Апрель
Серьги были великолепными, таких она еще не видела.
Покоясь на черном бархате, бриллиантовые капельки словно горели изнутри, заставляя опасаться, не обожжется ли она, прикоснувшись к ним.
«Но они оказались холодными», – с легкой ироничной улыбкой подумала она, вдевая серьги в уши.
Холодные, как и остальные украшения, которые ей дарили в последние бесконечные месяцы. Холодные, как и дрожь где-то внутри ее, возникающая при мысли о предстоящем вечере. И возможных событиях после него.
Она вынула из коробочки кулон, еще один подарок, и подала Донате, своей горничной, чтобы та застегнула цепочку. Затем поднялась из-за стола, подошла к высокому зеркалу и встала перед ним, молчаливая и прямая, подвергая свое отражение критической, жесткой проверке.
На ней было черное, длиной до пола платье из шелковистого трикотажа, с длинным рукавом, присборенное под грудью и ниспадавшее мягкими складками. Глубокий вырез приоткрывал грудь, привлекая внимание к кулону.
Ни цвет, ни стиль платья ее не волновал. Но в нем ей можно было дать больше чем двадцать три года. Платье придавало ей изысканности, которой она не обладала. Но, как и многое в ее жизни, это был не ее выбор.
«И вообще, – с иронией спросила она себя, – когда такое случалось, чтобы марионетка сама выбирала себе костюм?»
Ее волосы были убраны наверх в искусно уложенный узел, и лишь несколько небрежных прядей касалось щек и шеи.
Она никогда не питала симпатии к Донате, девушке, вовлеченной в ее пустую и притворную жизнь и видевшей слишком многое. Но в мастерстве парикмахера ей нельзя было отказать. Впрочем, как и в осторожности. Что бы та ни думала о свадьбе ее хозяина, свои мысли она всегда оставляла при себе.
А вот макияж она сама научилась накладывать. Тени, подводка и тушь позволили ее серо-зеленым глазам, единственному, что претендовало в ней на красоту, почти мистически сверкать из-под темных ресниц.
Ее губы были цвета лепестков шиповника, сочетаясь с тоном лака на ухоженных ногтях. А на шее и в ушах сверкали, словно снег в солнечный день, бриллианты.
Раздался предупреждающий кашель Донаты, после чего последовал ее многозначительный взгляд на часы.
Пришло время для представления. Взяв вечернюю сумочку, она вышла из комнаты и направилась по галерее к лестнице, услышав, как на другом конце захлопнулась другая дверь.
Она остановилась, внимательно наблюдая, как он приближается к ней, высокий и стройный в элегантном вечернем костюме.
Он тоже остановился, взгляд его темных глаз скользил по ней, неспешно и всесторонне оценивая. Наконец резкий кивок показал – она заслужила одобрение. И наконец они начали спускаться по лестнице – на таком расстоянии друг от друга, чтобы ее рука едва касалась его рукава.
Когда они дошли до мраморного зала внизу, она услышала его тихое «Сегодня вечером» и ощутила, как слова эхом отдались в голове и затихли.
Июнь прошлого года
Конечно же его ждала западня. Он понял это в тот момент, когда, войдя в гостиную, увидел: бабушка ждет его не одна, как он надеялся. Синьора Лучино, ее дочь, сидела рядом с графиней Манзини, а на ее полном лице читалось неодобрение.
– Дорогая бабушка. – Он подошел к ней и поцеловал тонкие пальцы. – И тетя Доротея. – Последовал вежливый кивок, не слишком походивший на поклон. – Какой приятный сюрприз!
«Что ж, хотя бы по отношению к одному человеку это правда», – сухо подумал он. Он не ожидал встретиться лицом к лицу со старшей и наименее любимой сестрой его отца. Эта суровая женщина негласно взяла на себя управление большой семьей.
– Дорогой Анджело, – приветствовала его в ответ Козима Манзини, указывая, что он может сесть на диван напротив. – Ты хорошо выглядишь.
