Раскладывая бумаги по папкам, просматривая и запирая один за другим ящики стола, Викентий Павлович думал, что завтрашняя поездка не совсем ко времени. Он представил, как Люся глянет обиженной девочкой, укоризненно качнет головкой… Да она и есть девочка, даром что их сынишке уже скоро два года. У него, у Алексашки, режутся зубки, он капризничает, и, конечно, Люсе легче, когда муж рядом. Не потому, что он может чем-то помочь. Просто молодую женщину успокаивают его голос, взгляд, одно его присутствие. Викентий знал об этом, ценил. Но работа есть работа. Тут он над собой не властен – и долг, и любовь к службе повелевают им.
Он уже вставал из-за стола, когда в кабинет заглянул Никонов. Был он лет на пять моложе Викентия, недавно перешел из стажеров в помощники следователя. Но отношения у них сложились дружеские и, если дело происходило не на глазах у начальства, коллеги называли друг друга по имени.
– Я слышал, ты отправляешься в Белопольский уезд? – спросил вошедший.
– Да, Сережа, завтра с утра еду. А что?
– Я тоже в те края собираюсь, и как раз завтра.
Викентий Павлович набросил летнее пальто – в июне, после установившегося, казалось, надолго тепла, вдруг повеяло прохладой. Заперев дверь на ключ, оба пошли по длинному коридору полицейской управы к выходу.
– И куда же именно? – поинтересовался Викентий у Никонова.
– В деревню Яковлевку. Дело-то пустячное: зарегистрировать самоубийство, сличить труп с фотографией Ивана Гонтаря, бежавшего из тюрьмы, оформить опознание и, коль то в самом деле он, снять дело о его розыске.
– Да, да, точно, слыхал я об этом… И что, думаешь, дело и впрямь простое?
Никонов делано засмеялся, воскликнул: