Читать онлайн
Путь в Царьград
Путь в Царьград
Пролог
Дан приказ ему на запад…
17 декабря 2012 года, порт Усть-Луга, Ленинградская область
Журналист и специальный корреспондент ИТАР-ТАСС Александр Тамбовцев
Водная поверхность Лужской губы, едва прихваченная тонким хрустящим ледком, курилась морозным паром. Начало зимы в этом году в Питере выдалось морозным, с обильными снегопадами.
Лайнер «Колхида» под флагом вспомогательных судов Российских ВМС стоял у причала, одетый в белое кружево инея. Над водой пронзительно голосили чайки.
Я прогуливался по пирсу, вздрагивая от холодного ветра дующего с залива. Даже теплая зимняя куртка на меху не помогала, и я зябко ежился, наблюдая за деловой суетой докеров, опускавших в трюмы транспортного судна «Колхида» контейнеры защитного цвета без обычной грузовой маркировки. Рядом у причалов стояли учебные суда Балтфлота: «Смольный», «Перекоп», а также белоснежный плавучий госпиталь Черноморского флота «Енисей», прошедший в Питере текущий ремонт. Царила обычная в таких случаях суета, а громкие крики докеров смешивались с ненормативной лексикой.
А все началось каких-то две недели назад. Меня неожиданно вызвал шеф питерского отделения Агентства и сделал предложение, от которого я не смог отказаться. А именно – отправиться в очередную командировку в очередную горячую точку на борту одного из кораблей объединенной эскадры Северного, Балтийского и Черноморского флотов.
Корабли следовали в Сирию, где фактически шла гражданская война с применением тяжелого оружия. Эскадра должна была «показать флаг» соседям Сирии, мечтавшим под шумок урвать от раздираемой внутренней смутой страны лакомые кусочки ее территории. А у нас в Сирии были свои интересы, плюс база в Тартусе – единственное (не считая Севастополя), заграничное место базирования российских кораблей. Командировка обещала быть интересной и, скажем прямо, опасной. Ведь янки и их прихлебатели хотели под вывеской «гуманитарной интервенции» повторить иракский и ливийский варианты. С учетом резкого ухудшения отношений между США и Россией (один акт Магницкого чего стоит!) возможны были самые крутые варианты развития событий, вплоть до прямого боестолкновения между нашими и американскими кораблями. А что за этим могло последовать, даже думать не хотелось.
Оформив в темпе «держи вора» все необходимые документы, я собрал свой походный рюкзак, захватил неразлучный нетбук, а также фотоаппарат, и в понедельник 17 декабря отправился к месту посадки на автобус, который должен был доставить меня и других представителей СМИ в Усть-Лугу. Именно там нам и предстояло погрузиться на учебное судно ВМФ с революционным названием «Смольный».
Рандеву было назначено у станции метро «Автово», рядом с танком КВ-85, установленным на постаменте в качестве памятника. В Блокаду здесь начиналась прифронтовая полоса.
Для меня это место было памятным и святым. В нескольких километрах отсюда, у Старо-Паново, в 1943 году получил осколок в живот мой дед по отцу, Тамбовцев Петр Иванович. На следующий день он умер в полевом медсанбате. Похоронили его на Красненьком кладбище, которое находилось в метрах двухстах от танка-памятника. Позже рядом с ним похоронили и мою бабку, а еще позже – моих родителей. Все они были блокадниками.
Я приехал на метро за час до назначенной встречи. Сходил на кладбище, смахнул снег с памятника, положил на могилы родных цветы. Потом зашел в стоящий рядом с кладбищем храм Иконы Казанской Божьей Матери, помолился, заказал Сорокоуст по душам усопших и поставил свечку к иконе Николая Чудотворца – покровителя всех странствующих и плавающих по морям. В числе оных с сегодняшнего дня я мог считать и свою скромную персону.
На выходе из церкви я почувствовал, как у меня защемило сердце. Почему-то подумалось, что сюда мне уже больше не вернуться… Предчувствие – великая вещь, в этом я сумел убедиться в своих командировках. И оно не раз спасало меня от смерти…
У окрашенного в веселый салатный цвет танка-памятника толпилось десятка два человек. Среди них я узнал и своих коллег – журналистов из ГТРК «Звезда». Кое с кем мне уже довелось побывать в местах, где стреляют, взрывают и убивают.