Ему показалось или тетя при этих словах тихо фыркнула?
– Спасибо, я в отличной форме. Но скорее по счастливой случайности, а не по разумности, как, наверное, хочется добавить тете Доротее.
– Я думаю, участие в скачках, когда ты еще не оправился от травмы плеча, полученной во время матча по поло, вовсе не говорит о разумности, мой дорогой Анджело, – ответила синьора.
Анджело широко улыбнулся:
– Но на меня поставили, особенно ты, тетя. По крайней мере, так сказал мне Мауро. А подводить людей крайне невежливо.
Выражение лица синьоры явно говорило – Мауро еще поплатится за свою неосторожность!
– Ты сильно рисковал, – добавила бабушка, нахмурив брови.
– Риск был оправдан.
– Однако же теперь тебе есть о чем серьезно подумать.
Он сжал губы:
– Я так понимаю, ты снова говоришь о браке?
– Дорогой мой, это необходимо! – Козима подалась вперед, умоляюще глядя на внука. – Я не желаю вмешиваться или злить тебя, но со дня смерти твоего любимого отца прошло два года, и ты стал графом Манзини. Тебе нужен сын, чтобы было кому продолжить род и унаследовать титул.
– Я осознаю свой долг, бабушка. Просто не считаю его интересным для себя, – жестко ответил Анджело.
– Конечно, – сказала тетя Доротея, – ты предпочитаешь заниматься женами других мужчин, вместо того чтобы найти таковую себе. О, только не защищай его, мама! – резко добавила она, когда графиня попыталась вставить слово. – Это правда, и Анджело отлично все понимает. Вокруг масса свободных девушек, из которых можно выбирать, но пока он не перестанет вести себя как дамский угодник, он никогда не найдет себе невесту.
– Как мило с твоей стороны, тетя, интересоваться моей личной жизнью, – сквозь зубы произнес Анджело.
– Если бы она была личной! – парировала Доротея. – Пока твои романы не заканчивались публичным скандалом, но это лишь вопрос времени. И я говорю тебе, Анджело, в результате пострадает «Галантана»! А винить тебе останется лишь себя.
– Мы делаем модную одежду, тетя, – холодно возразил Анджело. – Не церковные одеяния. Сомневаюсь, что любые истории обо мне как о главе компании влияют на то, купит девушка юбку с нашим лейблом или нет. – Он пожал плечами. – Может, наши продажи только возрастут. Кто знает?
– О, ты невыносим. – Тетя потянулась к сумочке и встала. – У меня не хватает терпения спорить с тобой.
– Я тоже устал терпеть твои разговоры, – твердо ответил Анджело. – Ты занята поиском жены для Мауро. Это может занять несколько лет твоей жизни.
Доротея с ненавистью взглянула на Анджело и выскользнула из комнаты. Когда дверь за ней закрылась, графиня мягко сказала:
– Это было зло и невежливо.
– Зато правдиво, а ведь именно это и восхваляет тетушка. В любом случае я отправлю ей цветы, и мы помиримся. – Он помолчал немного и потом устало вздохнул: – Но зачем она пришла сегодня? Не для того же, чтобы читать мне мораль! Наверняка уже подобрала для меня подходящую кандидатуру.
– Действительно, она упоминала кое-кого… На лице Анджело отразилось легкое изумление.
– Ну конечно, – мягко сказал он. – А не скажешь мне, как ее зовут?
– Ее зовут Елена, или Хелен, на ее языке.
– Англичанка? – Он не мог скрыть удивления.
– С итальянскими корнями, – кивнула графиня. – Ее бабушка, Виктория Сильвестре, была моим дорогим другом, Доротея ей тоже симпатизировала. Виктория вышла замуж за англичанина, и так же поступила одна из ее дочерей, выйдя за мужчину по фамилии Блейк. Они поселились вблизи Генуи, но в один ужасный день погибли в автокатастрофе. Елена, их единственный ребенок, теперь живет в Риме и работает переводчиком в издательстве «Авортино».
