Читать онлайн
Ежевичная зима
Ежевичная зима
Посвящается моим сыновьям, Карсону, Расселу и Колби, и их мягким игрушкам – потрепанному мишке, трем порванным жирафам и маленькому полосатому тигру. Я ваша мать, и это самая большая радость в моей жизни.
Посвящается также всем матерям, особенно тем, кому пришлось навсегда расстаться со своим ребенком.
Сара Джио
Sarah Jio
Blackberry Winter
Copyright © Sarah Jio, 2012
© Крупичева И., перевод на русский язык, 2014
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Глава 1
Вера Рэй
Сиэтл, 1 мая 1933 года
Сквозь щели дощатого пола повеяло холодом, я задрожала и плотнее закуталась в серый шерстяной жакет. На нем осталась всего одна пуговица. Они стоили по пять центов за штуку, и мне казалось глупостью думать о том, чтобы пришить новые. Да и весна уже пришла. Или нет? Я выглянула в окно третьего этажа и прислушалась к тому, как свистит и сердито завывает ветер. Ветви старой вишни с такой силой ударили в стену дома, в котором я снимала крохотную квартирку, что я подскочила, испугавшись, как бы новый удар не разбил стекло. В этом месяце мне бы ни за что не удалось заплатить за то, чтобы вставили новое. И в эту секунду неожиданное зрелище на мгновение заставило меня забыть о моих тревогах. В воздухе закружились легкие розовые лепестки. Я вздохнула и улыбнулась. Совсем как снег.
– Мама! – пискнул из-под старого стеганого голубого одеяла Дэниел. Я отбросила одеяльце в сторону и увидела его милое круглое личико и мягкие белокурые волосы, которые все еще завивались на концах. Его младенческие волосики. В свои три года, с пухлыми розовыми щеками и большими глазами такого пронзительно-голубого цвета, что от взгляда на них замирало сердце, он был уже не младенцем, но еще и не мальчуганом. Во сне Дэниел выглядел точно так, как в тот день, когда родился. Иногда ранним утром я на цыпочках прокрадывалась в его комнату и смотрела, как он спит в обнимку со своим маленьким плюшевым мишкой с оторванным ухом и потрепанным голубым бархатным бантом.
– Что случилось, милый? – спросила я, опускаясь на колени рядом с маленькой сосновой кроваткой, не забыв бросить опасливый взгляд на окно, за которым бушевал ветер. Ну что я за мать, если собираюсь оставить его здесь одного этой ночью? Я вздохнула. Но разве у меня есть выбор? Кэролайн работала в ночную смену. И я не могла снова взять сына с собой в гостиницу, особенно после того, что случилось в прошлые выходные, когда Эстелла нашла его спящим в апартаментах в пентхаусе на девятом этаже. Она прогнала его из-под теплого пухового одеяла, словно он был мышью, застигнутой на кухне в банке с мукой. Малыша это страшно напугало, а я едва не лишилась работы. Нет, здесь, в своей кроватке, моему дорогому мальчику будет хорошо, он будет в тепле и в безопасности. Я запру дверь. Стены дома были действительно тонкими, а вот дверь была крепкой, внушительная дверь из красного дерева с отличным медным замком.
Мы оба вздрогнули, когда в квартиру постучали, требовательно, громко, настойчиво. Дэниел сморщился.
– Это снова он, мама? – спросил сын громко, а потом понизил голос до шепота: – Тот плохой дядя?
– Не волнуйся, дорогой, – сказала я и встала. – Скорее всего, это просто тетя Кэролайн. Ты оставайся здесь, а я пойду и посмотрю.
Я спустилась вниз и на мгновение остановилась в гостиной, буквально застыла, пытаясь сообразить, что делать. Стук в дверь не прекращался. Барабанили уже изо всех сил. Я знала, кто это, и знала, что ему нужно. Я бросила взгляд на сумочку: в ней не больше доллара, может быть, наберется два. Арендную плату следовало внести еще три недели назад, и я оправдывалась перед мистером Гаррисоном, находя различные предлоги, но что мне делать теперь? Последний чек я потратила на продукты и новую пару обуви для Дэниела, моего бедного мальчика. Не мог же он и дальше втискивать ножки в старые ботиночки, которые ему немилосердно жали?