Помимо «акул пера», у постамента компактной группой стояли десятка полтора неуловимо похожих друг на друга людей среднего возраста. Хотя они отнюдь не были братьями-близнецами. Среди них была симпатичная неяркая блондинка неопределенных лет и высокий брюнет с ярко выраженной восточной внешностью, сразу бросившийся в глаза. «То ли турок, то ли араб», – подумалось мне.
И тем не менее общего между этими людьми было гораздо больше, чем различий. Кого же они напоминали? Скорее всего, коллег, но не нынешних – собратьев по журналистскому цеху, азартно обсуждающих предстоящую командировку, – а тех, с кем довелось работать четверть века назад.
В те годы я, тогда еще тридцатилетний старлей, служил в одной тихой конторе, трехбуквенная аббревиатура которой была известна всему миру. К началу «катастройки» я дослужился до капитана, впереди уже маячили майорские погоны, но… Грянул роковой девяносто первый год, и Великой Страны не стало. А тому образованию, что возникло на ее месте (какое-то невнятное «эСэНГе на палочке») уже были не нужны такие, как я.
Кто-то из моих бывших коллег подался в начальники коммерческих «служб безопасности», кто-то – в бандиты, кто-то – в бизнес… А я пошел в журналистику, потому что там, где мне когда-то доводилось работать под другой фамилией, я иногда использовал для прикрытия журналистское удостоверение. Ну а теперь бейджик с надписью «ПРЕССА» окончательно заменил мне «корочки» сотрудника ПГУ.
Впрочем, некоторые из моей конторы подались и в президенты… С нынешним я знаком не был (у нас были разные направления), но в детстве мы вполне могли с ним встречаться. Ведь школы – моя и его – находились рядом, да и жили мы на соседних улицах. А в числе моих одноклассников были и те, кто неплохо знали Вовку с Баскова переулка.
Журналистская карьера у меня, в общем-то, заладилась. С помощью старых связей мне удавалось попадать в такие места, куда обычным представителя прессы попасть было затруднительно. В основном это были «горячие точки». Благодаря оперативным и объективным материалам с мест событий мое имя быстро стало широко известно в узких кругах.
Даже в самые мерзкие годы «разгула демократии» я не опускался до откровенных «чернухи» и «заказухи», что соответствующим образом оценили «где надо», и командировки, куда меня направляли, становились все интереснее и интереснее.
Но, несмотря на вполне успешную карьеру, меня не покидала тоска по молодым годам и работе в «конторе»…
Да, кстати, вон с тем подтянутым мужчиной средних лет, с сединой на висках, я уже был знаком. Лет двадцать назад, перед самым августом девяносто первого года, в наш отдел пришел молодой лейтенант. Как же его звали? Кажется, Николай Ильин? Точно – Ильин…
Но молчок – машинально погладив свою седую бороду, я скользнул по бывшему коллеге взглядом. Если нам и впрямь по пути – значит, Николай и по сей день работает в «конторе». Ибо в турпоездку в Сирию сегодня никто уже не ездит. Времени поздороваться и покалякать о делах наших скорбных у нас потом будет предостаточно. Особенно когда вокруг не будет посторонних глаз. Тем более что Николай, встретившись со мной взглядом, чуть заметно кивнул, как бы признавая былое знакомство.
В это время от группы московских телевизионщиков меня окликнули:
– Тамбовцев! Александр Васильевич!
Обернувшись, я увидел знакомого мне по командировке на «войну трех восьмерок» телеоператора «Звезды» Андрея Романова. Ну конечно: съемочная группа ВГТРК за аналогичную командировку уже была награждена медалями «За отвагу» – пришло время и парням из «Звезды» зарабатывать награды…
Поздороваться и поговорить с Андреем я так и не успел, потому что именно в это время к танку-памятнику подкатил вместительный «Неотон».
Молчаливые «люди в штатском» компактно расселись на задних сиденьях автобуса, съемочная же группа «Звезды», забросив в багажник свои кофры и ящики с аппаратурой, шумной компанией разместилась спереди.
Романов подсел ко мне, поставив сумку со своей навороченной камерой на пол в проходе.
– Александр Васильевич, здравствуйте! Какими судьбами?