– Она работает? – Его брови поползли вверх. – То есть она «совсем не дурочка», как говорят в Англии?
– Думаю, твое мнение здесь важнее моего. – Графиня играла кольцами на пальцах. – Пожалуй, ты даже видел ее.
– Я? – Анджело нахмурился. – Что-то не припомню.
– Она была на вечере у Сильвии Альберони, на котором ты присутствовал, – сухо ответила она. – Это имя тебе явно знакомо. И симпатичное личико тоже.
Про себя Анджело проклинал свою тетю, пытаясь догадаться, откуда она узнала про Сильвию.
«В будущем мне надо быть осторожнее», – угрюмо подумал он.
Сильвия была замужем за богатым, но скучным главой бухгалтерской фирмы. Жизнь, которую ей приходилось вести, Сильвии явно претила. Поэтому она развлекалась как могла – это Анджело заметил при их первой встрече. Она оказалась так же страстна и изобретательна в любви, поэтому их интрижка развивалась довольно активно.
Он надеялся, это их секрет, а потому рискнул принять ее приглашение на ужин. Большинство пришедших гостей представляли финансовый мир, и Анджело нашел вечер не только приятным, но и полезным.
И только сейчас он вспомнил – на другом краю стола сидела тихая и ничем не примечательная девушка.
– Очень мило со стороны тети Доротеи привлечь мое внимание к той девушке, но в будущей жене мне хотелось бы видеть хотя бы зачатки личности. Гостья синьоры Альберони – пустое место, лишенное собственных взглядов и значимости, – холодно сказал Анджело.
– Жаль это слышать, – помолчав, ответила бабушка. – Я и не думала, что внучка Виктории может быть настолько неприметной. Но решать все равно тебе, если ты, конечно, примешь решение. – Она замолчала. – А теперь позвони, мой дорогой, чтобы Мария принесла нам кофе.
И к его облегчению, разговор перешел к другим темам.
Но Анджело не перестал об этом думать даже по дороге домой. Во многом его бабушка и назойливая тетушка правы. Ему нужно жениться. Что ж, если он сможет провернуть это дело, не оставив своих холостяцких развлечений, то женится на первой девушке, которая ему приглянется.
Его отпугивал опыт нескольких женатых друзей, чьи наивные поначалу невесты после заключения брака превратились во все контролирующих фурий, причем еще до конца медового месяца. Такая жизнь не для него.
Анджело нравились женщины, он наслаждался ими, всегда стараясь отплатить тем же восторгом, что испытывал и сам. Но он никогда не влюблялся в девушек, делящих с ним постель, и уже тем более не рассматривал возможности женитьбы.
Он ничего не обещал и всегда заверял: от них он тоже ничего не ждет.
Кроме того, внутреннее чутье всегда подсказывало ему, когда роман заходил далеко, и он мог безболезненно и щедро завершить его.
С сожалением Анджело понял: его отношения с Сильвией Альберони почти достигли этой границы. Она была страстной и ненасытной любовницей, но его уже начали одолевать подозрения – Сильвия предвидит совершенно другую роль в его жизни, если бы можно было отодвинуть Эрнесто… Понятие «недействительный брак» уже было однажды упомянуто ею – в контексте невозможности забеременеть за два с половиной года брака.
– Мне однажды сказали, что женское тело может отвергать семя мужчины, которого она не любит по-настоящему. – Пальчики Сильвии с алыми ноготками рисовали притягательные узоры на его груди. – Как думаешь, это правда, моя любовь?
Анджело с трудом подавил дикое желание отвергнуть эту идею как абсолютную чушь крепкими словами, но вместо этого лишь пробормотал какую-то бессмысленную банальность насчет женской чувствительности. И это, казалось, успокоило Сильвию. Но в сознании зародилась тревога. Особенно после того, как она произнесла «любовь», а этого слова он сознательно избегал в отношениях с женщинами.