Двадцать три года назад
Ночной ветер раздувал пепел по подоконнику. Холодный, осенний, очень сильный, но одинокий и безрадостный.
Елена осторожно выглянула в окно и затянулась последней сигаретой. Сегодня на улице никого не было. Лавочки пустовали, потому что днём их щедро полил дождь, да и никто в здравом уме не пойдёт гулять в такую погоду. Жаль лето. Пока тепло, ночь не так опасна. Много народа, шумных компаний, больше света в окнах, люди дольше не спят. А сейчас снова придётся бежать от остановки до дома, покупать продукты сразу на неделю, чтобы потом лишний раз не выходить из квартиры.
Елена тяжело вздохнула, вспомнив о деньгах. Сразу задумалась, что из припасов можно доесть, чтобы не тратить последние. Она на цыпочках вернулась в комнату, легла на кровать и потрогала лоб сына. Горячий. Температура держалась уже три дня.
На прикроватной тумбочке осталась только одна упаковка антибиотика и витамины. Значит, деньги уйдут на лекарства. Елена опустила руку под кровать, достала начатую бутылку. Водка была нужна, чтобы обтереть Никиту и дать ему хоть какое-то облегчение.
– Один глоток, – молодая женщина быстро открутила крышку, глотнула и сморщилась.
«Народные средства, блин. И я ещё врач!» – расстроенно подумала она.
Ветер глухо подвывал под окнами. Елена, обняв сына, всё-таки задремала. Её давно мучила бессонница. Цветные сны возвращали в прошлое, в реальные события её жизни, и каждый раз Елена подскакивала на кровати с криком. Поэтому сейчас она научилась дремать. Едва сон начинал развиваться в сторону кошмара, она успевала проснуться.
Звук ветра внезапно стал громче, и сквозь него на мгновение проступил вой. Отчётливый, близкий…
Елена вскочила в тот же миг, но… в комнате по-прежнему горел ночник, и ветер тихо шумел за окнами. Молодая женщина несколько минут глубоко дышала, потом снова легла. В надежде, что вой ей приснился. Ведь такое бывало часто.
Никита зашевелился под одеялом, высунул маленькую ножку в синем носочке. Елена улыбнулась, обняла его и снова задремала, на этот раз до утра.
Серый рассвет разнообразили звуки дома. Жильцы проснулись, заиграло радио. Елена выпила кофе, покурила, потом разбудила Никиту и заставила поесть. Тот, конечно, что-то промяукал – вроде того, что он не хочет, но съел всё.
Сын вообще мало разговаривал. Только по делу. В лексиконе не было слова «хочу», что Елену и радовало и пугало. Чтобы ребёнок в четыре года ничего не хотел? Это странно. Голубые глаза смотрели чересчур осмысленно, и кивал он тоже разумно.
– Никита, мама не может отдать тебя в садик.
Кивок.
– Тебе придётся посидеть дома одному.
Кивок.
– Ничего не бойся.
– Не боюсь.
И на этом Елена понимала, что в дальнейшие объяснения можно не вдаваться. Сын всё прекрасно понял. А если не понял, значит, такие вопросы его принципиально не волнуют.
Вот и сейчас, она поцеловала Никиту в лоб, дала лекарства и велела идти спать. А в обед пообещала прийти. Сын улыбнулся ей и пошёл в комнату.
– Господи, спасибо тебе, – сказала Елена.
Если бы её ребёнок был, как все обычные дети, она уже застрелилась бы. Но её сын ничего не просил, не ныл, вися на ноге, не кричал попусту и понимал всё с первого слова.
Елена быстро оделась, закрыла дверь на оба замка и спустилась на первый этаж. Не доходя до площадки, остановилась. Через несколько минут её ожидания вышел сосед, а Елена мастерски изобразила удивление:
– Ой, Анатолий Юрьевич, доброе утро! Как это мы всё время с вами вместе выходим?
– Утро доброе, Леночка, – поприветствовал молодую женщину сосед. – Ну что, на автобус?
– Конечно!
Елена работала совсем недалеко, всего три остановки. Была больница подальше, намного интереснее в плане зарплаты, и там тоже требовался медицинский персонал. Но другой конец города…
Нет, Елена не могла туда пойти. Лимит времени для возвращения домой – пятнадцать минут. Нельзя долго светиться на улице. В конце рабочего дня она всегда поджидала кого-нибудь в холле, выходила только с людьми и сразу бежала к остановке на первый же появившийся транспорт. Особенно сейчас, когда Никита лежал с воспалением лёгких.