– Теми же что и ты, Андрей, – ответил я поудобнее устраиваясь на мягком сидении у окна. – Командирован редакцией ИТАР-ТАСС в известную тебе страну для освещения известных тебе событий. И, наверно, хватит пока об этом – еще успеем наговориться в дороге.
Автобус плавно тронулся с места и покатил по проспекту Стачек в сторону Петергофа. Миновав Красное село, «Неотон» прибавил скорости. Я задумчиво смотрел в окно, прощаясь с родным городом. Ведь человек предполагает, а Бог располагает. И едем мы не в колхоз «Червоное дышло» брать интервью у знатной доярки Марьи Ивановны о рекордных надоях, а в далекую страну, где давно уже полыхает война, подогреваемая силами международного терроризма и странами НАТО, и где счет убитым идет на десятки тысяч. Вполне вероятно, что эта гражданская война в самое ближайшее время перерастет в Большую Ближневосточную, если не сразу в Третью Мировую. Андрей Романов понял мое настроение, и больше не пытался заговорить.
За окном автобуса плыли присыпанные снегом леса. Разговаривать почему-то совершенно не хотелось, даже с хорошим знакомым. Я все смотрел и смотрел в окно, пытаясь надолго сохранить в памяти картины зимней России.
В Кингисеппе автобус сошел с трассы и повернул в сторону Усть-Луги, где под погрузкой стояло учебное судно «Смольный» Балтийского Флота Российской Федерации, на котором мы и должны были отправиться в путешествие.
У причала, кроме нашего автобуса, стояло еще несколько машин и длинный, как песня акына, междугородний автобус МАН. Из него выгружались какие-то люди, в которых опытный глаз мог без напряга распознать медиков, причем именно военных медиков. Но для меня все эти наблюдения были излишни, так как среди людей с чемоданами у трапа я снова увидел знакомое лицо. Игорь Петрович Сергачев – военный хирург, а в далекие шестидесятые мой школьный товарищ. Последний раз мы виделись с ним в мае этого года, на встрече одноклассников, собравшихся на сорокалетие нашего выпуска.
Именно тогда я прочувствовал то, что ощущают немногие еще живые ветераны Великой Отечественной, собираясь в День Победы – сиротство и горечь потерь. Из тридцати выпускников на встречу в сквер возле школы пришло меньше половины. Одних уж нет, а те далече… Кто-то бесследно затерялся на необъятных просторах СССР, кто-то уехал «на историческую родину», кто-то умер…
Тем временем Игорь, как будто почувствовав, что на него смотрят, обернулся.
– Компаньеро Алехандро, салюд! – это было его шуточное приветствие еще со школьных времен.
– Геноссе Игорь, и ты туда же?
Мы крепко обнялись, и начали расспрашивать друг друга, задавая привычные в таких случаях вопросы: как жизнь, здоровье, как дела. Тем более что посадка, похоже, задерживалась.
– Да вот, знаешь, надо попрактиковаться, пока глаз остер и рука тверда… – Игорь характерным жестом размял пальцы в тонких перчатках, – а то ведь еще пара лет – и годы возьмут свое…
– Ерунда, Игорек – вон, покойный хирург Федор Углов делал операции на сердце в девяностолетнем возрасте. А насчет здоровья – так ты еще простудишься на наших похоронах, вон какой здоровый! – Я хлопнул одноклассника по плечу. – Скажи, ты это, какими судьбами оказался здесь?
– Скажу тебе по старой дружбе, только ничего не пиши об этом. – Сергачев оглянулся по сторонам. – Формально мы – мобильный госпиталь МЧС, и едем в Сирию на плавучем госпитале «Енисей» оказывать помощь пострадавшим. Но на самом деле здесь собраны опытные военные медики из госпиталей дивизионного и армейского уровня, причем преимущественно с Кавказа. Большинству моих коллег огнестрельные и осколочные ранения, контузии и термические ожоги куда более знакомы, чем простуды мигрени и запоры. Вот, как-то так.
– М-да, дружище, спасибо за инсайд, но о чем-то подобном мне уже мысль приходила в голову, – я понизил голос. – Моя чуйка шепчет, что едва мы успеем добраться до места назначения, как начнется или очередное «принуждение к миру», или вообще «интернациональная помощь».
– Ладно, Шурик, увидимся еще, а мне пора…
Медики, получив команду, гуськом направились к причалу, где стоял «Енисей».
А на другом причале, у которого стояли два учебных судна Балтфлота – «Смольный» и «Перекоп», – по трапу на борт длинной вереницей поднимались… нет, не курсанты военно-морских училищ, а офицеры и солдаты-контрактники, навьюченные вещмешками и баулами. «Да, становится все чудесатее и чудесатее… – подумал я. – Похоже, в командировке мне будет совсем не скучно».
У трапа «Смольного» пограничники тщательно проверили мои документы, заглянув в какие-то свои шпаргалки. Примерно такая же процедура ожидала меня и на самом судне. Вахтенный сверился с длинным свитком, поставил галочку напротив моей фамилии и дал мне ксерокопию со схемой расположения помещений корабля, где птичкой была отмечена моя каюта. Двухместная каюта была оборудована в спартанском стиле: две койки, столик, рундук и тумбочка. Вскоре пришел и мой сосед. Им оказался телевизионщик Андрей Романов.
Бросив свой сидор на койку, я поднялся на верхнюю палубу. Там уже вовсю шли приготовления к выходу в море. Палубная команда отдала швартовые, буксиры отвели «Смольный» от причала, палуба под моими ногами завибрировала. Дав прощальный гудок, корабль, раздвигая форштевнем ледяное «сало», плавно и величаво двинулся из Лужской губы в Финский залив. На границе российских территориальных вод, на траверзе Усть-Нарвы, к «Колхиде», «Енисею», «Смольному» и «Перекопу» присоединились сторожевой корабль Балтфлота «Ярослав Мудрый» и танкер «Дубна».
Коля Ильин нашел меня почти сразу же после отхода «Смольного». Да и какой он теперь Коля? Подполковник Службы Внешней Разведки Российской Федерации Ильин Николай Викторович. Ага, меня уже переплюнул, салага! Но теперь назвать его так язык не повернется. В самом деле – он вполне солидный мужчина и, с его слов, имеет взрослого сына, который служит офицером в морской пехоте, и дочь-красавицу на выданье.
Мы спрятались с ним от посторонних глаз на корме, под навесом надстройки, где можно было хоть немного защититься от пронзительного холодного ветра, но не от вездесущей морозной сырости. Насколько я знаю своих бывших коллег, на эту встречу Николаю было необходимо получить разрешение от командира группы. Тем более что о моем присутствии на «Смольном» для ребят из «конторы» было, скорее всего, известно заранее. В одном заведении на меня давно уже собрано досье, пожалуй, потолще, чем бюджетное послание министра финансов Госдуме. Но раз он все-таки пришел, значит, карты легли как надо.
Мы стояли, он покуривал трубку (я уже лет двадцать, как бросил эту пагубную привычку) и разговаривали вроде бы ни о чем. А в голове крутилась только одна мысль. Сам факт нахождения моих бывших коллег на борту этого корабля, «Смольный» и «Перекоп», превращенные в военные транспорты и набитые офицерами и солдатами – все говорило о том, что игры в войну с «условным противником» закончились, и вот-вот пойдет такая пьянка, что последнему огурцу явно не поздоровится. А пока мы рассматривали наш эскорт.
– Серьезный парниша, – Николай кивнул в сторону хищного силуэта сторожевика, – без него нам в Балтике было бы не совсем уютно. Эстов с прочими гордыми шпротоедами наши «партнеры» так накачали, что они просто на ушах стоят.
– Ну, эсты – это известные американские прилипалы, – я плотнее запахнул куртку. – Но, в любом случае, знаешь, с этой командировкой я вдруг почувствовал себя как когда-то в добрые старые времена моей работы в «конторе». Уж больно все быстро произошло – в стиле типа «пятнадцать минут на сборы».
Николай пожал плечами.
– Да и я еще вчера утром был не в курсе, ни сном ни духом, хотя ты сам знаешь нашу «богадельню»: «достать луну с неба к завтрему» или «закат солнца вручную»…
– Ну так ведь и доставали же, и закатывали… – я вздохнул, – вот были времена.
– И небо было голубее, и солнце ярче, и девушки красивее, и мы моложе… – Николай мотнул головой. – Ну да хватит пессимизма. Васильевич, расскажи-ка лучше немного о себе? Ведь, считай, двадцать лет не виделись.
Я грустно усмехнулся.
– И как будто вы меня перед встречей по своим базам не пробили? Я ведь, Коля, может, и постарел, но отнюдь не поглупел. Знаешь ведь, что тружусь все двадцать лет корреспондентом в питерском отделении ИТАР-ТАСС. И в этом качестве повидал и Крым и Рим, и попову грушу, и даже его дочку… Сначала, при «Борьке-козле», совсем мерзко было, так что и жить не хотелось. Потом полегчало чуток. В декабре 1994 года чуть не ухлопали меня в Грозном во время «первой чеченской», потом в Югославии был в 1999 году, вместе с парнями Евкурова на Слатину шел. В 2000 году – «вторая чеченская», потом Ирак, потом Цхинвал, в известном тебе августе. До сих пор душа болит, как тогда мы облажались. Городок – до Тбилиси рукой подать, грызуны бегут быстрее своего визга, гарнизоны брошены, оружие горами на складах, все канавы забиты брошенной натовским армейским барахлом… Да что тебе рассказывать – ты и сам все видел. – Я подмигнул своему собеседнику. – У меня ведь тоже есть свои источники информации… Да… И тут команда – «СТОП!» Айфоныч, видать, просто струсил. А Цхинвал? Этого выкидыша Мишико надо было не галстуком кормить, а на том самом галстуке повесить за «фаберже». Тем более что наш бывший коллега это пообещал – а он, сам знаешь, умеет держать обещания. Эх, ладно… кто видел – не забудет, а кто не видел – не поймет. Потом, после восьмого года командировочки были так, по мелочи: испытания техники да учения… И вот теперь снова – Сирия.
– Сирия, Васильевич это серьезно… – Коля оглянулся по сторонам. – Так сказать, не для печати, но где-то с месяц назад наши вдруг зашевелились по этому вопросу… А уж после визита Путина в Турцию все забегали как наскипидаренные…
– Это когда Лавров руку то ли сломал, то ли растянул? – улыбнулся я. – Помню-помню, как же… Та еще была история! Не прониклись, значит, турки словесным внушениям, воспоминания об Оттоманской славе в голову ударили?
– Как то так, Васильевич, но это секрет из грифа «Сов. Секретно, перед прочтением сжечь». – Коля опять обернулся. – Но, в общем, ты прав.
– Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да увидит, имеющий язык, да скажет… – Я тяжело вздохнул. – На дипломатическом фронте в последнее время по этому вопросу наше стойкое «нет» стало переходить в простонародное «на…», «в…» и «к…». И наш совместный поход к теплым берегам только подтверждает этот вывод. Уже, считай, почти семьдесят лет не было такого, чтоб журналистов награждали боевыми орденами и медалями… Ты слышал, что вся группа ВГТРК, что работала в Сирии до нас, представлена к медали «За отвагу»?
Коля задумался и сказал:
– Не только представлена, но и награждена… Я слышал только про эту журналистку, как ее, Анастасию Попову, но ты прав, Васильевич, это война.
– Поверь мне, в представлении оказалась вся группа, даже те, кто в кадр никогда не попадал. – Я зябко передернул плечами, когда очередной порыв студеного ветра с Балтики пронесся по палубе. – Было бы это не наше дело – и при первой опасности их просто вывели бы оттуда и не стали бы рисковать. А насчет войны ты прав, и для каждого это будет своя война. Для меня и ребят из «Звезды» – информационная, для вас, разведки – интеллектуальная и военно-политическая. А возможно, кому-то из коллег придется повоевать в самом изначальном смысле этого слова. Вон в тех контейнерах на палубе «Колхиды», к примеру, явно не подарки от Санта-Клауса везут. И в трюме тоже… По осадке видно, что корабль загружен до упора…
– Да, Васильевич, не потерял ты хватки, не потерял… – покачал головой Николай. – Правильно говорят, что мастерство не пропьешь. Не ушел бы тогда от нас, сейчас бы тебе цены не было.
– Если бы сам не ушел – меня бы все равно «ушли». Да и какая тут хватка, Коля? – отмахнулся я, – все просто, как комбинация из трех пальцев. В воздухе пахнет грозой и собаки воют, а у меня, у старого, остатки волос на голове дыбом встают. Эта Сирия сейчас как Испания в тридцатых. После нее вся эта банда снова прямиком к нам в гости заявится. Чем больше мы там этих уродов намолотим, тем легче будет потом. Ты же знаешь, что в Сирию вся нечисть из Чечни, Таджикистана и прочих веселых мест сбежалась. Да и турецкую борзость обломать надо: Эрдоган и Гюль – они ведь не просто так на Сирию зубы точат. У нас вот Союз хотят возродить, ну или Российскую империю – не суть важно. А у турок мечта об Оттоманской Порте спать не дает, у арабов-саудитов – о халифате времен Карла Великого. И для всех эта война как свет в окошке. И для нас она тоже многое значит. Победим на внешнем рубеже – и будет нам счастье, новоявленные Хоттабычи все полягут в сирийскую землю, и ни до Кавказа с Поволжьем, ни до Средней Азии не доберутся. Впрочем, мы еще поговорим с тобой на эту тему… – Я подошел к борту и, облокотившись на поручни, стал смотреть на бегущую внизу воду. – Знаешь, Коля, если будет надо – вернусь в «контору»! Только ведь мы, журналисты, тоже нужны Родине, и у нас своя война…
– А вот тут ты прав, Васильич, – Николай облокотился на поручни рядом со мной, – не будет таких, как ты – все заполонят либеральные шавки из «средств массовой дезинформации». Чистая отрава. Ты делай свое дело, мы будем делать свое. Я тут в ближайшее время тебя с одним человечком познакомлю, вам интересно будет, это я тебе гарантирую. Смежник он. Мы негодяев находим, а он их в лучший мир отправляет. Но только, чур, без имен и подробностей…
– Группа «А»? – заинтересовался я.
– Нет, он из другого ведомства, – Коля замялся, – ну ты понимаешь… Группа «А» на гастроли не ездит.
– «Летучий мыш»? – спросил я, Коля кивнул, и я по старой привычке присвистнул. – Серьезно!
– Ну ладно, Васильевич, свидимся! – Подполковник Ильин пожал мне руку. – А сейчас мне пора, извини – дела!
Он ушел, а я остался рассматривать волны, рассекаемые форштевнем нашего корабля, и размышлять о превратностях судьбы, которые совершенно неожиданно сводят и разводят людей.
18 декабря 2012 года, Балтийское море, 80 миль северо-западнее Балтийска
Журналист и специальный корреспондент ИТАР-ТАСС Александр Тамбовцев
Утреннее солнце разогнало туман, и по левому борту в его радужном ореоле показались идущие с юго-востока два больших десантных корабля 775-го проекта: «Калининград» и «Александр Шабалин», и морской буксир, кажется СБ-921, который на фоне «больших парней» выглядел несколько забавно.
После объединения наш отряд смотрелся солидно, тем более что на «Смольном» поговаривали о том, что до Скагеррака нас скрытно сопровождают одна или две подлодки «Варшавянки».
Вспомнился вчерашний курьезный случай. Вечером, когда мы аккуратно огибали северную оконечность острова Хиумаа, к нам подвалило занюханное суденышко под эстонским военно-морским флагом. Это был катерок со смешным названием «Suurop», наши мореманы-шутники сразу же окрестили его «Сиропом».
Я заглянул в свои шпаргалки в ноутбуке и узнал, что сие плавсредство – почти мой ровесник, во всяком случае, в 1957 году оно уже числилось в составе ВМС Финляндии. В 1999 году катер этот финны подлатали и сбагрили «мааленькоой, но гоордоой» стране. Вооружен «Сироп» был спаренной советской малокалиберной пушкой ЗУ-23-2 и двумя реактивными бомбометами полувековой давности. Забавно было смотреть на этот недомерок: длина катера – 34 метра, водоизмещение – 110 тонн, это две железнодорожные цистерны, экипаж – 16 человек. Однако «дредноут эстонского розлива» крутился вокруг нашего каравана, провоцируя столкновение с одним из российских судов. Стоящий на палубе шкипер этой посудины с помощью рупора на ломаном русском языке поинтересовался нашим курсом, грузом и пунктом назначения. Вахтенный «Смольного» вместо ответа показал любознательному эстонцу интернациональную фигуру, составленную из ребра ладони правой руки, и предплечья левой.
