Читать онлайн
Постижение смысла

Нет отзывов
Мартин Хайдеггер
Постижение смысла

MARTIN HEIDEGGER

GESAMTAUSGABE

III ABTEILUNG: UNVERÖFFENTLICHTE ABHANDLUNGEN

VORTRÄGE – GEDACHTES

BAND 66

© А. В. Перцев, О. А. Матвейчев, перевод на русский язык, 2022

© Verlag Vittorio Klostermann (Frankfurt am Main), 2009

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Дизайн обложки И. Н. Граве

* * *

I. Введение

1. Эпиграф из Периандра и Эсхила[1]

μελέτα τὸ πᾶν.

Periander[2]

Охвати заботой сущее в целом.

Периандр

ἅπαντ’ ἐπαχθῆ πλὴν θεοῖσι ϰοιϱανεῖν

Aischylos, Prometheus v. 49[3]

Все тяготит, кроме единственного – власти над богами.

Эсхил. Прометей, стих 49

2. Иное мышление

Сперва возьми угли последнего жара благословения
Из темного очага пра-бытия,
чтобы они воспламенили встречное противничание-
                                    ответствование на вызов:
божественность – человеческость в Одном.

Брось жгучую нужду в смелом просветлении
меж миром и землей как песнь
всех вещей – к созиданию
радостной благодарности по праву и достоинству.

Скрой в слове тихую весть
О скачке, совершенном через большое и малое,
и потеряй пустые находки
внезапных кажимостей на пути к пра-бытию.

Лето 1938

3. Скачок

Бери, бросай и таи,
и пусть будет скачок
из самого дальнего воспоминания
в какую-то не имеющую основы область:

Несешь ли ты от себя пред собой
Какое-то Кто?
Кто есть человек?

Скажи, не медля,
Каково оно-Что?
Что есть бытие?

Никогда не пренебрегай
Тем, каково Как?
Какова связь меж ними?

Человек, истина, пра-бытие
Ответствуют друг другу,
Возвышая свою суть вплоть до отвержения
и в этом обретают свою значимость.

4. Стражи-хранители

Подземная гроза катит,
неслышно для всех многих, вдаль
в надмировые пространства
дальше – толчок пра-бытия.

Мир и земля давно перемешаны
нарушены, повинуясь закону их спора
уйдя от простого отношения вещей в их скромности,
Числа столпились, сгрудившись в пустые множества
не привносят ничего больше в связи и образы
«Суще-бытующим» считается то, что «живет»
но «жить» – это только лишь выкрик
шумного субъективного-мнящего,
которое уже чересчур припозднилось,
              чтобы дать какое-либо последующее.

И все же они бдят
Тайные стражи-хранители
не произошедшего еще преобразования – преображения:
далекий толчок-импульс пра-бытия
меж угрюмым деланием и содеянным.

5. Знание

Но мы знаем начало
Начало иного, знаем его, вопрошая
стоим в преддверии-готовности к прыжку
ко всякому Да и Нет.
Мы, правда, никогда не есть знающие
и все же мы – суще-бытующее в знании
вопрошая о нас, идя от
просвета бытия.
И все же выбор-решение его
призовет ли оно, разбивая силу или бессилие, к земле
мир в споре
принесет ли нужду-потребность в боге
и со-бытует ли наивысшую тишину и покой
к Вот-Тут-Бытию человека.

6. Слово

Ничто, Нигде, Никогда
пред всяким Нечто, до всякого Тогда и Там

не избегнет слово без-дно-основы
которая даст-сообщит то
что не удастся дать всякой основе,
так как только союз
со сказанным
сделает всякую вещь особой – штучной – вещью
и дико запутает-рассеет смыслы, за которыми идет охота.

6a. Мы не знаем целей…

Мы не знаем целей
и есть только движение-ход.