Тук. Тук. Тук.
Стук в дверь, словно эхо, повторял биение моего сердца. Я была напугана, чувствовала себя как в ловушке. Квартира вдруг стала похожей на клетку. Стены как будто опутывали меня колючей проволокой. Что же мне делать? Я по привычке посмотрела на запястье. С тех пор, как отец Дэниела подарил мне самое изысканное украшение, которое я только могла себе представить, я очень дорожила золотой цепочкой с тремя изящными сапфирами. В ту ночь в отеле «Олимпик» я была гостьей, а не горничной в черном форменном платье и белом переднике. Когда я открыла узкую синюю коробочку, а он надел браслет мне на руку, я впервые почувствовала себя женщиной, рожденной для того, чтобы носить такие украшения. Тогда мне даже в голову не приходило, что я могла бы… Я крепко зажмурилась, а стук в дверь всё продолжался. Я начала расстегивать браслет, потом покачала головой. Нет, это я ему не отдам. Так легко я не сдамся. И я подняла браслет повыше, чтобы он плотнее облегал руку, и спрятала его под рукавом. Придется найти другой способ.
Сделав глубокий вдох, я медленно подошла к двери и неохотно отодвинула задвижку. Петли скрипнули, и передо мной предстал мистер Гаррисон, стоявший в коридоре. Он был крупным мужчиной, высоким и плотным. Легко было понять, почему Дэниел так его боялся. Суровое лицо хозяина дома покрывала серая неухоженная борода. Видны были только кирпично-красные щеки со следами оспы и темные злобные глаза. От него пахло джином, сосной и кислятиной, и было понятно, что он только что вышел из салуна на первом этаже. Строгие правила сухого закона еще не были окончательно отменены, но в этой части города полиция обычно смотрела на нарушения сквозь пальцы.
– Добрый вечер, мистер Гаррисон, – поздоровалась я как можно ласковее.
Он сделал шаг вперед и поставил тяжелый сапог со стальным носком на порог.
– Обойдемся без формальностей! – рявкнул он. – Где мои деньги?
– Прошу вас… Я хотела бы извиниться, сэр, – начала я дрожащим голосом. – Я знаю, что задержала арендную плату. Для нас месяц был очень тяжелым, и я…
– Я слышал от тебя эту историю на прошлой неделе. – Голос мистера Гаррисона звучал ровно, но не менее угрожающе. Он протиснулся мимо меня и прошел в кухню, где отрезал ломтик хлеба от буханки, которую я только что вытащила из духовки. Мой ужин. Он открыл дверцу морозилки и нахмурился, не найдя там масла. – Я спрашиваю тебя еще раз, – продолжал мистер Гаррисон, и его лицо напряглось. Глаза превратились в щелочки. – Где мои деньги?
Я вцепилась в браслет, а мой взгляд устремился мимо него на стену с облезшими шкафчиками и облупившейся краской. Что же мне ему сказать? Что же делать?
Мужчина хохотнул.
– Так я и думал, – сказал он, – бесчестная лгунья.
– Мистер Гаррисон, я…
Его глаза по-хозяйски оглядели меня. Он подошел ближе, еще ближе, пока я не ощутила его зловонное дыхание и не почувствовала колючую бороду. Гаррисон крепко схватил меня за запястье, почти как браслет, который обнимал мою руку под рукавом платья, скрытый от его глаз.
– Я так и думал, что может дойти до этого, – пробормотал он, а его жирная грубая рука распахивала мой жакет и хваталась за лиф платья. Указательный палец домовладельца ухватился за пуговицу. – Тебе повезло, я щедрый человек, и я разрешаю тебе расплатиться со мной по-другому.
Я сделала шаг назад и сразу же услышала шаги на лестнице.
– Мама?
– Дэниел, возвращайся в кроватку, милый. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее. – Я сейчас поднимусь к тебе.
– Мама! – снова позвал Дэниел и заплакал.
– Лапочка ты моя. – Я молилась про себя, чтобы голос не выдал охватившего меня ужаса. – Все в полном порядке. Честное слово. Пожалуйста, возвращайся в постель.
Я не могла позволить, чтобы мой сын увидел происходящее или чтобы мистер Гаррисон сделал ему больно.
