Читать онлайн
История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Джон Бартон
История Библии: где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре

Посвящается Кэти

John Barton

A HISTORY OF THE BIBLE

The Book and Its Faiths

Original English language edition fi rst published by Penguin Books Ltd, London

Text Copyright © John Barton 2019 The author has asserted his moral rights All rights reserved.

Перевод с английского Владимира Измайлова

© Измайлов В.А., перевод на русский язык, 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Вступление: Библия в наши дни

Канадский литературный критик Нортроп Фрай (1912–1991) писал о Библии: «…непостижимым образом эта книга, необъятная, совершенно бесцеремонная, восседает, вальяжно раскинувшись, прямо посреди нашего культурного наследия… мешая всем нашим усилиям ее обойти» [1]. Возможно, кому-то покажется удивительным то, сколь велик интерес к Библии в нашей светской эпохе – а то, сколь он велик, ясно показали торжества в честь 400-летия Библии короля Якова, которую порой еще называют и «авторизованной»; даже те, кто не верит в христианство, по-прежнему очарованы мистической силой Книги Книг. В глазах верующих Библия часто предстает как вдохновленная Богом и обладающая высочайшим авторитетом во всем, что имеет отношение к вере и делам. Для неверующих она – стержневой документ западной культуры, и она по-прежнему влечет многих как собрание значимых литературных творений. История этих книг, история их распространения и толкований – это сокровенная суть истории всей литературы Запада.

Эта книга – рассказ о Библии. О далеких временах, когда она зарождалась в фольклоре и мифах; о том, как ее принимали; о том, как ее пытаются толковать в наши дни. Здесь мы поговорим о том, как возникала, передавалась, распространялась Книга Книг, и о том, как ее читали и что обретали в ней во все века, от древности до современной эпохи – и в переводах, и на изначальных языках. И надеюсь, после, когда мы узнаем все это, Библия утратит облик неприкосновенного монолита, затянутого в черный кожаный переплет – и мы снова начнем воспринимать ее как завершение долгого и волнительного пути, а еще ясно увидим, сколь по-разному ее читали на протяжении столетий. Конечно же, прежде всего будет ясно и то, как трудно перейти от Библии к религиозной вере: ни об одной из двух религий, притязающих на то, что в их основе лежат библейские книги – я имею в виду христианство и иудаизм, – в Библии прямым текстом не прочесть. А многое в ней даже таит проблему для иудейских и христианских верований. И это не только широко известные морально предосудительные сцены – скажем, когда Бог уничтожает невинных в историях о том, как израильтяне захватывают Землю Обетованную, – но и разнообразие жанров (повествование, пророчество, поэзия), многие из которых не особенно подходят для догматических дефиниций, и сама обстановка античных культур, которая во многом расходится с нашей. Но в то же время я намерен показать, что Библия – это важный источник религиозных прозрений, только ее нужно читать в изначальном контексте и на фоне условий, преобладавших во время ее написания.

Пока будет длиться мой рассказ о библейских книгах и их создании, история неизбежно примет в себя многое из того, что ей предшествовало. В Библии очень мало книг с простой композицией, написанных одним-единственным автором – напротив, большая их часть в высшей мере разнородна, а некоторые зависимы от других, и видно, как в более поздних книгах принимаются те, что были написаны раньше. По самой своей сути Библия – это запись диалога ее авторов и тех, кто передавал традицию. В одних ее книгах скрыты комментарии на множество других, и таких случаев немало. Да что мелочиться: даже Новый Завет не раз говорит о Ветхом! В том мире, где возник Новый Завет, Ветхий, почти весь, воспринимался как «Святое Писание» (я объясню, какой смысл скрывает этот обманчиво знакомый термин). Стоп, а стоит ли христианам вообще признавать Ветхий Завет? И если да, то в сколь великой мере? И опять же, как тогда читать его в свете новых веяний – идей Иисуса, Павла и других? Эти вопросы волнуют самую суть христианского богословия – и всегда ее волновали. В Новом Завете, во Втором послании к Тимофею 3:16, Ветхий Завет назван «богодухновенным» (в прямом переводе «навеянным дыханием Бога»). Христиане расширили эту идею и на книги Нового Завета. Впрочем, как именно эта вдохновенность влияет на образ воздействия Библии и на природу той власти, какую она проявляет над верующими, неясно. Сказав: «Библия вдохновенна», мы подразумеваем, что Бог причастен к ее созданию, но как в точности это происходит – о таком говорится крайне редко.

Моя дальнейшая цель – доискаться до сути того, как ныне обстоят дела с библеистикой. В наши дни Библию подвергают самому дотошному анализу. Уже появилось целое море теорий о ее истоках, смысле, статусе, – и обычный читатель просто рискует в этом море утонуть. Я расскажу, в чем сейчас согласны ученые – там, где они хоть в чем-то согласны, – а еще мы поговорим о спорах, обсудим альтернативы, достойные внимания, и обозначим области, в которых можно было бы действовать и поусердней.

Но я стремлюсь не только описать обстановку. Я выдвигаю и спорный аргумент, и он звучит так: Библию не «спроецировать» напрямую на систему религиозных верований и обрядов – ни на иудейскую, ни на христианскую. Да, Библия, расцениваемая как свод религиозных текстов, незаменима по многим причинам. Но христианство по сути своей – религия не библейская. Средоточием христианства не является книга, воспринятая как единое святое творение. И иудаизм, пусть он и в высшей степени почитает Еврейскую Библию, на самом деле не столь на ней «центрирован», как принято считать. Возможно, идеальный вариант «религии книги» – это ислам, и в сравнении с ним иудаизм и христианство весьма отдалены от своего главного священного текста. Библия очень непохожа ни на кредо, ни на великие «исповедания» веры – скажем, такие, как Аугсбургское исповедание для лютеран или Вестминстерское исповедание для некоторых кальвинистов. Библия – это истинное столпотворение сведений и фактов, и мало какие из них ясно обращены именно к вопросу о том, во что надлежит верить. А значит, история Библии – это рассказ о взаимном влиянии религии и книги, которых не спроецировать друг на друга «один в один».

Да, порой некие версии христианства притязают на право называться просто «библейскими» (подобного нельзя сказать ни об одной из версий иудаизма), но правда в том, что и устроение, и содержание христианских верований – даже среди христиан, искренне убежденных в том, что их вера целиком и полностью стоит на Библии – организованы и сформулированы совершенно не по-библейски. Это ясно заметно в том же христианском фундаментализме, который боготворит Библию, но понимает ее в высшей степени неверно [2]. Фундаменталисты благоговеют перед Библией, которой на самом деле не существует – и видят перед собой идеальный текст, идеально отражающий то, во что они верят. И мало того что описание Библии (со всеми ее изъянами и недостатками), приведенное ниже, неизбежно смутит тех, кто привык идеализировать Книгу Книг, – я еще и покажу, что Библия не является и не может являться всецелым фундаментом ни для иудаизма, ни для христианства. И я, последовав духу современной библеистики, приведу аргументы, подобающие критическому исследованию – иными словами, обращусь к Библии, не предполагая заранее, что любые ее изречения надлежит считать истиной в последней инстанции [3].

Если быть честным до конца, то никаких версий христианства или иудаизма, точь-в-точь соответствующих всем предписаниям Библии, не существует – просто потому, что Библия часто не является тем, во что ее превратили, и ее не раз читали так, как она читаться не должна. Например, в христианстве есть абсолютно центральные доктрины – скажем, тот же догмат о Троице, – о которых практически не упоминается в Новом Завете; и напротив, ряд главных идей Нового Завета – та же теория святого апостола Павла о «спасении благодатью через веру» – по крайней мере до эпохи Реформации никогда не были частью официальной ортодоксии и даже сейчас отсутствуют в Символах веры. Примерно так же изощренная сложность религиозных обычаев и традиций в ортодоксальном иудаизме выходит далеко за пределы всего, что могла подразумевать Еврейская Библия: например, запрет есть мясо и молоко во время одной трапезы, со всеми его последствиями для дизайна кухонь, в котором все призвано к одному – не допустить даже случайного соприкосновения мясных и молочных частичек, – привязан к строке из Исх 23:19 («Не вари козленка в молоке матери его»)^[1], но превосходит все, чего требует и мог бы потребовать сам текст: в большинстве своем это признают и сами иудеи.

Библия центрально важна и для иудаизма, и для христианства – но не как священный текст, из которого неким образом можно «вычитать» целые религиозные системы. Ее содержание проливает свет на истоки обеих религий, знакомит нас с классическими творениями духа, на которых они могут строиться – но не налагает на последующие поколения обязательств в том смысле, как мог бы это делать записанный закон. Библейские смыслы просто не предназначены для подобного. Библия хранит писания, придавшие облик двум религиям – и обретшие под влиянием этих религий свой облик – на разных стадиях их развития. И новые поколения верующих вольны и принимать их, и воспринимать их критически. Приписывать такому документу религиозный авторитет – значит расширить слово «авторитет» до самых его пределов. И поддержать подобное можно только одним путем: изобрести особые способы толкования этой книги и толковать ее иначе по сравнению со всеми остальными.

В священном тексте христианства смешано множество жанров – повествования, афоризмы, поэмы, послания, – и это вносит великую сложность в саму христианскую религию. В католичестве помимо Библии признаны и иные источники авторитета, но принято считать, что Священное Писание обладает неким совершенством. Протестанты создали теории, согласно которым в Библии тем или иным образом присутствует все, что имеет в религии хоть какое-то значение. Иные даже утверждали, что нельзя совершать никаких поступков, если в Библии нет их явного и ясного одобрения, и нельзя разделять никаких убеждений, помимо библейских «официальных директив». Мне кажется, это злоупотребление текстами. Да, они глубоко важны для христианской веры, но, возможно, они просто не в силах вынести бремя, которое на них порой возлагают. Иудаизм подходит к Библии несколько тоньше: иудеи почитают ее, как и многие христиане, но не уверяют, будто все в религии совершается поистине так, как об этом сказано в Библии, и признают развитие в новых направлениях. Тем самым у иудаизма есть священная книга и ряд религиозных верований и обычаев, но книга и вера, пусть и подходят друг другу, все же не соотносятся как «один к одному». Возможно, такая модель позволит нам понять и христианство намного лучше, нежели восприятие доктрин и религиозных практик как напрямую исходящих из Библии, распространенное среди протестантов. Так между Библией и религией появится свободное пространство – и, может быть, оно даст нам услышать, что говорит сама Библия, а религиозная вера сможет развиваться без сдерживающих пут по рукам и ногам. А об отношениях Библии и религии нам нужно говорить непрестанно – и можно даже сказать, что эти отношения требуют постоянных дипломатических переговоров.

Культурная Библия

В современном мире Библия присутствует двояко. Во-первых, в обществе Запада она выживает, как призрак, на границах культуры масс и элит, в облике фрагментов, цитат и аллюзий. Журналисты все еще могут предположить, что их читатели поймут смысл выражения «бой Давида с Голиафом» или уловят намек, если кто-то сошлется на любовь к деньгам как на корень всех зол – хотя, возможно, и не признают верного источника и решат, что это, наверное, Шекспир. Многим, скорее всего, знакомы такие цитаты:

Разве я сторож брату моему? (Быт 4:9)

Не одним хлебом живет человек (Втор 8:3)

Я остался только с кожею около зубов моих (Иов 19:20)

Дней лет наших – семьдесят лет (Пс 89:10)

Нечестивым же нет мира (Ис 48:22)

Соль земли (Мф 5:13)

Не бросайте жемчуга вашего перед свиньями (Мф 7:6)

Не было им места в гостинице (Лк 2:7)

Нет власти не от Бога (Рим 13:1)

Труд любви (1 Фес 1:3)

Но вот точный источник им, скорее всего, неизвестен, и еще менее вероятно, что они знают, какую роль эти фразы играли в своих изначальных книгах. «Библейская грамотность» все еще существует, и рекламодатели (помимо прочих) могут черпать из нее идеи. Кстати, вы не задумывались, сколь вездесущ образ Евы в рекламе? И как мгновенно потребители реагируют на все образные и смысловые аллюзии, связанные с яблоками, змеями и деревьями? [4]

Библия, вопреки предсказаниям атеистов, не исчезла и из массовой культуры – и, как уже говорилось, празднование 400-летия Библии короля Якова показало, сколь широко на Книгу Книг по-прежнему ссылаются грамотные и культурные люди, пусть даже их привлекает не столько смысл, сколько стиль (об этом в главе 18). Одно только издательство Оксфордского университета ежегодно продает четверть миллиона экземпляров Библии короля Якова [5]. Поразительно, сколь часто о Библии хвалебно отзываются атеисты, даже отстраняясь от ее религиозных притязаний. Ричард Докинз явно одобряет ее культурный статус и даже милует библеистов, когда обрушивает свои молнии и громы на теологов [6], а Филип Пулман проводит кампанию за то, чтобы по-прежнему учить школьников библейским историям и притчам, хотя и наряду с фольклорными сказаниями и мифами. У Пулмана есть своя мифология, явленная в его трилогии «Темные начала» (His Dark Materials) [8], и на определенном уровне она представляет собой сознательно антихристианскую переработку истории об Адаме и Еве. Обретение знания и осознание сексуальности он считает не злом, а благом, – вопреки тому, как их порой трактовали христиане, пытаясь истолковать Книгу Бытия.

Библия по-прежнему значительно влияет на культуру в США – в гораздо большей степени, нежели в Европе. Благодаря стойким традициям евангеликов во многих областях Америки Книга Книг сохранила заметное влияние даже на людей нерелигиозных. И если какой-нибудь политик критикует или игнорирует Библию – это политический просчет. Нет, это не значит, будто люди в большинстве своем очень часто и помногу читают Библию: она – икона, символ, знаковый образ, а не предмет для изучения [9]. Ряд штатов время от времени объявляют «год Библии» – например, так поступила Пенсильвания в 2012 году [10]. И даже пусть в теории государство и Церковь в США разделены, Библия широко присутствует в обществе как символ фундамента жизни христианской нации. В Великобритании, где приверженность Библии не столь велика, она по-прежнему исполняет роль священного предмета: например, многие все еще соглашаются приносить в суде присягу «на Библии». А еще можно купить особые Библии в переплете из белой кожи: такие держат невесты, когда их ведут под венец. И даже сейчас, когда привлекательность христианства слабеет и мало кто изучает Библию во всех подробностях, она все равно остается бестселлером почти во всех европейских странах.

Библия в общинах верующих

Второе место присутствия Библии в современном мире – общины верующих христиан и иудеев, и здесь она сохраняет центральную важность. За недавние десятилетия интерес иудеев к Библии возрос многократно: Еврейское издательское общество снова перевело Танах и выпустило двуязычную версию с параллельным английским текстом (1985, 1999); а еще появилась большая и внушительная Еврейская Толковая Библия [11]. (Пусть Библия и пользуется в иудаизме несомненным почтением, правоверные иудеи склонны изучать не ее, а Талмуд.) В христианстве Библия за последние шестьдесят лет тоже пережила великое возрождение. Со дней далекого 1962 года, когда Иоанн XXIII, папа римский, инициировал Второй Ватиканский Собор, стремясь преобразить и обновить Церковь, среди католиков римского обряда поощрялось изучение Библии, и те создали новые переводы Библии на большинство европейских языков и стали применять библейские учебные материалы (комментарии и руководства к чтению Библии) с прежде невиданным размахом. Документы Собора говорят о Библии так:

Поскольку все, утверждаемое богодухновенными авторами, или священнописателями, должно почитаться как утверждаемое Святым Духом, то нужно исповедовать, что книги Писания твердо, верно и безошибочно учат истине, которую Бог ради нашего спасения пожелал запечатлеть Священными Письменами. Итак, «все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности, да будет совершен Божий человек, ко всякому доброму делу приготовлен» (2 Тим 3:16–17, греч.).

Поскольку же Бог говорил в Священном Писании через людей и по человечеству, то истолкователь Священного Писания, дабы уяснить, что Бог хотел нам сообщить, должен внимательно исследовать, что священнописатели в действительности намеревались сказать и что Богу было угодно открыть нам через их слова [12].

В XX веке расцвели и протестантские церкви, сосредоточенные исключительно на Священном Писании – особенно разнообразные движения пятидесятников на «Старом» Западе и, прежде всего, в Латинской Америке, Южной Корее и Африке. В своем отношении к Библии многие из этих церквей подходят под описание консервативных (и даже фундаменталистских). Они настаивают: Библия абсолютно истинна, и Бог вдохновлял в ней каждое слово – причем необязательно диктовал, но явно влиял на ум писателей, чтобы те создали именно такое творение, какое Бог и желал уготовить для Церкви. Толковать Библию, как либералы с их излюбленной критикой? Невозможно! Сухо! Безжизненно! В этом нет веры! Это не подобает христианину! В Великобритании и Северной Америке возрастают, как правило, те церкви, которые склонны разделять подобный «консерваторский» подход к Священному Писанию. В них полагают, что всю христианскую веру можно вывести из Библии, в которой видится единственный источник истины и вдохновения. Так появились по меньшей мере пять принципов для прочтения Библии. Их часто поддерживают и более либеральные христиане, хотя и не в столь «концентрированной» версии.

Во-первых, нам следует читать Библию, ожидая, что все найденное в ней окажется истинным. Для некоторых христиан слова «произошло истинно», означают «случилось в прямом смысле, в реальной истории» – и все, что утверждает библейский текст, они принимают как точный факт. Но даже многие из тех, кто не разделяет подобного подхода, согласятся: Библию надлежит читать как заведомую истину, а не как заведомую ложь. Возможно, в ней скрыта иная истина – заключенная в поэтике, в символике, а не в фактах. Как правило, так и склонны считать более либеральные христиане. Но это не дает нам возможности предполагать, будто весь библейский текст – выражение ошибки. Даже если автор первой и второй глав Книги Бытия неточно выразил продолжительность времени, ушедшего у Бога на создание Вселенной, все же неприемлемо говорить, будто он просто ошибался насчет описываемых событий: должен быть некий уровень, на котором то, что он сказал, истинно. Некоторым библейским консерваторам – скажем, «младоземельным» креационистам – важно верить в то, что истинна хронология Ветхого Завета, согласно которой творение свершилось лишь около 6000 лет тому назад. Благодаря этому феномену возникли библейские тематические парки, в которых Адам и Ева гуляют вместе с динозаврами. Их особенно много в США: хорошим примером станет Парк Сотворения в Петербурге, штат Кентукки [13].

Во-вторых, Священное Писание надлежит читать как релевантное. Даже если апостол Павел говорит о проблеме, стоявшей перед ранней Церковью, но уже не возникающей в той же форме сегодня (например, о том, вольны ли христиане вкушать мясо, приносимое в жертву ложным богам – как в Рим 14 или 1 Кор 8 и 10), это не значит, что упомянутый текст уже не может ничего нам сказать. Именно нам и предстоит различить, что говорит нам Бог через внесение в Библию таких отрывков – это наша задача как читателей Священного Писания. Библия канонична, а значит, авторитетна – и в ней нет отрывков, уместных лишь когда-то давно: все, что написано в ней, дано нам в наставление.

А все, что писано было прежде, написано нам в наставление, чтобы мы терпением и утешением из Писаний сохраняли надежду.

Рим 15:4

Все это… описано в наставление нам, достигшим последних веков.

1 Кор 10:11

Следовательно, мы не можем, столкнувшись со сложным, приводящим в замешательство фрагментом, решить, будто он для нас сегодня просто бесполезен. Его сделали частью Священного Писания, а значит, он вечно важен для верующего христианина.

Принцип релевантности, как кажется, встроен в идею Священного Писания в большинстве религий, у которых есть священная книга – а может, и во всех таких религиях [14]. Ранние христиане возводили этот принцип почти в абсолют: они верили, в самом прямом смысле верили в то, что именно их жизнь, именно их времена были предсказаны в Писании Ветхого Завета. Это к ним обращался апостол как к «достигшим последних веков». А священнописатели предсказали грядущее, ибо их вдохновил Бог. Многие консервативные христиане по-прежнему считают это истиной и верят в то, что тексты Священного Писания относятся к современному мировому порядку, который авторы Библии (или Бог, говоривший через них) предвидели совершенно точно.

Это особенно заметно в таком явлении, как «христианский сионизм». Его приверженцы, христиане-евангелики, поддерживают государство Израиль, ибо возвращение иудеев в Святую Землю – одно из предвестий последних времен, о которых пророчит Библия. (За поддержку, оказанную Израилю, иудеи благодарны, но вот почему их при этом еще и пытаются обратить в христианство, они часто просто не могут понять.) Эти времена начнутся с «восхищения», когда истинно верующие будут взяты с земли и пребудут в безопасности с Иисусом (как и усопшие праведники, которые к тому времени уже будут воскрешены) – на все время бедствий, уготованных земле, прежде чем Иисус вернется и воцарится. Основой этого стал библейский стих из 1 Фес 4:17.

Потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними [с мертвыми] восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе [16].

Рынок полон «пророческих романов» на эти темы. Самый знаменитый и влиятельный – сериал «Оставленные» (Left Behind). Там, кажется, восемнадцать книг. Первая, так и названная, «Оставленные», представляет «восхищение» как событие, которое свершается во всем мире в мгновение ока. Самолеты падают с неба, когда на небо «восхищаются» пилоты; машины разбиваются в авариях; везде царят невыразимые страдания – но те, кто осознает, что происходит, обращаются в христианскую веру. В сюжет вплетены и другие темы современной американской мысли: русская угроза; нелюбовь к глобальным организациям, той же ООН; необходимость сохранить американскую культуру чистой и непорочной и спасти ее от демонических влияний того же Евросоюза. Естественно, далеко не все американские христиане поддерживают Израиль по причине того, что верят в такой сценарий. Но значительная часть – да, именно поэтому. Премилленаризм, как называют такую систему взглядов, среди евангеликов в англоязычном мире распространен очень широко.

Более либеральные христиане склонны расценивать релевантность Библии как непрестанную – иными словами, они считают, что Священное Писание говорит о важном во все времена, а не просто предсказывает точные обстоятельства современной эпохи. Очень многие христиане посещают курсы по изучению Библии, на которых участники вчитываются в строки и пытаются понять, чему Бог учит их через тот или иной фрагмент Библии. «Ничему» – этот ответ неприемлем.

В-третьих, в Библии все важно и проникнуто глубочайшей мудростью. В Писании нет никаких тривиальностей, ничего, что следует читать как поверхностное или незначительное – и в этом смысле данный пункт близок к предыдущему, о релевантности Библии. Библия – книга божественной мудрости. В ней нет никаких неважных текстов. Понять и принять это сложно: многие склонны считать, что некоторые части Священного Писания важнее других. Протестантам Послание к Римлянам ближе, нежели, скажем, Второе послание Иоанна или Послание Иуды – ведь именно Послание к Римлянам, с его доктриной «оправдания верой», стало краеугольным камнем большей части Реформации в XVI веке (смотрите главу 16). Но, строго говоря – и даже традиционалисты с этим согласятся – в Священном Писании нет иерархии: все вдохновлено Богом, а значит, все важно. Лютеране порой говорят о «каноне внутри канона», о главных текстах, поистине значимых, сокрытых в полумраке не столь значительных. Но почти все остальные протестанты, равно как и католики, не приняли такого подхода.

В-четвертых, Священное Писание непротиворечиво. Как считается, христианин-читатель не должен «натравливать» одну часть Библии на другую. Если кажется, что два текста противоречат друг другу, нужно вчитаться пристальнее и увидеть, что на самом деле их связь логична. Классический пример – мнимое расхождение апостолов Павла и Иакова во взглядах на благие дела, иными словами, на поступки, достойные награды. На первый взгляд апостол Павел отрицает, что люди оправдываются делами (см.: Рим 3:21 – 4:12), тогда как апостол Иаков утверждает, что благие дела жизненно важны – по сути, что «вера» в отрыве от благих дел пуста и ложна (см.: Иак 2:14). Некоторым христианам это расхождение казалось непримиримым. Мартин Лютер (1483–1546) даже предлагал исключить Послание Иакова из Библии – как противоречащее словам апостола Павла. Но для консервативных христиан подобное недопустимо. Они пытаются показать, что апостолы не противоречат друг другу, а их послания, пусть и ставят разные акценты, в конечном итоге совместимы. В каком-то смысле непротиворечивость Священного Писания подразумевается уже в утверждении о том, что оно истинно – ведь из двух посланий, несовместимых друг с другом, оба не могут оказаться правдой. И поскольку так все голоса Священного Писания обретают гармонию, непонятные фрагменты всегда можно объяснить в свете более ясных.

Кажется, непротиворечивость священных текстов заведомо признается во всех религиях, такими текстами обладающих. Иудаизм явно основан на предпосылке о том, что Библия логически последовательна, и в раввинистической литературе ряд споров призван показать, что мнимые расхождения на самом деле возможно примирить. В Вавилонском Талмуде (Шаббат, 13б) мы читаем о подвиге Анании, сына Езекии, примирившего мнимые противоречия между Книгой пророка Иезекииля и Пятикнижием (первыми пятью книгами Библии, от Бытия до Второзакония) – и пока он примирял все эти противоречия, на поддержание огня в его лампаде ушло триста больших кувшинов масла! Но иудаизм признает, что тексты Библии порой могут вступать в диалог друг с другом и из их «творческого конфликта» может родиться нечто благое, тогда как в христианстве такая точка зрения не снискала себе многих сторонников. Христиане склонны полагать, что все святые тексты должны звучать в унисон. В этом убеждении и скрыта истинная причина стремления услышать созвучие Евангелий и увидеть за повествованиями в различных Евангелиях, на первый взгляд разными, единый и связный рассказ. У таких трудов давняя традиция, восходящая к первым векам христианства. Порой христиане могут считать, что незначительные расхождения в Евангелиях на самом деле не имеют значения – так, скажем, считал Августин [19] – поскольку в важных вопросах, связанных с истинностью послания, они единодушны [20]. Но ревнителям традиций это, наверное, покажется началом опасного пути по скользкому склону – прямо к сомнениям в истинности уже самой Библии.

В-пятых, Священное Писание предназначено для того, чтобы читать его в согласии с сутью христианской веры – иными словами, с тем, что ранние христиане называли «правилом веры» (смотрите главу 13). Это своего рода основа вероисповедания, краткий итог того, во что надлежит верить. Порой современные поборники так называемого богословского прочтения Библии говорят, что мы должны читать «по правилам», и используют этот термин формально, ссылаясь на то, что Священное Писание подвластно правилу веры [21]. Если толкование библейского отрывка идет вразрез с тем, во что верят христиане – значит, это неверное толкование! У этой идеи есть параллели и в иудаизме, хотя там этот вопрос особо не обсуждается. Но в обеих религиях неприемлемо читать Библию, заведомо полагая, будто она противоречит главным доктринам веры – особенно если эти верования, как принято считать, изначально почерпнуты именно из Библии (а так считается по крайней мере во многих формах христианства). Отношения веры и Библии можно понимать по-разному, и мы увидим, что это в высшей степени сложная проблема, – но предполагается, что они взаимно поддерживают друг друга, а не пребывают в противоречии.

Кстати, Послание Иакова может дать нам прекрасный пример – вот к нему и предлагаю вернуться. Если теория оправдания одной лишь верой поистине играет в христианстве центральную роль, тогда в строки Послания Иакова нужно вчитываться как в подтверждение этой мысли, пусть внешне их смысл говорит об ином. Должно быть, о том, что вера мертва без добрых дел, послание говорит не в прямом смысле, – а на самом деле в нем сказано, что настоящую веру можно увидеть только в добрых делах, совершаемых верующими: без таких дел их вера только мнима. (Может быть, это и есть верное истолкование Послания Иакова, но я говорю лишь о том, что приверженность идее согласованности Библии с христианским учением обязывает толковать его именно так – в той или иной степени.) Примирение Библии с традициями веры – дело непростое, пусть даже те, кто им занимается, могут сказать, что примирять-то и нечего, а вера и Библия сочетаются идеально, просто иногда нужно показать, что это так – из-за того, что верующие порой сомневаются и боятся. А я, помимо прочего, стремлюсь показать другое – то, что на самом деле непримиримые моменты есть, а вероисповедания, притязающие на единодушие с Библией, совпадают с ней не во всем, хотя и очень тесно связаны. В более консервативных христианских и иудейских кругах этого сразу не примут, хотя есть и иудеи, и христиане, более открытые к идее о том, что религия и святой текст отличаются друг от друга. Впрочем, есть и те, кто даже не уделяет Библии особого внимания. Но условия спора, как правило, в обеих религиях устанавливают почитатели традиций. И я постараюсь охватить самые разные убеждения, имеющие отношение к Священному Писанию – по мере рассказа о том, как Библия и вера соотносились в веках.

Мир древний и современный

Итак, Библия ни в коей мере не исчезла из современного мира. Но она живет скорее как культурный или религиозный символ. Она отличается от других книг. И в светском мире, и в религиозном мире ее не читают – ее почитают. И в культуре, и в религии она воспринимается как уникальная, особенная книга, и многие вопросы, которые мы задаем о других книгах, просто игнорируются. Как ее написали? Кем были ее авторы? И прежде всего – каков ее истинный смысл? Во многих христианских кругах заведомо предполагают, что Библия обращена к общинам современных христиан и что вопросы о ее истоках и истории – это дело десятое. Но более светские читатели, как и христиане менее консервативного толка, все же иногда задают такие вопросы. И, возможно, их удивит то, сколь на многие из них можно ответить.

Библия может считаться вполне современной книгой – в том смысле, что она по-прежнему жива в обычаях христианства и иудаизма. Но она определенно и древняя, и ее можно понять лишь как итог долгой и часто загадочной истории. Модель духовного авторитета, принятая в фундаментализме, и даже официальное отношение к ней в церквях, к фундаменталистам не принадлежащих, замалчивают этот исторический аспект, воспринимая Библию в каком-то смысле как единую книгу. Например, Церковь часто отвечает на те или иные вопросы «на библейских основаниях», оценивая Библию как единый и неразрывный источник – в отличие от разнообразия более поздних писаний. И с точки зрения истории это не только уводит нас по неверному пути, но и заглушает разные голоса в Библии, не позволяя нам их услышать – даже пусть почтение к Библии по-прежнему остается благоговейным. По словам англиканина Ричарда Хукера (1554–1600), великого литератора XVI века, «невероятные восхваления, воздаваемые людям, часто преуменьшают и принижают доверие к тем похвалам, которые заслужены ими с полным правом, и подобным же образом нам надлежит, проявив великую осторожность, не приписывать Священному Писанию более того, чем оно может обладать, чтобы этим неправдоподобием не ослабить благоговейное почтение к его истинным преизобильным дарам» [22].

Хукер создает фон для моего отношения к Библии в этой книге. Я хочу показать, как она появилась, как развивалась, чему служила и как ее толковали на протяжении лет в христианстве и иудаизме. В ходе этого я подвергну сомнению склонность приверженцев религии воспринимать Библию как нечто столь уникальное, что ее нельзя читать, как любую другую книгу – «приписывать Священному Писанию более того, чем оно может обладать», как это выразил Хукер. И тем не менее, в то же время я не стремлюсь преуменьшать чувство, которое разделяют и верующие, и многие неверующие: чувство того, что Библия – это собрание великих книг. То, что она не идеальна (да и какая книга может считаться идеальной?), вовсе не значит, будто она плоха – напротив, в Священном Писании присутствуют одни из самых проникновенных текстов, какие только созданы родом человеческим. У меня нет намерения «ослабить благоговейное почтение к его истинным преизобильным дарам». Сперва это, возможно, поразит некоторых читателей и покажется некой неуклюжей попыткой сохранить баланс. Но, надеюсь, к концу книги я сумею показать: именно этот подход отдает должное реальной Библии, той, какой она является на самом деле, а не воображаемой Библии, существующей лишь в некоем теоретическом измерении. Вот что сказал об этом полтора века тому назад Чарльз Уиклиф Гудвин:

Если мы признаем, а исторически и по существу это так, что миссией еврейского народа было заложить на земле основы религии и что по воле Провидения народ этот стремился именно к такой цели, разве не наше дело и не наш долг рассмотреть то, как это происходило в действительности? И разве не следует нам, не строя для себя теорий о том, каким следует быть откровению – или как мы справились бы с этой задачей, если бы ее доверили нам, – спросить о том, как Богу было угодно это сделать?.. Есть расхожее мнение, согласно которому Библия, неся на себе отпечаток Божественной власти, должна быть завершенной, идеальной и безупречной во всех своих частях, и тысячи сложностей и нелогичных доктрин проистекли именно из этой теории [23].

План книги

Ветхий Завет, называемый также Еврейской Библией, пришел к нам с Ближнего Востока. И нам не понять его смысла, если мы не будем знать, как складывалась история Израиля в то время и какие языки звучали тогда на его земле. Я начну с IX–VIII веков до нашей эры, с эпохи великих пророков и двух царств, на которые разделился еврейский народ, когда книги начали обретать облик. Все, или почти все книги были завершены к эпохе Александра Македонского (356–323 гг. до н. э.).

Потом я перейду к содержанию Еврейской Библии и подробно опишу четыре ее главных жанра: прозаическое повествование, наставления в законе и мудрости, пророчества, а также псалмы и другие поэмы. Разнообразные стили повествований (глава 2) помогут нам лучше понять их характер и дадут кое-какие подсказки и об их авторах, и о том времени, когда сочинялись книги. А когда мы прочтем их, встанет проблема, к которой мы будем возвращаться снова и снова. Книги просто рассказывают историю! Они не дают указаний насчет того, во что верить или как поступать! Выходит, путь от библейского текста к религиозным верованиям и обычаям, принятым в иудаизме и христианстве наших дней, крайне извилист? Наставления в законе и мудрости (глава 3), как кажется, более откровенны в плане требований и советов. Но даже столь универсальные тексты, как Десять заповедей, предполагали наличие общества совершенно иного, нежели наше. И они были написаны именно для него – а сегодня их не применить, если не истолковать при этом очень широко. И в еще большей степени это справедливо для книг пророков (глава 4). Пророки творили в дни различных политических кризисов в израильской истории – и очень часто говорили загадками. И, наконец, я рассмотрю поэтические тексты (глава 5), особенно Псалтирь, и мы поговорим об истоках и назначении псалмов. Псалмы, согласно датировкам, появлялись в самые разные периоды истории Израиля, от эпохи царя Давида (XI или X века до нашей эры) до эры Маккавеев (II век до нашей эры). Одна важная теория предполагает, что псалмы предназначались для литургического богослужения в Храме Соломона, но многие из них могли возникнуть и как личные молитвы. С уверенностью можно сказать одно: псалмы дают краткое представление о многих религиозных темах, характерных для мысли Древнего Израиля, – и эти темы повторяются в позднем иудаизме и в христианстве.

Новый Завет, как и Ветхий, имеет смысл лишь на фоне своего исторического контекста. В главе 6 описан мир, в котором возникло христианство, и особенное внимание уделено расцвету иудаизма в различных общественных и религиозных группах: среди фарисеев, саддукеев и третьей группы, в будущем самой успешной – первых христиан. Самые ранние уцелевшие тексты этой новой религии – это не Евангелия, а послания апостола Павла, написанные, как указывает датировка, в 50-х годах нашей эры, примерно двадцать лет спустя после распятия Иисуса. Толкование посланий Павла – важная отрасль библеистики, и того, что в ней воцарится единодушие, пока, что говорится, не стоит опасаться. Но мы можем отобрать ряд важных элементов в его мировоззрении и учении – о спасении людей; об отношении христианства к иудаизму; о значении смерти и воскресения Иисуса; а также о том, как они связаны с апогеем человеческой истории, который, как считал апостол Павел, был близок и неминуем. Евангелия и Деяния апостолов (глава 8) возникли во второй половине I столетия. Сейчас почти всеми признано, что Евангелие от Марка появилось первым, а Евангелие от Иоанна – последним. Но как именно и где были написаны три синоптических Евангелия – от Марка, Матфея и Луки? Какими источниками пользовались их авторы? Для всех ли христиан предназначались Евангелия – или только для общины, в которой возникли? Эти вопросы бесконечно интересны библеистам. Скажем, Книга Деяний образует второй том Евангелия от Луки. Но была ли она написана одновременно с первым? Или гораздо позже? В этой главе я стремлюсь показать, как мало нам известно, несмотря на великое множество теорий.

Весьма распространено убеждение в том, что содержание Библии определялось на нескольких церковных Соборах, первый из которых прошел лишь в IV веке нашей эры, и там церковные авторитеты исключили значительный корпус трудов, сочтя их еретическими. В третьей части книги это убеждение оспаривается. На самом деле мало какие решения принимались о том, чему быть каноничным, а чему – нет. Все, или почти все книги Ветхого Завета (Еврейской Библии) принимались как Священное Писание при самой широкой и единодушной поддержке, и порой даже вскоре после того, как их сочинили. Споры возникали лишь на периферии. В ранней Церкви (глава 10), как и в иудаизме, книги принимались и цитировались задолго до того, как появлялись любые формальные постановления о рамках канона. Там, где такие постановления были, они, как правило, просто подтверждали уже существующее положение дел, в то же время оставляя кое-какие книги в непрестанно «подвешенном» состоянии. Книги, которые исключались активно (глава 11) почти всегда были написаны позднее и оказывались не столь надежны, как принятые. Тем, что у нас вообще есть Библия, мы обязаны поколениям писцов, делавшим рукописные копии текстов. И дальше (глава 12) я перейду к тому, как они передавали Библию. Здесь проявится очень важный контраст: иудаизм уже давно наделил авторитетом единый текст Еврейской Библии, в то время как у христиан официального текста никогда не было – они располагали лишь множеством разных рукописных традиций. Все отпечатанные Еврейские Библии восходят к единому манускрипту XI века, а вот все отпечатанные экземпляры Нового Завета основаны на сравнении различных рукописей. Об искусстве такого сравнения я расскажу на примерах, и должен предупредить, что точный порядок слов в Новом Завете определить очень сложно: всему виной недостаток такого текста, с истинностью которого согласились бы все.

Есть ли у Библии единая тема или всеохватный смысл? Христиане, как правило, говорят «да». В главе 13 я попытаюсь определить эти тему и смысл, а наряду с этим устрою фон для последующих глав, в которых этот вопрос рассмотрен уже в деталях. В раввинистических прочтениях Библию склонны воспринимать не как неразрывное произведение, а как собрание изречений, каждое из которых способно пролить свет на другие. Я приведу примеры такого контраста в главе 14. Да, иудейские и христианские толкования временами влияли друг на друга. Но по большей части они формируют две отдельные системы, хотя в обеих Священное Писание по традиции толковали в поддержку своих религиозных воззрений. Эти воззрения частью взяты из Библии, частью нет. Очарование библеистики отчасти кроется именно в том, как взаимно влияют друг на друга поверхностный смысл библейского текста и те смыслы, которые вложили в него толкователи. В Средневековье (глава 15) склонность читать текст в свете своих верований проявляется еще ярче – впрочем, как и акцент на Библии (верно понятой) как на источнике всей религиозной истины. В эпоху Реформации (глава 16) Библию читали по средневековым лекалам – но тогда же и подготовили почву для критических вопросов, которым предстояло стать характерной чертой эпохи Просвещения и современной библеистики. Мартин Лютер особенно яро проявил себя в роли первопроходца, готового оспорить части Библии на основе богословских принципов.

Обсуждение эпохи Просвещения и ее современного наследия (Глава 17) я начну с идей Спинозы (1632–1677). Спиноза сомневался в библейских чудесах и искал им естественных объяснений. А еще он оспорил традиционно приписываемое авторство библейских книг и ввел различие между смыслом текстов и их истинностью, ставшее ключевым для всех последующих библейских исследований. Библейская критика развилась в XVIII–XIX веках; именно тогда она и разработала типичные аргументы и выводы, представленные в первой части этой книги. В главе 18 я исследую библейские переводы – начиная с III или II века до нашей эры, когда Еврейскую Библию переводили на греческий, и заканчивая нашей эпохой. Я рассмотрю версию короля Якова и ее наследие, а также дальнейшие попытки перевести Библию на английский с самого начала. Переводы ставят вопросы не только о смысле текста, но и о его истолковании, и в посвященной им главе я обсуждаю и те пути, по которым ряд современных переводов проник в споры толковников.

Да, изучение Библии бросает вызов религиозной вере и обычаям. Но оно же и питает их. И потому завершающую главу я посвящу размышлениям о том, как Библия относится к своим обетованиям, и о том, в чем именно она не полностью совпадает с иудаизмом и христианством.

I. Ветхий Завет

1. Древний Израиль: язык и история

Родина Библии – Восток Средиземноморья. Почти весь Ветхий Завет, названный так христианами, возник на землях, ныне принадлежащих Израилю и Палестине, причем большую его часть, вероятно, написали в Иерусалиме. Возможно, кое-что пришло из Месопотамии (ныне Ирак), куда многих евреев изгнали в VI веке до нашей эры, и из Египта, где с тех же времен обитала зажиточная еврейская община. Можно предположить, что в Ветхом Завете есть очень древние фрагменты, созданные в X, а то и в XI столетии до нашей эры. Но в наше время ученые склонны полагать, что первые книги Ветхого Завета возникли в VIII веке, в ту же эпоху, когда, как считают, творил Гомер, а последняя по времени – Книга Даниила^[2] – появилась во II веке до нашей эры.

Да, уже здесь нас поджидают сюрпризы! Как можно такое предполагать? А как же вера в то, что целые разделы Библии намного старше? А истории Авраама, Исаака, Иакова в Книге Бытия? Они ведь восходят ко второму тысячелетию до нашей эры! Да, библейская история охватывает очень долгий период. Но книги, которые о нем рассказывают, не восходят в своей письменной форме к столь древним временам. Это почти несомненно. И ранние истории в Книге Бытия, и рассказы о деяниях Моисея в Книге Исхода – скорее всего, просто записанная версия сказаний, изначально передаваемых из уст в уста в культуре, по большей части неграмотной. Ряд библеистов даже склонен считать их сознательным вымыслом. (Достоин внимания тот факт, что и Моисей, и его предшественники после первых рассказов о них крайне редко упоминаются снова – до своего нового появления в литературе, которая, в чем мы уверены, восходит к VI веку до нашей эры; особенно это касается Книги пророка Исаии, глав 40–55.) Выходит, история об истоках Израиля – это в лучшем случае народная память, та самая, которая сильно теряет в точности спустя пару-тройку поколений. А значит, у нас почти нет никаких представлений об истории Израиля в те времена, о которых говорят первые книги Библии – Пятикнижие (на греческом это название звучит как «Пентатевх», «пять свитков»: Бытие, Исход, Левит, Числа и Второзаконие).

А что, если взглянуть на другой конец хронологии? Это вряд ли широко известно, но некоторые из книг Ветхого Завета появились позже древнегреческих трагедий и трудов Платона и Аристотеля. Отчасти все обстоит так потому, что поздние книги склонны притязать на древнее происхождение: Книга Екклесиаста (на иврите «Кохелет») притязает на то, что ее автором был царь Соломон, живший в X веке до нашей эры, а Книга Даниила – на то, что написана почти в то время, когда жил пророк Иеремия, то есть в годы Вавилонского плена, а это VI век до нашей эры. Но сейчас все сходятся на том, что обе книги – творения гораздо более позднего периода. Причем Книга Даниила создана весьма и весьма поздно – во II веке до нашей эры, в эпоху Маккавеев, бывших иудейскими борцами за свободу, а потом основавших собственную династию. Итак, Ветхий Завет не восходит к какому-либо единому периоду в истории Израиля, а рожден в самых разных временах и местах. Это национальная литература маленького народа: Израиль по размерам сходен с Уэльсом или со штатом Мэн. До современной эпохи Израиль был по-настоящему независим лишь на протяжении нескольких кратких столетий, возможно, с X по VII век до нашей эры. Все остальное время он пребывал под властью главных держав, правивших в регионе, будь то Египет, Ассирия, Вавилония – или эллинистические государства, что властвовали на Ближнем Востоке после смерти Александра Македонского в 323 году до нашей эры. Израиль сам по себе не играл никакой сколь-либо важной роли в геополитическом плане, но лежал в самом центре различных ближневосточных торговых путей и был открыт для влияний более крупных и значимых соседей.

И если мы хотим понять развитие национальной литературы Израиля, то должны держать в уме краткий очерк его истории, проходившей в древнем мире Ближнего Востока, – мире гораздо более обширном. Но история, воссозданная учеными наших дней, заметно отличается от ветхозаветной – и потому сперва мы коротко расскажем именно о последней, а потом перейдем к современным реконструкциям.

Библейская история

Ветхий Завет создает впечатление того, что корни израильского народа уходят в глубь второго тысячелетия до нашей эры. От времен Авраама, Исаака и Иакова, от жизни Иосифа и его двенадцати братьев до деяний Моисея минует очень много лет. Много их проходит и от дней Моисея до эпохи первых царей Израиля – Саула, Давида и Соломона. В Книге Бытия праотцы переселяются из Месопотамии в Землю Обетованную, но по-прежнему поддерживают отношения со своими родичами, оставшимися на востоке. После, в дни голода, они уходят в Египет, а Иосиф, ушедший туда прежде них – или, вернее, уведенный с караваном как раб, – к тому времени становится влиятельным египетским сановником. Ветхий Завет слегка упоминает о хронологии событий, позволяя нам предположить, что все они, возможно, свершились в XIV веке до нашей эры. Потом еврейский народ возвращается в Землю Обетованную – на этот раз с запада, из Египта, под предводительством Моисея. Евреи сорок лет странствуют по пустыне, получают Десять заповедей и другие законы и наконец входят в Землю Обетованную; возглавляет их уже Иисус Навин. Примерно к XI веку до нашей эры, уже обосновавшись в Земле Обетованной, они живут под властью людей, которых Ветхий Завет называет «судьями»: это племенные вожди, которые возвысились настолько, что стали править всем Израилем. Им противостоят другие местные народы, скажем, те же мадианитяне. Впрочем, первой серьезной угрозой становятся филистимляне, чужаки, пришедшие на запад Земли Обетованной (сейчас там сектор Газа). Местный вождь Саул, оказавшись на высоте положения, отражает нападение филистимлян и становится первым царем над всеми коленами Израилевыми на севере Земли Обетованной, – и лишь южное колено Иуды сохраняет свою независимость. Саул погибает в битве с филистимлянами, и ему на смену приходит Давид, иудей из Вифлеема. Он объединяет Иудею и Израиль в единое царство со столицей в Иерусалиме, но союз нестабилен и непрестанно рождает конфликты. В эпоху Давида и его сына Соломона Израиль расширяет свое господство на земли малых народов, населяющих округу – Моав, Аммон, Идумею и даже Арам (ныне Сирия), так что можно говорить даже об Израильской империи. А помимо этого, Соломон строит в Иерусалиме величественный храм – как центр почитания Бога.

Это апогей истории Израиля – в том виде, в каком ее представляет Ветхий Завет. После смерти Соломона старый раскол между севером и югом проявляется вновь и возникают две области: Южное царство, или Иудея, и Северное Израильское царство. Последнее иногда называют «землей Ефремовой» – по имени главного колена, населявшего его территорию. Впрочем, творцов Ветхого Завета – которые, как можно предположить, по большей части жили в Иерусалиме – интересует именно Иудейское царство. И все же у нас есть истории и о севере – те же предания о пророках Илии и Елисее, вершивших свои деяния в IX веке до нашей эры при разных царях. Среди этих правителей были и печально известный Ахав, и его царица Иезавель, причисленные в ветхозаветной Третьей книге Царств к отступникам от истинной религии Израиля за поклонение богу Ваалу. Израиль непрерывно, хотя и не очень решительно, воюет с Арамом на протяжении всего века, пока в VIII столетии до нашей эры Ассирийская держава со столицей в Ниневии (в наше время там неподалеку Мосул), стремительно возрастив боевую мощь, не уничтожает Северное царство.

И пошел царь Ассирийский на всю землю, и приступил к Самарии, и держал ее в осаде три года. В девятый год Осии взял царь Ассирийский Самарию, и переселил Израильтян в Ассирию.

4 Цар 17:5–6

Иудейское царство, как говорит нам Библия, выживает и остается крошечным и независимым, но в начале VI века до нашей эры, в свою очередь, падает под натиском вавилонян, к тому времени занявших место ассирийцев. Храм уничтожен, земля разорена. Так начинается Вавилонский плен: все вожди или казнены, или уведены в Вавилон, и оставлены лишь «несколько из бедного народа земли» (4 Цар 25:12).

Ветхий Завет называет ряд важных деятелей эпохи Вавилонского плена – главным образом это Иеремия и Иезекииль, – но почти ничего не сообщает нам о том, что делали изгнанники и какие страдания им пришлось перенести. В том же VI веке до нашей эры, только чуть позже, персидский властитель Кир Великий покоряет Вавилон, бывший под властью последнего вавилонского царя Набонида, и политика империи меняется: пленным позволяют вернуться в родные края.

…так говорит Кир, царь Персидский: все царства земли дал мне Господь Бог небесный, и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее. Кто есть из вас, из всего народа Его, – да будет Бог его с ним, – и пусть он идет в Иерусалим, что в Иудее, и строит дом Господа Бога Израилева [1].

1 Ездр 1:2–3

Группа евреев возвращается в Иудею и начинает заново строить Храм (как правило, его называют Вторым Храмом, отличая тем самым от изначального Храма, построенного при Соломоне). Об их деяниях гласят Книги Ездры и Книга Неемии. Все представлено так, будто именно Ездра и Неемия управляют жизнью евреев согласно Торе – великой книге закона, данной самим Богом; видимо, под ней нам следует понимать Пятикнижие. После Книги Неемии мы узнаем еще кое-что о периоде владычества персов, и, судя по Ветхому Завету, значимая история Израиля – проходящая под водительством Бога Израилева – в той или иной степени завершена. Попытку рассказать о жизни еврейского народа при персах предпринимает лишь Книга Есфири.

В конце IV века до нашей эры, а если точнее, то в 333 году до Рождества Христова, в битве при Иссе, Персию сокрушает Александр Македонский. О том, как евреи живут в Земле Обетованной при его преемниках, мы читаем уже только в Книгах Маккавейских^[3]. И узнаем, что один из преемников, Антиох IV Эпифан, в начале II века до нашей эры пытался искоренить иудаизм, но против него выступили Иуда Маккавей с братьями. Иосиф Флавий, иудейский историк, сообщает нам, что потомки Маккавеев основали в Иерусалиме новую царскую династию, и впервые со времен Вавилонского плена иудеями правил царь-еврей. Но эти сведения исходят не из Ветхого Завета: там история Израиля сходит на нет еще в эпоху персов.

Современные реконструкции

Наверное, в истории Израиля – в ее «ветхозаветном» виде – нет ни единого эпизода, во мнениях о котором ученые наших дней согласны во всем. Одни, ревностно следуя традициям, воспринимают ветхозаветное повествование как вполне точный отчет о событиях – если не доказано обратное, – и склонны считать даже рассказы о раннем Израиле (до монархии) правдивыми в общих чертах [2]. Другие, которых часто называют минималистами, полагают, что история эта – по большей части вымысел. Некоторые даже полагают, что очень малая часть Ветхого Завета была написана до эпохи Александра и его преемников, иными словами – прежде IV века или даже начала III столетия до нашей эры. Почти все ученые, изучающие Ветхий Завет, пребывают меж этих двух крайностей. Датировать библейские тексты необычайно сложно. У нас нет манускриптов, восходящих к библейским временам, и самые древние наши источники – это свитки Мертвого моря, созданные самое раннее во II веке уже нашей эры. Поэтому основой датировки могут стать лишь содержание библейских книг, их стиль и их лексикон – а не веские доказательства, скажем, такие, как время создания реальных свитков, – и полного согласия нам не достичь. А кроме того, трудно не поддаться впечатлению того, что воссоздание истории Израиля по большей части зависит от темперамента исследователей, вовлеченных в него, и от их скептицизма или, напротив, легковерия, а часто и от их религиозных установок. Считают ли они Библию Святым Писанием – то есть священным текстом, обладающим признаками, о которых мы кратко говорили выше? Равнодушны ли они к этой идее? А может, враждебны по отношению к ней? И пока мы пытаемся узнать хоть что-нибудь ценное об истории Израиля и выстроить прочный исторический остов, в рамках которого сможем решать, когда были написаны разные книги Библии (а ведь именно это нас сейчас и заботит), можно просто прийти в отчаяние. Ведь если у нас нет согласованной истории народа, нам никогда не написать историю его национальной литературы!

Впрочем, это неуместный пессимизм. На самом деле историю Израиля в определенные периоды воссоздать можно. И мы часто можем сказать, где библейское повествование приближается к вымыслу, а где оно основано на исторической действительности. Древняя история – период, предшествующий расцвету монархии – поистине фрагментарна. В Библии патриархи (Авраам, Исаак, Иаков и его двенадцать сыновей) и поколение, возглавленное Моисеем, представлены как последовательные: Авраам приходит в Землю Обетованную, его потомки отправляются в Египет, потом они же под началом Моисея возвращаются назад. Но, возможно, мы заметим здесь иные, фундаментальные традиции. Одни предки израильского народа пришли с востока, из Месопотамии или Сирии; другие – с запада, из Египта. Ряд ученых предполагает, что Библия упорядочила традиции, желая создать впечатление того, что еврейский народ испытал и то, и другое. Но за объединенной историей кроются две другие, совершенно различные, и произошли они с двумя абсолютно разными группами [4]. В обоих преданиях видна уверенность в том, что израильтяне не происходили из Палестины, а пришли откуда-то еще, и эта идея, как кажется, прочно укоренена в традициях Пятикнижия. Но предания отражают впечатления и народную память тех, кто населял Землю Обетованную в период, который мы ассоциируем с эпохой «судей», которая предшествовала монархии! Они почти ничего не говорят о втором тысячелетии до нашей эры! «Израиль» один раз упоминается на стеле, найденной в египетских Фивах в 1896 году – в памятной надписи в честь одержанной над ним победы. Стела принадлежит Мернептаху, фараону Египта. Возвели ее, скорее всего, примерно в 1215 году до нашей эры – и это знак того, что люди, называвшие себя израильтянами, в XIII веке до нашей эры уже населяли Палестину, бывшую в то время под властью египтян. Но больше нам ничего о них не сообщают. Да и Израиль, помимо этого случая, никогда не упоминается ни в каких древнеегипетских текстах.

В XX веке некоторые библейские археологи развили теорию, согласно которой в преданиях о патриархах отражены обычаи, известные по текстам второго тысячелетия до нашей эры – из месопотамских документов, найденных в городах Мари и Нузи, – а не те, по которым жили в более поздние времена в Израиле. И потому, уверяли они, эти предания истинны – или, по крайней мере, основаны на традициях того периода! Например, в Книге Бытия есть три истории, в которых один из патриархов выдает свою жену за сестру, после чего ее забирает в свой гарем чужеземный правитель, а мужа благодаря этому оставляют в живых (Быт 12, 20, 26).

Когда же он [Аврам] приближался к Египту, то сказал Саре, жене своей: вот, я знаю, что ты женщина, прекрасная видом; и когда Египтяне увидят тебя, то скажут: это жена его; и убьют меня, а тебя оставят в живых; скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя, и дабы жива была душа моя чрез тебя.

Быт 12:11–13

Сторонники такой теории утверждали, что в Мари и правда порой заключались браки между братом и сестрой, а в Израиле в более поздние времена кровосмесительная связь считалась инцестом. Выходит, эти предания – из «доисторических» времен! И у нас есть верные сведения о древнейших праотцах народа Израильского! [5] Впрочем, со временем от такой цепочки рассуждений по большей части отказались. В этом конкретном случае вся суть истории в том, что женщина, о которой идет речь, не приходится сестрой патриарху. Называя ее «сестрой», он стремится себя защитить, идет на обман и скрывает истину, а вот это как раз и предполагает, что сестры не могли быть еще и женами, – как и обстояло в исторические времена. Мы все еще можем верить в то, что предания о патриархах хранят некую народную память из прежних эпох. Их имена в более позднее время встречаются в Израиле весьма нечасто. Может, они и правда происходят из эпохи, предшествующей монархии? Но насколько именно они древние – этого мы сказать не в силах [6].

Сходная ситуация и с именами, связанными с Исходом. Иногда они несомненно египетские. Отзвук имени Моисея слышен в широко известных египетских именах, таких как Тутмос. Аарон и Финеес, другие герои предания, тоже наделены египетскими именами. Должно быть, традиция Исхода сохранила некую народную память о том, как праотцы Израиля пребывали в Египте. Но это вовсе не значит, будто они непременно были потомками той группы, которая во главе с патриархом изначально пришла с востока, из Месопотамии. И возможно, мы, как предполагалось выше, имеем дело с двумя параллельными потоками воспоминаний. Неясно даже, чье предание древнее. Если стела Мернептаха сообщает о группе, заселившей земли под предводительством Иисуса Навина, преемника Моисея, а предания о эпохе патриархов касаются народа, жившего под властью людей, которых мы называем «судьями», тогда, вероятно, традиции в Книге Исхода на самом деле древнее тех, что отражены в Книге Бытия. Племена, над которыми властвуют «судьи», носят имена двенадцати сыновей Иакова, и может быть, предания о них, приведенные в Книге Бытия, могли легко отразить народную традицию из эпохи «судей». Впрочем, это все спекуляции, и вполне вероятно, что последовательность рассказов, которую предлагает нам Библия, верна.

И что нам теперь делать? Ведь уже одно это раздирает библейскую историю о Древнем Израиле на лоскуты! Что у нас остается? Чувство того, что праотцы израильтян не родились в Палестине, а пришли откуда-то еще – как те же филистимляне, которые в то же время явились, скорее всего, с Крита? Недавние археологические находки ставят под сомнение даже это! [7] Книга Иисуса Навина создает впечатление того, что израильтяне покорили Землю Обетованную в ходе сражений с хананеями. Но раскопки древних израильских поселений ничем не свидетельствуют о том, будто повседневная жизнь хоть как-то прерывалась: да, население возросло, но нет свидетельств широких разрушений, и ключевые маркеры идентичности – те же типы гончарных изделий – остаются неизменными. И потому кажется, что любые чужаки, скорее всего, были немногочисленны и приходили редко. Впрочем, прародители некоторых израильтян, видимо, все же явились откуда-то из-за границ Земли Обетованной – иначе сложно понять, почему возникли и развились такие традиции: мало где обретаешь блага, представляя себя как детей иммигрантов.

Но археологические свидетельства, а вместе с ними – анализ библейских повествований и то, что нам известно о создании народной памяти, предполагают, что большая часть поздних «израильтян» на самом деле относилась к хананеям, иными словами – к потомкам изначальных насельников Земли Обетованной. Мало кто верил, будто все пошли от евреев, некогда ушедших с Моисеем из Египта, и неведомо, что их вдохновляло – теология или идеология. Но со временем народ впитал эту идею и перенял ее. И в дальнейшем весь Израиль, ликуя, праздновал Песах, почитая освобождение евреев из плена Египетского, – хотя на самом деле предки многих и ведать не ведали про Египет. Когда создается нация, часто ширится и народная память, изначально важная лишь для немногих. Американцы ведь празднуют День благодарения! И даже те, чьи предки о нем и не знали – а таких большинство! Да и история у многих жителей Америки совершенно иная.

Даже в XI–X веках до нашей эры – эпохе первых царей – нелегко быть уверенным в том, что мы ступаем на твердую почву. Раскопки в Иерусалиме показали: в то время он не был большим городом [8]. Да, в конце второго тысячелетия до нашей эры, в ту эпоху, когда Египет правил Ханааном и возвели стелу Мернептаха, Иерусалим сохранял свою важность как административный центр. Но Библия представляет Давида и Соломона как императоров, покоривших все соседние народы и строивших с величайшим размахом! Почти несомненно, что это преувеличение. В Ветхом Завете очень много преданий об этих царях, как и об их предшественнике Сауле, но современные историки склонны полагать, что эти рассказы сродни художественному творчеству. Впрочем, вполне вероятно, что основаны они на некоторых поистине исторических сведениях.

На самом деле лишь начиная с IX–VIII веков до нашей эры библейский рассказ начинает подтверждаться записями из внешних источников. И свидетельства показывают, что он предвзят, но, вероятно, соприкасается с исторической действительностью. Ассирийцы вели хроники отношений с Северным Израильским царством и упоминали его как «дом Амврия» («дом Омри»). Как гласит шестнадцатая глава Третьей книги Царств, Амврий был не столь значительным царем, и двенадцать лет его правления характеризуются главным образом его неповиновением Богу Израилеву и поклонением иным богам – в этом, как правило, и винили владык Северного царства. А вот согласно ассирийским хроникам, Амврий был важным и влиятельным правителем. Даже в VIII веке до нашей эры за Израилем сохраняется имя «дома Амврия», а Ииуй – царь, который, согласно девятой главе Четвертой книги Царств, сверг династию Омридов – упоминается как «сын Амврия» на Черном обелиске (ныне обелиск находится в Британском музее в Лондоне), где изображено, как он присягает на верность Салманасару III, царю Ассирии. Под властью Амврия и его династии Северное Израильское царство процветало и сохраняло независимость – и, возможно, было могущественнее Иудейского царства, своего не столь богатого южного соседа [9].

VIII век до нашей эры – это время, когда у нас впервые появляются ясные исторические свидетельства о жизни обоих царств. Библеисты в большинстве своем полагают, что именно в эту эпоху появились первые достоверные писания. Вероятно, именно тогда начали собирать и редактировать и предания о прежних царях, и народную память о времени, предшествующем монархии. Кроме того, с этого периода мы обретаем изречения пророков – таких как Амос, Исаия, Осия и Михей; впрочем, на их слова, как мы увидим в главе 4, наложены поздние добавления. В тот период обоим царствам выпала краткая передышка от вторжений иных держав. Арамеи, доставившие столько хлопот в предыдущем столетии, почти не оказывали противодействия, а ассирийцы несколько лет бились на других фронтах, особенно на северном, где им чинило неприятности государство Урарту. Несколько десятилетий, с 760 по 730 год, Израиль и Иудея наслаждались свободой и покоем и, можно даже сказать, процветали. Пророки были дальновиднее других – и уже предчувствовали, что это процветание будет кратким; так оно в конечном итоге и оказалось. В 745 году на престол Ассирии взошел Тиглатпаласар III, сторонник экспансии. Он двинул войска на запад, и к концу века не имевшее прочно установленной династии Северное царство, которым всегда было сложнее управлять, нежели Южным, было уничтожено и превратилось в ассирийскую провинцию. Иудея (величиной со среднее английское графство) осталась единственной жизнеспособной частью «народа Израильского»: иудеи по-прежнему именовали себя так [10].

О судьбе Иудеи в VII веке до нашей эры мы узнаем из завершительных глав Четвертой книги Царств, а также из обширных повествовательных разделов Книги пророка Иеремии – и многие библеисты, изучающие Ветхий Завет, считают эти источники надежными; по крайней мере, те согласуются с хрониками Ассирии и Вавилона. Ассирия подпала под власть Вавилонии в 612 году до нашей эры (эта победа отражена в библейской Книге пророка Наума). Но для иудеев все стало только хуже. Такое впечатление, что прежде чем вавилонский царь Навуходоносор окончательно уничтожил Южное царство – а это случилось в начале VI века до нашей эры, – последние иудейские цари верили, что смогут избежать вавилонского ига. Иеремия, возвещавший свои пророчества в последние годы Иудеи, непрестанно убеждал предводителей принять господство Вавилона и не предпринимать никаких безрассудных авантюр во имя возвращения независимости, но все было напрасно. В 598 году до нашей эры вавилоняне вторглись в Иудею и увели из Иерусалима царя Иехонию со множеством свиты и сановников.

В то время подступили рабы Навуходоносора, царя Вавилонского, к Иерусалиму, и подвергся город осаде. И пришел Навуходоносор, царь Вавилонский, к городу, когда рабы его осаждали его. И вышел Иехония, царь Иудейский, к царю Вавилонскому, он и мать его, и слуги его, и князья его, и евнухи его, – и взял его царь Вавилонский в восьмой год своего царствования.

4 Цар 24:10–12

Иехонию сменил иудейский царь Седекия, вавилонский ставленник. Одиннадцать лет спустя, подстрекаемый безрассудными советниками, он открыто восстал. На этот раз армия Вавилона опустошила Иерусалим, разрушила храм, увела Седекию – и вавилоняне его ослепили, а прежде казнили его сыновей у него на глазах. Иудея перестала существовать как государство. Впрочем, что вполне естественно, в Земле Обетованной оставались многие, и чиновник по имени Годолия правил ими из города под названием Массифа, расположенного к северу от разоренного Иерусалима. Всего через несколько лет Годолию убил один из притязавших на престол, и после этого мы больше ничего не знаем о событиях на родине иудеев.

Вероятно, Вавилонский плен коснулся лишь части жителей, населявших Иудею до изгнания, и в Библии могут присутствовать сочинения оставшихся – та же Книга Плача (скорее всего, она, вопреки устоявшемуся мнению, не принадлежит Иеремии, хотя и близка ему по духу). Видимо, общину в изгнании возглавил пророк Иезекииль. Как мы увидим, его значимые литературные труды вполне могли расходиться среди изгнанников. Тех не наказывали и не заключали в темницы, им даже дали устроить поселение, и с тех пор в Вавилонии всегда были евреи. Иехония явно считался законным царем, и, согласно записям на клинописной табличке («хронике Вайднера»), его даже снабжали провизией – это подтверждает такой библейский рассказ:

В тридцать седьмой год переселения Иехонии, царя Иудейского, в двенадцатый месяц, в двадцать седьмой день месяца, Евилмеродах, царь Вавилонский, в год своего воцарения, вывел Иехонию, царя Иудейского, из дома темничного и говорил с ним дружелюбно, и поставил престол его выше престола царей, которые были у него в Вавилоне; и переменил темничные одежды его, и он всегда имел пищу у него, во все дни жизни его. И содержание его, содержание постоянное, выдаваемо было ему от царя, изо дня в день, во все дни жизни его.

4 Цар 25:27–30

В следующем столетии, как мы узнаем из табличек Мурашу (их нашли на территории, которая в наше время составляет юг Ирака), еврейская община, следуя совету Иеремии – обустраиваться и привыкать к жизни в Вавилоне (см.: Иер 29), основала предприятия и даже банк.

Мы не знаем, сколь тесно общались изгнанники с теми, кто остался в Иудее. Иезекииль, уведенный в плен в 598 году до нашей эры, говорит, что через двенадцать лет (в 587 году до Р. Х.) к нему явился посланник из Иерусалима и сказал, что город разрушен (Иез 33:21–22). Но бесспорно, что в те дни, когда Кир, царь Персидский, нанес поражение последнему вавилонскому царю Набониду, часть иудейских изгнанников вернулась в Землю Обетованную, стремясь снова устроить там жизнь народа и даже отстроить храм. В Книге Ездры даже вроде как сохранены версии указа Кира, гласящего именно об этом, хотя многие историки сомневаются в их достоверности [11]. В любом случае, персидские власти явно не препятствовали этому начинанию, и из книг пророков Аггея и Захарии мы узнаем, что к 520 году до нашей эры фундамент нового Храма уже заложили, а народом управляли потомок Иехонии по имени Зоровавель и первосвященник Иисус, сын Иоседека. С этого времени в жизни евреев появляются два «средоточия»: диаспора – в Вавилоне и других местах, в том же Египте, куда иудеи бежали после падения Иерусалима – и остальная часть в родных краях.

О том, что случилось за долгие годы, пока Израилем правили персы, мы можем только догадываться. Вероятно, к этому времени восходят различные книги Библии, в том числе Книга Иова; Книга Паралипоменон, или Летописи (она же Книга Хроник); возможно, впервые появляется Пятикнижие в его окончательной форме (многие его части, как мы увидим, относятся к более ранней эпохе). Но ни одна из этих книг не отражает исторических событий того периода. Даже когда по древнему Ближнему Востоку, изменив всю картину мира и власти, лавиной прошла армия Александра Македонского, Библия не отреагировала на это ровным счетом никак: в ней мы лишь увидим, сколь ощутимо влияли на еврейскую общину преемники Александра. В 323 году до нашей эры Александр умер. Империю разделили его полководцы. Палестина сперва перешла под власть Птолемеев, воцарившихся в Египте, и они, если судить по библейским свидетельствам, пусть и довольно скудным, правили еврейской общиной милостиво и благотворно. Но во II веке до нашей эры они лишились господства в регионе, уступив династии Селевкидов, правящей в Сирии.

В 160-х годах до нашей эры Антиох IV, правитель Сирии, сам себе давший прозвание Эпифан («Бог явил»), решил, что эллинизация евреев – иными словами, их обращение к греческим обычаям и образу жизни – проходит недостаточно широко. И он начал силой принуждать евреев к соблюдению тех практик, к которым многие из них относились с ненавистью и отвращением. Родителям не позволяли обрезать сыновей. Лояльность иудеев к империи проверяли, насильно кормя их свининой. Соблюдение шаббата запрещалось. К тому времени многие евреи уже привыкли к этим мерам и не противились им [12], но группа ревнителей, возглавляемая семьей Маккавеев (само слово означает «молот»), выступила против Антиоха с оружием. Они вновь освятили храм, в котором царь прежде установил статую Зевса, и какое-то время правили еврейским государством: так оно впервые за много веков обрело свободу. Вскоре династия Маккавеев запуталась в тенетах политики, первосвященнические должности стали приобретать за деньги, и, как бы там ни было, независимость иудеев продлилась лишь до того момента, пока в Левант не пришли римляне. Палестина стала частью Римской империи, разделенной под властью различных местных владык, в той или иной степени бывших подданными Римской державы, и так было до 70 года нашей эры, когда Иерусалим разграбила римская армия под началом Тита – и так иудеи лишились национального государства, точно так же, как в VI веке до нашей эры.

И когда же за всю эту непростую историю были написаны книги Ветхого Завета? Эксперты, хоть и не без шероховатостей, сходятся на том, что библейские книги, скорее всего, восходят к эпохе не более поздней, чем IX–VIII века до нашей эры – иными словами, к эпохе Амврия, Илии, Амоса и Исаии. До нее, как мы видели, «Израиль» являл собой довольно-таки туманное образование со слабо централизованной властью. Давид и Соломон, которые, как говорят, основали огромные империи, не оставили археологам почти никаких следов, и о них ничего не сказано в хрониках других народов, населяющих регион. Лишь в IX веке до нашей эры ассирийцы начинают упоминать «дом Амврия». Кажется невероятным, будто Израиль или Иудея могли прежде этого времени располагать неким подобием царской администрации. А она требовалась для появления писцов, способных создать библейские книги – и более того, именно ей предстояло этих самых писцов обучить [13]. Да, письменность возникла в Шумере (юг Ирака) в третьем тысячелетии до нашей эры, и примерно в то же время – в Египте, так что против того, что даже в древнейших народах могли найтись люди, владевшие искусством письма, принципиально не возразить. Но письменность в таких обществах всегда была прерогативой особого класса писцов. И клинопись, и иероглифическое письмо слишком сложны, чтобы мысль о широкой грамотности стала похожей на правду. А вот древнееврейский алфавит, напротив, довольно прост: в нем всего лишь двадцать две буквы. И тем не менее у нас очень мало свидетельств, способных подтвердить, что грамотность была широко распространена в Израиле прежде VII века до нашей эры. (Почти все наши доказательства из более ранних эпох исчерпываются календарем из Гезера – это краткий текст, в котором упоминаются времена года для различных сельскохозяйственных работ. Его нашли километрах в тридцати к западу от Иерусалима при раскопках и датируют, как правило, X веком до нашей эры. Но он никак не может подтвердить, будто грамотность в ту эпоху была повсеместной.)

Ученые ревностно спорят о том, была ли письменность вообще важна в Древнем Израиле и существовали ли там школы писцов – как, скажем, в Месопотамии и Египте, где они совершенно точно были [14]. Книги Ветхого Завета, что почти несомненно, не возникли как народная литература, а были созданы городской элитой Иерусалима и, возможно, других крупных городов, той же Самарии. Основой их вполне могли послужить не только ранние документы, те же государственные архивы, на подобие которых ссылаются Книги Царств («книга царей Израильских и Иудейских»), а и древние легенды, передаваемые из уст в уста. Отследить развитие и переход от устной традиции к письменному тексту – это одна из самых сложных задач в библеистике, и ее результаты в лучшем случае умозрительны. Как и при любом исследовании античного мира, у нас нет независимого доступа к какой-либо устной традиции, на которой основан текст. Да, можно предаться восхитительным фантазиям – но правда в том, что первые строки Библии как книги, скорее всего, появились лишь в IX веке до нашей эры, и не раньше.

Книги, составившие тот свод, который мы сейчас называем Ветхим Заветом, вероятно, возникли в период с IX по II век до нашей эры. Это не обязательно значит, что записи о прошлых эпохах – чистый вымысел. Но очень трудно принять те подробности, о которых они сообщают, как исторические свидетельства, достойные доверия. Многие, читая Библию, признают, что рассказы о древней истории мира – Ноев ковчег, Вавилонская башня – это мифы или легенды. Но, может быть, гораздо сложнее помыслить о том, что предания об Аврааме, Иакове или Моисее – это тоже, по сути своей, легенды, даже пусть люди, носившие эти имена, вполне могли существовать. Конечно, ни у кого нет права сказать, будто эти предания совершенно точно не являются правдой. Но нет и справедливых свидетельств, которые могли бы подтвердить их истинность. Так же все обстоит и c преданиями о древних царях – о Сауле, Давиде и Соломоне, хотя рассказы о них и согласуются с тем периодом (XI–X века до Р. Х.), о котором нам кое-что известно благодаря находкам археологии. Что же касается более поздних царей, правивших в VIII–VII веках до нашей эры (скажем, Езекии и Иехонии), то сведения о них подтверждены хрониками Ассирии и Вавилона, и наш путь становится чуть светлей. Но даже ряд рассказов о жизни евреев после Вавилонского плена, в период владычества персов, вполне может оказаться фантазией: например, большинство библеистов сходится на том, что та же Книга Есфири – это, скорее, своего рода новелла, а не фрагмент исторического повествования. Впрочем, более поздняя датировка сама по себе не означает, что та или иная книга окажется менее точной: многое, как мы увидим в следующей части, зависит от жанра.

Итак, библейские книги Ветхого Завета охватывают временной промежуток в восемь веков, хотя и могут вбирать в себя более ранние письменные источники – те же древние поэмы, – а иногда, возможно, опираются на давние воспоминания, передаваемые из уст в уста. Но, видимо, большая часть писаний, возникших в Древнем Израиле, восходит к стержневому периоду – VI–V векам до нашей эры, и создавалась в особые периоды: например, многие полагают, что в эпоху Вавилонского пленения появилось очень много текстов. Вероятно, так же обстояли дела и в начале персидского владычества, хотя мы немногое знаем о политических событиях того времени. Итак, расцвет израильской литературы наступил за пару веков до того, как в Греции настала эпоха классической античности. В общем и целом, Ветхий Завет древнее, чем большая часть греческой литературы, – но не сказать, что намного. А если сравнить его с литературами Древней Месопотамии или Древнего Египта, так он и вовсе «прибыл с опозданием».

Термин «Ветхий Завет»

Свод текстов, о котором здесь идет речь, я до сих пор называл «Ветхим Заветом». Но этот термин проблематичен. Так его называют христиане, по контрасту с Новым Заветом (кстати, термин «Новый Завет» восходит к Мелитону, епископу Сард [он умер в 180 году нашей эры]). Конечно же, в священные писания евреев Новый Завет не входит совершенно, и они предпочитают давать Ветхому Завету иное имя. Порой они ограничиваются простым «Библия», а иногда используют слово «Танах», образуя акроним по первым буквам трех разделов, на которые Библия разделена в еврейской традиции: это Закон (Тора), Пророки (Невиим) и Писания (Ктувим), и в их число входят Псалтирь, Книга Притчей Соломоновых, Книга Ездры-Неемии и Книга Хроник. В мире академической библеистики яро спорят о том, какой термин лучше. С «Ветхим Заветом» есть проблема: слово «ветхий» можно воспринять как негативное или уничижительное – «мол, те Писания ветхие и старые, а в Новом Завете у нас теперь есть кое-что и получше». Такой подход согласуется с давней христианской традицией, известной как теология замещения, или суперсессионизм: это убеждение в том, что христианство улучшило иудаизм и тем самым пришло ему на смену. Вероятно, основой подобного воззрения стала строка из новозаветного Послания к Евреям, где Иисус представлен как «ходатай нового завета» (Евр 9:15).

В современных академических сочинениях заметна склонность применять термин «Еврейская Библия» или «Еврейские Писания». У него есть свои достоинства: прежде всего, он совершенно не связан с религией, а создан в академическом мире, в рамках которого, за редкими исключениями, его и используют. Конечно, из-за этого термин «Новый Завет» оказывается в слегка трудном положении, поскольку нет ничего, чему служило бы контрастом слово «новый». Но, как принято считать, это достойная цена за термин, не выказывающий враждебности к иудаизму. Мы еще увидим, что термин этот неточен: не все в Еврейской Библии на самом деле написано на еврейском, – но все же он близок к истине. Впрочем, термин «Ветхий Завет» по-прежнему в ходу среди широкой публики и во многих христианских церквях, и он остается нормой в печатных христианских Библиях, а значит, достоин того, чтобы по-прежнему им пользоваться – при условии, что его будут применять нейтрально и без каких-либо намеков на суперсессионизм; более того, так его используют даже некоторые еврейские ученые. В этой книге термины «Ветхий Завет» и «Еврейская Библия» в какой-то мере взаимно заменяют друг друга, причем первый присутствует чуть чаще в том контексте, где ветхозаветные книги рассматриваются как часть большей по охвату христианской Библии, а второй – когда на главный план выходят либо проблемы, имеющие отношение к евреям, либо чисто академические вопросы. Лично мне кажется, что название «Ветхий Завет» вовсе не искажено до такой степени, будто к нему совершенно нельзя прибегнуть. А иногда я воспринимаю его как термин, принятый по умолчанию – ибо именно так люди западной культуры в большинстве своем имели обыкновение называть этот свод книг.

Язык Ветхого Завета

Несмотря на все вышесказанное, слова «Еврейская Библия» напоминают нам о том, что изначально большая часть библейских книг была написана на так называемом библейском, или, как иногда говорят, классическом иврите. Иврит принадлежит к семитской семье языков, не связанной с европейскими языками^[4]. На семитских языках говорил в древности весь Ближний Восток – и говорит на них по сей день. Самым значимым их примером в современном мире, возможно, послужит арабский. Он развился в важный мировой язык и в своей классической форме – как язык Корана – знаком многим в народах, чьи языки не входят в семитскую семью. Иврит принадлежит к северо-западной ветви семитских языков, наряду с другими местными языками южного Леванта – такими, как ныне исчезнувшие угаритский, финикийский и моавитский. Есть и другие ветви: к восточносемитским принадлежит аккадский, язык Ассирии и лингва франка всего Ближнего Востока почти до середины первого тысячелетия до нашей эры: именно на нем вели переписку египтяне и ассирийцы. (Шумерский язык, возникший еще раньше на территории, ныне принадлежащей Ираку, к семитским не относится. Он вообще не относится ни к какому из известных языков.) Древние и современные языки Эфиопии входят, как и арабский, в южносемитскую ветвь.

Еще один семитский язык северо-западной ветви – арамейский. Порой некоторые неверно полагают, что арамейский происходит от иврита или даже является его более поздней версией. На самом деле эти языки совершенно различны, хотя и тесно связаны – столь же тесно, как, скажем, немецкий и нидерландский или испанский и португальский: они явно схожи, но это вовсе не значит, что говорящие на них поймут друг друга. Впрочем, арамейский намного важнее в аспекте истории. Возник он, вероятно, в Сирии (древний Арам), и со временем тоже возвысился до уровня ближневосточного лингва франка. В первом тысячелетии до нашей эры даже персы (чей родной язык относился к индоевропейской семье) вели на арамейском – как говорят, на имперском арамейском – дипломатическую переписку и административное управление. К эпохе Нового Завета арамейский уже заменил иврит в роли языка повседневного общения, и еврейские общины начали переводить на него Еврейскую Библию. Эти переводы получили название таргумов (см. главу 18). Совершенно ясно, что Иисус и его последователи говорили на арамейском, хотя они знали и Библию на иврите. Арамейский жив и сейчас – это литургический язык Ассирийской церкви Востока и Сиро-яковитской православной церкви. А в одной из своих форм, называемой сирийским языком [16], он широко представлен в христианской литературе. И пусть на Западе она не слишком известна, в ней прекрасные гимны и поэзия.

Иврит по-прежнему знали. На нем составлялась Мишна, подробнейший свод толкований иудейского Закона, или Торы, сведенный в единую систему в III веке нашей эры – и потому его назвали мишнаитским. Люди, способные говорить и писать на иврите, оставались вплоть до XX столетия, когда он возродился, приобрел множество новых форм и конструкций и развился в современный иврит, национальный язык государства Израиль с 1947 года. В древние времена иврит был просто местным языком Израиля и Иудеи и не имел широкого значения. Именно Библия позволила ему выйти на большую сцену.

В первом тысячелетии до нашей эры многие евреи совершенно спокойно читали и на иврите, и на арамейском. Это поразительно ясно проявляется в самой Библии: в двух библейских книгах, сохранившихся до наших дней в своем самом раннем состоянии, присутствуют фрагменты на обоих языках. Это Книга Ездры и Книга пророка Даниила (обе они находятся в числе завершительных книг Еврейской Библии) [17]. В Дан 2:4 переход с иврита на арамейский происходит прямо в середине стиха, а потом книга продолжается на арамейском до самого конца седьмой главы. Есть разные теории, призванные объяснить, почему так случилось. Но, видимо, это знак того, что и автор, и читатели могли совершенно спокойно воспринимать и тот и другой язык, возможно, даже не замечая перемены. Известно, что люди, владеющие многими языками, иногда начинают фразу на одном и заканчивают на другом. Строго говоря, это означает, что термин «Еврейская Библия» не совсем верен, поскольку Библия не написана исключительно на иврите, – но все же близок к истине, и это приемлемо.

Как уже упоминалось, в письменном иврите лишь двадцать две буквы, и главным образом все они отражают согласные звуки. В давние времена, как и в современном иврите, гласные на письме не отображались. Возможно, кому-то покажется, что из-за этого на языке сложно читать. Но в иврите гласные можно предсказать чаще, чем в том же английском, и во многих фразах прочесть текст, записанный лишь согласными, не сложнее, чем фразу на родном языке, скажем, такую: «В дрвнврйскм нт глснх», особенно если в прочтении, как здесь, помогает контекст. Но даже при этом еще в глубокой древности появился обычай отображать как согласные, так и гласные. Например, буква «йуд», которая, как правило, обозначает звук [й], может заменять гласные звуки [э] или [и]. Так и в английском буква y («уай») способна обозначать согласный звук, звуча как [й] (скажем, в слове yellow – ‘желтый’), и гласный, звуча как [и] (например, в слове easy – ‘легкий’). Подобное стали еще чаще практиковать в более поздних текстах. И в свитках Мертвого моря, в большинстве своем восходящих к I веку до нашей эры, эта более полная огласовка встречается чаще, чем в Еврейской Библии в ее традиционной форме. Следует этой практике и современный иврит.

Уже по прошествии долгого времени с начала христианской эры еврейские писцы начали разрабатывать изощренную систему обозначения гласных при помощи точек и черточек над буквами и под ними («вокалических значков»), как принято и в арабском. А значит, Библия в том виде, в каком мы читаем ее сейчас, содержит все слова в полной фонетической транскрипции. Да, система появилась значительно позже, нежели тексты, записанные с ее помощью. Но это не означает, будто она ненадежна: Библию по давней традиции зачитывали вслух, передавая произношение слов, и то, что записали масореты – те самые писцы, продумавшие систему вокалических значков – не было их изобретением. В наши дни библеисты склонны считать, что вокализация, в ее известном виде, порой неправильна – но в поразительном большинстве случаев практически несомненно верна. Масореты, трудившиеся с VI по X век в Палестине (в Тиверии и в Иерусалиме) и в Вавилонии, разработали приемы, позволяющие убедиться, что их вокализацию в точности передадут последующие поколения. А множество «пометок на полях», оставленных ими, привлекает внимание к любым неожиданным моментам, способным соблазнить будущих переписчиков на внесение изменений. У этих примечаний есть и название: Масора.

Современные печатные Библии, как правило, основаны на конкретном масоретском манускрипте, Ленинградском кодексе (в библеистике ему присвоена сигла L). Он создан в 1008 году, и это самый древний полный манускрипт, которым мы располагаем. Но среди свитков Мертвого моря найдены намного более древние фрагменты – например, почти вся Книга пророка Исаии, причем сразу в нескольких манускриптах. Эти рукописи, которые появились на добрую тысячу лет раньше, чем Ленинградский кодекс, часто отличаются в важных моментах от текстов, известных нам. Хотя если взглянуть в общем и целом, переданы они на удивление точно. Мы определенно читаем те же самые книги, даже пусть порядок слов порой слегка изменен, а некоторые абзацы длиннее или, напротив, короче по сравнению с Ленинградским кодексом. Только в двух случаях, связанных с Книгой пророка Иеремии и Псалтирью, мы встречаем по-настоящему значительные различия в порядке и иногда даже в содержании глав, и это скорее исключение, а не правило. Но даже свитки Мертвого моря на несколько веков старше изначальных текстов – как и писания, дошедшие до нас из Греции и Рима, – так что для Еврейской Библии у нас нет «автографов», то есть рукописей, написанных изначальными авторами. Есть только более поздние манускрипты. Именно в этом и скрыта причина столь ярых противоречий во взглядах на датировку изначальных текстов: они непременно старше, чем свитки Мертвого моря, но насколько старше – об этом спорят каждый раз.

Впрочем, на самом деле почти во всем, о чем сказано в этой главе, библеисты единодушны. Кое-кто из них намного более оптимистичен в плане доверия к библейским преданиям о Древнем Израиле, но, в общем-то, все склонны сомневаться в точности ветхозаветных повествований до эпохи Амоса и Исаии, наступившей в VIII веке до нашей эры. А в том, что говорилось об иврите и масоретской традиции, царит совершенное согласие. Но вопросы, затрагиваемые в данной книге, имеют далеко идущие последствия. Истоки Библии, и в особенности Еврейской Библии, скрыты за темной пеленой. Как и любой свод книг, дошедший до нас из Древнего мира, Библия происходит из множества разных времен и создавалась в самых различных обстоятельствах. Ее исторические отчеты необязательно точны: отчасти потому, что в ней присутствуют легенды, а отчасти оттого, что подобные отчеты в ней всегда диктовались интересами и приверженностью рассказчиков. Скажем, идея, согласно которой Иудейское царство было важнее Израильского, может быть богословской или идеологической, но исторического суждения она собой не представляет. Еврейская Библия не составлялась в один день. Это антология книг. И, как мы увидим, порой эти книги сами по себе являются антологией. Приверженцы религии, как мы видели во вступлении, склонны полагать, что в общем и целом Библия непротиворечива и связана в единое целое, но это сложно показать эмпирически. И когда мы углубимся в историю Библии, первое, что нас поразит – это ее разнообразие и сложность.

2. Еврейские повествования

В Еврейской Библии есть великая поэзия. Но более чем треть ее – от Книги Бытия до Книги Есфири – написана прозой. Прозаический рассказ – главное средство, призванное поведать об истории Израиля и даже об истории мира, начиная с Сотворения и заканчивая периодом владычества персов. Дух античной греческой литературы воплощен в стихотворном эпосе (Илиада и Одиссея Гомера), это же справедливо и для эпических поэм Месопотамии (Эпос о Гильгамеше), но для еврейской литературы характерной формой изложения является повествование в прозе [1].

И именно так, в прозе, длится непрерывный рассказ обо всем – о Сотворении мира, об Адаме и Еве, о Ное и Всемирном потопе, о Вавилонской башне; об истории праотцов Израиля – Авраама, Исаака, Иакова; о жизни Иосифа (все это в Книге Бытия); затем следуют длинные повествования о свершениях Моисея (Исход, Левит, Числа, Второзаконие) и хроника покорения Земли Обетованной (Книга Иисуса Навина). Рассказы продолжаются и говорят нам о «судьях» – начальниках местных племен (Книга Судей), о первых царях (Первая и Вторая книги Царств), переходят к периоду ассирийского и вавилонского господства (Третья и Четвертая книги Царств) и заканчиваются Вавилонским пленением. В Книге Паралипоменон предложен иной рассказ о том же самом периоде – от Адама до Вавилонского плена, – только он больше сосредоточен на эпохе монархии и в завершение упоминает о том, что уведенные в Вавилон евреи, возможно, сумеют вернуться в Иерусалим. На этом рассказ перестает быть непрерывным. Книги Ездры и Неемии относятся к событиям, случившимся в дни персидского господства, как и Книга Есфири, но чувство связной истории уже потеряно.

Три стиля еврейских повествований

Еврейские повествования не всегда одинаковы. Мы легко сможем различить три их стиля, вполне очевидные даже в переводах. В большинстве своем прозаические книги – в число которых входят почти все библейские предания, известные широкой публике, – написаны простым и лаконичным стилем, который почти ничего не говорит ни о чувствах, ни о внешнем облике персонажей, и нам остается лишь самим судить о том, что скрыто в глубине [2]. Бог иногда играет роль в сюжете, но зачастую мы очень мало узнаем о том, как Он реагирует на описываемые события. Нам не говорят, одобряет ли Он то, что совершают герои, или не одобряет – вывод об этом приходится делать самим. Этот стиль я назову «стилем саги»: он напоминает мне стиль исландских саг – и в какой-то мере тоже склонен затрагивать сходные темы, скажем, события в семье. Этот термин нестандартен для библеистики, но, как мне кажется, параллели с кратким и резким стилем исландской саги делают его подходящим.

Вот пример такого стиля – из предания о том, как Давид воцаряется над Северным Израильским царством вместо Иевосфея, сына Саула, а помогает ему в этом один из генералов Саула, Авенир. Давид требует вернуть ему жену, которую отдали одному из подручных Саула:

И послал Авенир от себя послов к Давиду [в Хеврон, где он находился], сказать: чья эта земля? И еще сказать: заключи союз со мною, и рука моя будет с тобою, чтобы обратить к тебе весь народ Израильский. И сказал [Давид]: хорошо, я заключу союз с тобою, только прошу тебя об одном, именно – ты не увидишь лица моего, если не приведешь с собою Мелхолы, дочери Саула, когда придешь увидеться со мною. И отправил Давид послов к Иевосфею, сыну Саулову, сказать: отдай жену мою Мелхолу, которую я получил за сто краеобрезаний Филистимских [3]. И послал Иевосфей и взял ее от мужа, от Фалтия, сына Лаишева. Пошел с нею и муж ее и с плачем провожал ее до Бахурима; но Авенир сказал ему: ступай назад. И он возвратился.

2 Цар 3:12–16

Как отмечает Джонатан Магонет: «Это всего лишь пара-тройка предложений посреди великих переговоров и соперничества царей – но в этих фразах заключена трагедия человека в вихре событий, над которыми он не властен; человека, чья жизнь и любовь уничтожены в мгновение ока и которому никак и ничего не изменить, – он просто пущен в расход» [4]. Автор не делает по этому поводу никаких комментариев: он просто заносит случай в хронику. И тем не менее все явно задумано именно с целью создать у нас впечатление того, как безутешен Фалтий, как жесток Давид и как он, возможно, сам любит Мелхолу, которая поддерживала его в трудные времена (см.: 1 Цар 19:11–17).

Истоки «стиля саги» окутаны тайной. Если не считать свитков Мертвого моря, созданных в течение двух последних веков до нашей эры, у нас, помимо Библии, почти нет текстов на иврите – разве что отдельные надписи или фрагменты. И потому библейские предания – это единственное свидетельство такого стиля. Все совершенно иначе с Египтом или Месопотамией: там у нас тысячи текстов в их изначальной форме – на папирусах и на глиняных табличках. А в случае с Израилем у нас лишь библейские тексты, и манускрипты, их сохранившие, написаны гораздо позже, чем возникли сами предания (см. главу 12). Нам не сказать, как израильтяне сумели развить этот довольно сложный и в то же время лаконичный стиль прозы, и если Библия хорошо нам знакома, то мы можем и не осознать, сколь он примечателен.

Но есть и другие места. И в них мы находим рассказы, в которых божественное отношение к поступкам людей проявляется несомненно ясно. А кроме того, открыто судятся деяния героев – то, правильно или неправильно они поступили; впрочем, о том, что именно они сделали, говорится крайне мало. Подобное можно увидеть в частых «резюме», подводящих итоги жизни и свершений израильских и иудейских владык в Книгах Царств. Примером станет отношение к Амврию, правившему Северным царством где-то спустя столетие с эпохи Давида, в Третьей книге Царств:

В тридцать первый год Асы, царя Иудейского, воцарился Амврий над Израилем и царствовал двенадцать лет. В Фирце он царствовал шесть лет. И купил Амврий гору Семерон у Семира за два таланта серебра, и застроил гору, и назвал построенный им город Самариею, по имени Семира, владельца горы. И делал Амврий неугодное пред очами Господа и поступал хуже всех бывших перед ним. Он во всем ходил путем Иеровоама, сына Наватова, и во грехах его, которыми тот ввел в грех Израильтян, чтобы прогневлять Господа Бога Израилева идолами своими. Прочие дела Амврия, которые он сделал, и мужество, которое он показал, описаны в летописи царей Израильских. И почил Амврий с отцами своими и погребен в Самарии. И воцарился Ахав, сын его, вместо него.

3 Цар 16:23–28

Об Амврии мы читали в предыдущей главе. Он играл значительную роль, пребывая на престоле; ему сопутствовал успех; и даже век спустя ассирийцы по-прежнему называли Израиль «домом Амврия». И все же автору Третьей книги Царств почти нечего о нем сказать, кроме того, что Амврий почитал идолов и тем обрек Израиль на грех, – как и его далекий предок Иеровоам, взошедший на престол в X веке до нашей эры, после Соломона. В рассказе нет описаний – лишь краткий итог совершенных дел. Стиль таких пассажей часто называют «второзаконническим», поскольку критерии, принятые ими для оценки людей, как кажется, восходят к Книге Второзакония. А она делала ярчайший акцент на том, сколь важно уничтожать местные святилища, где могли поклоняться идолам, и совершать богослужения в одном месте (предположительно, таким местом был Иерусалим):

Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом; и разрушьте жертвенники их, и сокрушите столбы их, и сожгите огнем рощи их, и разбейте истуканы богов их, и истребите имя их от места того. Не то должны вы делать для Господа, Бога вашего; но к месту, какое изберет Господь, Бог ваш, из всех колен ваших, чтобы пребывать имени Его там, обращайтесь и туда приходите.

Втор 12:2–5

Кроме того, к чертам «второзаконнического стиля» относится и нагромождение синонимов, призванных обозначить закон Божий, например:

И было слово Господа к Соломону, и сказано ему: вот, ты строишь храм [5]; если ты будешь ходить по уставам Моим, и поступать по определениям Моим и соблюдать все заповеди Мои, поступая по ним, то Я исполню на тебе слово Мое, которое Я сказал Давиду, отцу твоему, и буду жить среди сынов Израилевых, и не оставлю народа Моего Израиля.

1 Цар 6:11–13

Позже, посвящая Богу возведенный Храм и вознося молитву, Соломон сам говорит «второзаконническим стилем»: