Самайн играл разными красками, от светло-жёлтых, ярких, тёплых, почти пламенных, до чёрных и леденящих кожу.
Смутное время нынче настало – каждый год в канун праздника нечисть старается разгуляться как можно сильнее, а ведьмы хватаются за обереги и варят настои, испускающие ароматный дым.
Колдовством в октябрьском воздухе пахло так, что инквизиторские псы у городских ворот протяжно завывали, пока их хозяева проверяли, хорошо ли сидят в ножнах лезвия, и поглаживали лошадиные морды, готовясь начать очередную охоту.
Выходишь воевать на два фронта, прячешь травы глубоко в погребе и шепчешь духам леса, чтобы запутали нежеланных путников, задержали их, пока магия не наденет невидимый плащ и не спрячется в бытовых вещах.
Нарис бежала на четырёх лапах, хрустя листьями и попутно принюхиваясь, нет ли погони. Так и в капкан можно угодить, но волчица искренне надеялась на свою удачу. Главное сейчас – пересечь эту часть как можно быстрее, пока не начнётся ведьмина тропа, а там уже можно не бояться: где грибы при полной луне светятся бирюзовым, а на каждом дереве вырезаны непонятные чужакам знаки, где кроны и птицы слышат всё и говорят человеческим языком, где не ступала нога ни одного живого инквизитора, – находится их общий дом.
Чем ближе Самайн – тем страшнее выбираться в город, да и вообще за пределы ведьминого леса. Сегодня схватили Бланку, позавчера пропал Кёрис, а исчезнувшие неделю назад Тильда и Бор висели в виде чучел на городской площади. И это только из волков, а уж если вспомнить всяких ведуний и вещунов…
Нарис мотнула головой, отгоняя мрачные мысли, и перепрыгнула через небольшой овраг. Почти добралась. Впереди уже слышалось, как сплетничают между собой знакомые вороны. А вот и Кёльберг, летит к своей сестре Марте с какой–то побрякушкой в клюве. Кавалер, однако.