– Мама, мне страшно! – Голос Дэниела звучал глухо, потому что он прикрывал рот своим плюшевым мишкой.
Мистер Гаррисон откашлялся и одернул свой плащ.
– Что ж, раз ты не можешь его заткнуть, – прорычал он, глядя на мальчика со зловещей улыбкой, – тогда мне придется вернуться. И не надейся, что я передумаю. Я обязательно вернусь.
Мне не понравилось то, как Гаррисон посмотрел на Дэниела, словно тот был домашним животным, досадной помехой. Потом его взгляд вернулся ко мне, и он уставился на меня так, будто перед ним был отличный стейк, скворчащий на сковородке.
– И ты мне заплатишь.
Я едва кивнула, пока он направлялся к двери.
– Да, мистер Гаррисон…
Я возилась с задвижкой, а его шаги гулко отдавались в коридоре. Прежде чем повернуться к Дэниелу, я глубоко вдохнула и смахнула со щеки слезу.
– О, Дэниел. – Я взбежала по лестнице и крепко обняла сынишку. – Ты испугался, мой дорогой? Не бойся. Мама здесь. Не о чем волноваться.
– Но этот дядя, – всхлипнул малыш, – он плохой. Он сделал тебе больно?
– Нет, милый, – ответила я. – Мама никогда бы ему этого не позволила.
Я расстегнула браслет и положила его на ладонь. Тут он был в безопасности.
Дэниел посмотрел на меня, ничего не понимая. А я смотрела в его большие невинные глаза и надеялась, что все сложится иначе, для него, для меня, для нас обоих.
– Мама любит свой браслет, милый. Я просто хочу, чтобы он находился в надежном месте.
Мальчик задумался.
– Чтобы ты его не потеряла?
– Именно так. – Я выпрямилась и взяла его за руку. – Ты поможешь маме спрятать его в тайное место?
Дэниел кивнул, и мы подошли к крошечному потайному шкафчику под лестницей. Это он нашел тайник однажды утром во время игры. Ниша в стене была не больше шляпной коробки, и мы решили, что это будет наш с ним тайник, о котором больше никто не узнает. Дэниел хранил в нем свои сокровища: голубое перо, которое он нашел на улице; банку из-под сардин, куда он сложил гладкие камешки, и разные другие мелочи. Закладка для книг. Сверкающая монета. Сверкающая раковина моллюска, выбеленная солнцем. Я положила в шкафчик его свидетельство о рождении и другие документы, которые следовало сохранить. А теперь я спрятала в наш тайник и свой браслет.
– Вот так, – сказала я, закрывая дверцу и восхищаясь тем, что она мгновенно слилась с деревянной обшивкой стены. Интересно, как все-таки Дэниел обнаружил тайник?
Малыш прижался головой к моей груди.
– Ты споешь мне песенку?
Я кивнула, убрала белокурые волосы с его лба, в очередной раз удивляясь, как он похож на своего отца. Если бы только Чарльз был здесь. Я быстро прогнала эту мысль, эту фантазию, и запела.
– Ты не плачь, усни, мой мальчик, баюшки-баю. Утром встанешь и поскачешь на своей лошадке…
Слова слетали с моих губ, успокаивая нас обоих.
Я спела четыре куплета. Этого хватило, чтобы веки Дэниела отяжелели. Я отнесла его в постель и снова укрыла стеганым одеялом.
Его глаза затуманились, когда он рассматривал мое черное платье и белый передник.
– Мама, не уходи!
Я коснулась его подбородка.
– Я ненадолго, мой дорогой. – Я поцеловала сына в обе щеки, мягкие и прохладные.
Дэниел уткнулся лицом в мишку, потерся носом о его нос-пуговку – он так делал с младенчества.
– Я не хочу.
Он помолчал, его разум отчаянно пытался подобрать нужные слова.
– Мне страшно, когда тебя нет.
– Я знаю, любовь моя. – Я пыталась сдержать слезы. – Но я должна идти. Потому что я люблю тебя. Когда-нибудь ты это поймешь.
– Мама, – продолжал Дэниел, глядя в окно, за которым завывал ветер. – Ева говорит, что по ночам появляются привидения.
Мои глаза расширились. Воображению дочки Кэролайн можно позавидовать! А ведь ей только три с половиной года!