В конце концов капитану нашего каравана надоело любоваться на эстонские экзерциции, и он приказал прибавить ходу. Несмотря на обозначенные в справочнике 15 узлов, «Сироп» явно до них не дотягивал. Вот он в очередной раз, практически впритирку, прошел у борта идущей впереди нас «Колхиды», собрав в свой адрес солидную порцию матюгов. А корабельный кок вылил на голову командира «Сиропчика» ведро помоев из камбуза. Мы обошли болтающийся на волнах, как некая субстанция в проруби, флагманский корабль «непобедимого эстонского флота», и он вскоре растаял за горизонтом.
А на рассвете случилось еще одно происшествие… С юга, со стороны Калининграда, прилетел вертолет Ми-8. Зависнув над кормовой частью «Смольного», он сбросил веревочный трап, и на палубу спустились человек шесть людей, внешность которых говорила сама за себя. Это были «спецы» – скорее всего, «из племени ГРУ», – и их «тотемом» была летучая мышь, парящая над земным шаром. Встречали их Коля Ильин и его начальница, полковник Антонова Нина Викторовна. Похоже, что прибыла обещанная Колей опергруппа и один из новых пассажиров – тот самый полковник «Славян», о котором я уже был немало наслышан. Да и сам когда-то с ним пересекался при весьма драматических обстоятельствах.
Примерно то же время, внешний рейд Североморска, главный командный пункт ТАКР «Адмирал Кузнецов»
– Товарищи офицеры, – контр-адмирал Ларионов обвел взглядом собравшихся, – получен приказ – выйти в море на усиление группы кораблей, возглавляемых БПК «Североморск». По расчетам штаба флота, мы должны встретиться с ними на траверзе Тронхейма. Дальнейший курс – в Средиземное море, куда вышли уже отряды кораблей с Балтики и Черного моря. Задачу по прибытии на место поставит лично Президент. Вместе с «Адмиралом Кузнецовым» для проведения операции штабом ВМФ направлен эсминец «Адмирал Ушаков». Командиру БЧ-7 приготовиться для приема отдельной специальной вертолетной эскадрильи гвардии майора Смирнова, позывной – «Борей». Эскадрилья укомплектована ударными вертолетами: четырьмя Ка-52, четырьмя Ми-28 и восемью транспортно-боевыми вертолетами Ка-29. Сразу после посадки всю технику убрать в ангар. Вместе с эскадрильей прибудет отдельная разведрота специального назначения под командованием гвардии майора Гордеева. Получено указание контакты команды с личным составом спецроты свести к минимуму. Ответственный – начальник особого отдела капитан 2-го ранга Иванцов.
– Антон Иванович, – обратился адмирал к командиру «Адмирала Кузнецова» капитану 1-го ранка Андрееву, – выделите им изолированное помещение, а также обеспечьте максимальный уровень секретности. Эскадрилья прибудет тремя группами. Первая – восемь Ка-29 с десантом, вторая – четыре Ка-52, и последней прилетит группа из четырех Ми-28Н и двух транспортных Ми-8, которые доставят технический состав эскадрильи и ЗИПы к ударным вертолетам. Группы прибудут с интервалом в сорок пять минут. После разгрузки Ми-8 вылетят обратно в пункт постоянной дислокации Североморск-1. Все всем понятно?
– Товарищ контр-адмирал, это война? – с тревогой спросил командир «Адмирала Кузнецова».
– Пока нет, Антон Иванович, и надеюсь, все обойдется без применения оружия, – ответил контр-адмирал. – В том смысле, что не ожидаются боевые действия против наших «заклятых друзей». Их уже спугнули наши коллеги черноморцы, и американская эскадра покинула восточное Средиземноморье. Теперь их никакими пряниками не заманить на расстояние стрельбы ракетного комплекса «Вулкан» с крейсера «Москва». А узнав про нас, они отойдут еще дальше. Таким образом, возможно «принуждение к миру» турецких «отморозков», но это если господа Гюль и Эрдоган не проникнутся трепетом от самого факта наличия нашей группировки рядом с их побережьем. Товарищи офицеры, приказ понятен? – Офицеры молча кивнули. – Если так, то исполняйте! Еще раз обращаю внимание на соблюдение строжайших мер секретности. О нашем походе, точнее, о том, куда мы направляемся, и что у нас будет на борту, никто, кроме вас, знать не должен. К болтунам будут приняты строжайшие меры – вплоть до… Ну вы понимаете… Антон Иванович, обеспечьте передачу приказа о суточной готовности к выходу в дальний поход на «Ушаков». Если нет вопросов, то все свободны! А вот вас, капитан 3-го ранга Максюта, я попрошу остаться, – в стиле «папы Мюллера» остановил адмирал уже собравшегося покинуть помещение начальника авиатехнической службы. – Александр Иванович, – доверительно обратился Ларионов к Максюте, – у нас будет проходить испытание техника, которая предназначена для оснащения авиакрыльев первых двух кораблей-доков типа «Мистраль». Пока они строятся во Франции, и наше командование решило определиться, нужны ли нам эти французские «поросята», и чем их кормить. После недавних событий на самом верху опять возникли, скажем так, сомнения. Так что на вас ложится ответственность подтвердить или опровергнуть эти сомнения в обстановке похода, максимально приближенной к боевой. К сожалению, наша промышленность в очередной раз подвела, так что Ка-52 будут не корабельной версии. А палубных Ми-28Н пока не существует даже в проекте. Поэтому, легкой жизни я вам не обещаю. Меньше всего хлопот будет, как мне кажется, с серийными Ка-29 из 830-го полка. Сразу после прибытия уберите их в ангар. Обслуживать серийную технику в походе будут их и ваши авиаспециалисты. Надеюсь, что Ка-29 не так сильно отличаются от привычной вашим орлам модели Ка-27? Вот и хорошо! Теперь по ударным вертолетам. Вместе с ними прибудут технические специалисты из 340-го центра, старший – майор Голованов. Будьте добры, окажите им всю необходимую помощь. До самого конца похода вам придется работать вместе. Понятно?
– Так точно, товарищ контр-адмирал!
– Все, товарищ капитан 3-го ранга, можете идти, я вас больше не задерживаю.
Оставшись один, контр-адмирал Ларионов погрузился в размышления. Чем же все-таки может кончиться для него вся эта история: карьерным взлетом или кровавой заварушкой, по сравнению с которой «война трех восьмерок» покажется детской возней в песочнице? Размышляй или не размышляй, но все равно для него, как для военного, существует только одна истина, которую в свое время изрек римский император-философ Марк Аврелий – «Делай, что должен, и будь что будет».
Во тьме полярной ночи вокруг кораблей, назначенных в поход, закипела работа. Пополнялись до максимума запасы судового и авиационного топлива, до штатных величин загружались запасы авиационных боеприпасов на «Кузнецове», благо, что и истребители-бомбардировщики Су-33, и ударные вертолеты Ка-52 и Ми-28Н могли использовать одни и те же типы боеприпасов. А где-то после условного полудня на палубе «Адмирала Кузнецова» зажглись посадочные огни. Со стороны аэродрома Североморск-1, пробиваясь через морозную дымку огнями посадочных фар, приближалась первая группа из восьми десантных вертолетов Ка-29.
К совершившим посадку «вертушкам» подскочили техники. Надо было срочно убрать их в ангары – уже была на подходе вторая волна из четырех ударных машин Ка-52. С прилетевших вертолетов на палубу шустро стали выпрыгивать люди с высокими рейдовыми рюкзаками за спиной, увешанные самыми экзотическими видами стрелкового оружия. При этом внешне обычную пехоту они напоминали не больше чем волк – болонку. Рядом с ними тут же нарисовался капитан 2-го ранга Иванцов. Прибывшие бойцы как-то незаметно растаяли в лабиринте коридоров «Адмирала Кузнецова», словно их и не было вообще. Конечно, они не просидят взаперти весь поход, но в дальнейшем им разрешат появляться на палубе и среди команды только одетыми в обычную для «Адмирала Кузнецова» форму. Со стороны ни один нескромный взгляд не должен увидеть, что на авианесущем крейсере свили временное пристанище воины «из племени летучих мышей».
Не успели техники убрать в ангар последний Ка-29, как на посадку зашел первый Ка-52. С этими машинами возни было побольше, ибо из-за невозможности сложить лопасти их соосных винтов «вертушки» вписывались в габариты самолетоподъемника с допусками плюс-минус пять сантиметров. Но голь на выдумки хитра: рулетка, мел, банка с краской – и вот на самолетоподъемнике уже нанесена разметка, указывающая, какое положение на палубе должно занимать шасси «Аллигатора», чтобы операция спуска или подъема прошла штатно. Помучавшись немного с первой машиной, остальные три опустили в ангары «Адмирала Кузнецова» почти в штатном режиме.