь 15

«Наши окна настежь открыты…»

Наши окна настежь открыты,
Ветер веет, бумагой шурша.
Если прошлые песни забыты,
Их напев повторяет душа.

Мы утратили сладкое счастье
И впадаем теперь в забытьё,
Тяжело нам чужое участье,
Позабывшим паренье своё.

Словно сердцу заботы немного?
Словно в радости тянутся дни?
Ведь следит неустанно тревога,
Чтобы мы не остались одни.

Нам минуты больного раздумья
Не дают успокоиться сном.

Слышу листьев таинственный шум я
У себя за раскрытым окном.

В этом шуме сокрыты намёки,
Их легко понимает душа.
Пусть от жизни мы будем далёки,
Жизнь для всех и равно хороша.

1933 май 23

«В сумерки…»

В сумерки

красные умерки

в свой лепет

вплетают

трепет.

Шорохи в парке

слышнее.

Старые Парки

смешнее

дряхлыми шепчут