– И что же рассказывала тебе Ева?
Дэниел помолчал, будто обдумывая ответ.
– Ну, – осторожно начал он, – когда мы играем, на нас иногда смотрят люди. Они привидения?
– Кто на вас смотрит, милый?
– Та леди.
Я опустилась на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне.
– Какая леди, Дэниел?
Он сморщил нос.
– В парке. Мне не нравится ее шляпа, мама. На ней перья. Она что, убила птичку? Я люблю птичек.
– Нет, дорогой, – успокоила его я, поклявшись про себя поговорить с Кэролайн о тех историях, которые рассказывает Ева. Я подозревала, что именно они стали причиной ночных кошмаров, которые мучили сына в последнее время.
– Дэниел, что мама говорила тебе о разговорах с незнакомыми людьми?
– Но я не разговаривал с ней, – ответил он, широко открыв глаза.
Я пригладила его волосы.
– Вот и хорошо.
Он кивнул и, вздохнув, поудобнее устроился на подушке. Я положила медведя ему под руку.
– Видишь, ты не один, – прошептала я, но мой голос предательски дрогнул. Я понадеялась, что сын этого не заметил. – С тобой Макс.
Дэниел снова прижал мишку к лицу.
– Макс, – повторил он и улыбнулся.
– Спокойной ночи, мой любимый. – Я направилась к двери.
– Спокойной ночи, мама.
Я тихонько закрыла дверь и тут услышала приглушенное:
– Подожди!
– Что, милый? – Я просунула голову в комнату.
– Поцелуешь Макса? – спросил он.
Я вернулась к его кроватке, опустилась на колени, а Дэниел прижал мишку к моим губам.
– Я люблю тебя, Макс, – прошептала я, снова направляясь к двери. – И я люблю тебя, Дэниел. Ты даже не представляешь, как сильно.
Я на цыпочках спустилась вниз, положила еще одно полено в камин, прочитала про себя молитву и вышла, тщательно заперев за собой дверь. Всего одна смена. Я буду дома еще до рассвета. Я повернулась к двери и покачала головой, сама себя успокаивая. У меня нет выхода. С ним ничего не случится. Он в безопасности.
Глава 2
Клэр Олдридж
Сиэтл, 2 мая 2011 года
Я открыла глаза и прижала руку к животу. Снова эта тянущая боль. Как доктор Дженсен назвала ее? Ах да, фантомная боль. Что-то вроде воспоминаний моего тела о травме. Фантомная боль или нет, но я лежала и ощущала знакомую, привычную боль, с которой весь прошедший год начиналось каждое мое утро. Я замерла, смиряясь с воспоминанием и гадая, как я делала это каждый день после звонка будильника, смогу ли я заставить себя встать, одеться, причесаться, то есть вести себя как нормальное человеческое существо? Мне так хотелось свернуться клубочком и принять обезболивающее, чтобы заблокировать все неприятные ощущения.
Я потерла глаза и покосилась на будильник. 5:14 утра. Я лежала неподвижно и прислушивалась к тому, как за стенами нашей квартиры на четырнадцатом этаже бушевал ветер. Я вздрогнула и подтянула повыше пуховое одеяло. Даже пух сибирских гусей не мог избавить меня от холода. Почему так холодно? Наверняка Этан поставил термостат на более низкую температуру – снова!
– Этан? – прошептала я, протягивая руку на его сторону широкой кровати, но простыни были холодными и жесткими. Он снова рано ушел на работу.
Я встала, сняла полосатый халат со спинки кресла, стоявшего у кровати. Настойчиво зазвонил телефон, и я направилась в гостиную. Из панорамных окон открывался вид на рынок для туристов – Пайк Плэйс маркет – и бухту Эллиотт с бесконечной чередой причаливающих и отплывающих паромов. Четыре года назад, когда мы осматривали эту квартиру, я сказала Этану, что у меня такое ощущение, будто я парю в воздухе.
– Это будет твой небесный замок, – так он назвал наше жилище тремя неделями позже, протягивая мне блестящий серебристый ключ.
Но в это утро меня привлек отнюдь не привычный вид за окном. На самом деле никакого вида не было. Все было… белым. Я протерла глаза, чтобы как следует рассмотреть картину за двойным стеклопакетом. Снег. Не отдельные снежинки, а настоящий буран. Я посмотрела на календарь, висевший на стене недалеко от моего письменного стола, и недоуменно покачала головой. Снежная буря 2 мая? Невероятно.
– Алло? – пробормотала я в трубку, заставив наконец звонок замолчать.
– Клэр!
– Фрэнк?
Это был мой босс из газеты, но в такой ранний час моему приветствию недоставало вежливого профессионализма.
– Ты смотришь в окно?
Как преданный своему делу редактор, Фрэнк часто оказывался на рабочем месте до рассвета, тогда как я вползала в офис около девяти часов. И так бывало лишь в хорошие дни. В отделе очерков никогда не случалось такой спешки, как в отделе новостей, но Фрэнк все равно вел себя так, будто рассказы о местных садоводах или рецензии на спектакли детской театральной студии были невероятно срочными, прямо-таки сверхглавными. Подчиненные Фрэнка, включая и меня, вряд ли могли с этим поспорить. Жена Фрэнка умерла три года назад, и с тех пор он набросился на работу с такой энергией, что я иногда задумывалась: не ночует ли он в своем кабинете?
– Ты говоришь о снеге?
– Да, о снеге! В это невозможно поверить, верно?
– Да, – ответила я, разглядывая балкон, на котором чугунные стулья и стол припорошило белым. – Полагаю, это упущение синоптиков.
– Да уж, это точно, – отозвался Фрэнк. Я слышала, как он ворошит бумаги на своем столе. – Вот он, прогноз погоды, его напечатали в сегодняшней газете: «Облачно, температура плюс пятнадцать, вероятен небольшой дождь».
Я покачала головой.
– Откуда такой буран? Ведь уже почти лето… Во всяком случае, дело обстояло именно так, когда я сверялась с календарем в последний раз.
– Я не метеоролог, но иногда такое случается. Мы просто обязаны написать об этом.
Голос Фрэнка звучал напористо и оптимистично: он явно напал на след горячей новости.
Я зевнула.
– Ты не думаешь, что эта тема больше подойдет для отдела новостей? Какой очерк я могу написать о снежной буре? Или ты ждешь от меня статью о городских снеговиках?
– Нет-нет, – продолжал Фрэнк. – Все намного серьезнее, Клэр. Я просматривал старые материалы, и ты не поверишь, что я там раскопал.
– Фрэнк, сейчас еще нет и шести утра, – пробурчала я, возясь с термостатом. Я поставила его на двадцать градусов. Этан ненавидел попусту тратить электроэнергию. – Ты давно в офисе?
Он проигнорировал мой вопрос.
– На Сиэтл не впервые обрушивается такой снегопад.
Я покачала головой.
– Ну да, снег шел в январе.
– Нет, Клэр, – не унимался Фрэнк, – ты только послушай. В 1933 году, тоже 2 мая, в городе пошел сильный снег. – Я снова услышала шелест бумаги. – Невероятное совпадение. Почти восемьдесят лет назад точно такой же снегопад – мощный буран – накрыл город.
– Это интересно, – согласилась я, чувствуя настоятельную потребность сделать себе чашку горячего какао и нырнуть обратно в постель. – Но я все-таки не понимаю, почему это тема для очерка. О снегопаде следовало бы написать Дебби в разделе новостей, ты не согласен? Вспомни, ведь это она в прошлом году писала о жутком торнадо, обрушившемся на Сиэтл.
– Все намного серьезнее, – ответил Фрэнк. – Подумай сама. Две снежные бури в один и тот же день, и между ними почти век… Если ты скажешь, что из этого не получится очерк, то я не знаю, что получится, Клэр.
Я расслышала в его голосе начальственные нотки и неохотно уступила.
– Сколько слов и какой крайний срок?
– Ты, конечно, права насчет отдела новостей, – проговорил Фрэнк. – Они будут писать об этом сегодня и завтра, но мне бы хотелось получить более пространный рассказ о буране нынешнем и о буране 1933 года. Мы посвятим этому целую полосу. Я могу дать тебе шесть тысяч слов, и мне бы хотелось получить очерк к пятнице.
– К пятнице? – повторила я, протестуя.
– Тебе не придется долго искать материалы, – продолжал Фрэнк. – Я уверен, что в архивах полно информации. Ты можешь подать это, например, под таким соусом: «Триумфальное возвращение бурана».
Я хмыкнула.
– Ты говоришь так, будто буран – это живое существо.
– Кто знает? – ответил Фрэнк. – Возможно, это намек на то, что стоит заглянуть в прошлое. Посмотреть, что мы упустили в прошлый раз, если он решил вернуться…
Он замолчал.
– Фрэнк, – вздохнула я, – твое сентиментальное отношение к погоде очаровательно, но не жди чего-то сногсшибательного. Я по-прежнему с трудом представляю, как можно написать шесть тысяч слов о снеговиках.
– Ежевичная зима, – пробормотал он.
– Ты о чем?
– Буря, – продолжал Фрэнк. – Ее называют ежевичной зимой. Такое название метеорологи придумали для неожиданного возвращения холода весной. Интересно, правда?
– Пожалуй, – согласилась я, включая газовый камин. Разглагольствования Фрэнка о погоде пробудили во мне желание съесть кусочек теплого пирога с ежевикой. – У нас хотя бы будет броский заголовок.
– Будем надеяться, что получится еще и замечательная история, – сказал он. – Увидимся в офисе.
– Минутку, Фрэнк. Ты видел Этана сегодня утром?
Мой муж, ответственный редактор газеты, обычно подвозил меня на работу, но в последнее время он уезжал все раньше и раньше.
– Нет еще, – ответил Фрэнк. – Здесь только я и несколько ребят из отдела новостей. А что?
– Нет, ничего. – Я попыталась скрыть охватившие меня чувства. – Я просто волновалась, как он доехал в такой снег.
– Что ж, ты тоже будь осторожна, – посоветовал Фрэнк. – На Пятой авеню настоящий каток.
Я повесила трубку, посмотрела вниз, на улицу, и прищурилась, чтобы разглядеть две фигуры, отца и его малыша, которые играли в снежки.
Я прижалась носом к окну, кожей ощутила холод стекла. Улыбнулась, наслаждаясь этой сценой, пока мое дыхание не затуманило окно. Ежевичная зима.
Глава 3
Вера
– Ты опоздала, – заявила Эстелла, разглядывая меня из-за своего серого стального стола, когда я вошла в помещение для горничных отеля «Олимпик». Комнату в подвале слабо освещала единственная лампочка, свисавшая со шнура. Моя начальница кивком указала на гору свежевыстиранного белого постельного белья, которое требовалось срочно сложить.
– Знаю, – сказала я извиняющимся тоном. – Мне очень жаль. Трамвая долго не было, а перед самым уходом мне пришлось разбираться с моим…
– Твои оправдания меня не интересуют! – рявкнула Эстелла. – Нужно срочно убрать апартаменты на пятом этаже. Сегодня вечером приедут постояльцы. Важные персоны. Работу надо сделать быстро и внимательно, не упустить ни одной мелочи. И не забывай об углах на кроватях. Вчера они не были натянуты, и мне пришлось отправить Вильму все переделывать.
Эстелла вздохнула и вернулась к бумагам, лежавшим перед ней.
– Прошу прощения, мэм, – пролепетала я, убирая сумочку в шкафчик и разглаживая передник перед тем, как направиться к служебному лифту. – Я постараюсь все сделать как надо.
– И вот еще что, Вера, – остановила меня Эстелла. – Я надеюсь, ты не привела с собой мальчика?
Она повернула голову и вытянула шею, как будто думала, что он прячется под моей юбкой.
– Нет, мэм, – пробормотала я. И тут меня как током ударило: оставила ли я стакан воды возле кроватки Дэниела? Оставила или нет? А что, если он захочет пить? Я постаралась отогнать эту мысль. Эстелла буравила меня взглядом.
– Хорошо, – буркнула она. – Потому что, если ты снова перепутаешь лучший отель Сиэтла с детскими яслями, то, боюсь, я буду вынуждена предложить твою работу другой женщине, желающих достаточно. Ты должна быть благодарна за то, что у тебя есть хорошая работа, ведь у многих ее вообще нет.
– Да, мэм, – ответила я, – я очень благодарна. Такого больше не повторится.