Мы не нуждаемся во Многих
которых уже давно поглотила
жажда к содеянному-сделанному
Так, что только Один принес бы
сердце для голоса
тишины-покоя в пра-бытии
что взломало бы и смирило бы
дикое в ларце, где хранится основополагающее
                и это наше мужество.

6б. Здесь-бытие

То, что Здесь-бытие было бы,
дабы поведать пра-бытие,
Вынести из него необходимость-нужду
в ширь взгляда-взора, который видит заповеданное
То, что Здесь-бытие было бы,
Дабы пра-бытие вернуть назад к чуткому уху Того,
кто предпочел бы тишину-покой сделать своим уделом –
То, что Здесь было бы,
Дабы петь-воспевать пра-бытие,

возвращая его из далекой песни домой, на родину,
что долго избегалось и чего долго недоставало
                        как силы его сущности.

7. AΛΗΘΕΙΑ

’Aϱχὰ μεγάλας ἀϱετᾶς
ὤνασσ’ ’Aλά-θεια, μὴ πταίσῃς ἐμάν
σύνθεσιν τϱαχεῖ ποτὶ ψεύδει…

Pindar, Fragm. n. 205 (Schroeder)[4]
Начало годности к величию,
Госпожа божественная, несокрытость,
да не отвергни когда-либо мое настоятельное вникание в тебя
дико-грубым (суровым) обращением-превращением…

* * *

В свободном мыслительском толковании:

Истина (просвет) пра-бытия есть пра-бытие заблуждения –
Поворот-обращение того, кто забрел в заблуждение (так же как возврат в прежний мир-царство), позволительно только в таких местах.
Но какое обращение-поворот?
Просвет есть без-дно-основа как нужда-потребность
                                            в осново-положении.

В свободной передаче мыслителя:

Истина (просвет) пра-бытия есть пра-бытие заблуждения – заблужденность (как состояние, такое же, как богатство), уместная и позволительная лишь в этом месте. А верно ли обратное? Просвет есть без-дна – как выражение нужды в основе.

Из просвета пра-бытия поднимается, возникая, изначальность единственного-уникального в суще-бытующем, которая уже несравненно превосходит длительностью всякую «вечность», к которой мы постоянно приплюсовываем в довесок себя как чисто-пустое оставание там.

II. Скачок вперед в единственность пра-бытия[5]

8. К постижению

Только исходя из начала [слоистой] истории (Geschichte) «этого» пра-бытия, будучи свободным от любой истории (Historie), мышление сможет подготовить готовность для положения основы того одного выбора (ср. ниже S. 45) (ср. Размышления XII, 29[6] более подробно изложенное понимание выбора), а именно только это: пересилит ли человека махинативность суще-бытующего, превратив его в существо, склонное проявлять силу без всяких ограничений, либо пра-бытие щедро дарует основу его истины как жестокую нужду в ней, из которой пересекутся, как крест, ответствование-распротивление Бога и человека со спором земли и мира. Такое перекрещивание есть противоборство противоборств: со-бытие, в котором суще-бытующее только и вернет свое принадлежание пра-бытию. Война – это только непокоренно-непересиленная махинативность суще-бытующего, мир – это только кажущееся утихомиривание этой непокоренности. Но борьба – это контригра, в которой происходит взаимоодаривание-наделение сущностью, исходя из учтивости гордости взаимоотвергания. «Борьба» мыслится здесь, исходя из тиши-покоя сущения. «Борьба» – это слишком человеческое название отделенного от человека «со-бытия». Пра-бытие – это со-бытие, которое может быть вынесено вовне: Aus-trag как вы-несение – у-лаживание (ср. ниже S.84). Мышление в будущем станет вы-думыванием-раз-думыванием (со-бытующим с бытием сказыванием в без-картинном, не наделенном образом слове) готовности к [слоистой] истории перехода (преодоления-раз-веивания по ветру метафизики).

9. Махинативность (die Machenschaft)[7]

Махинативность означает здесь все делающую и все исчерпывающую делаемость суще-бытующего – так, что в ней только и определяется сущность покинутого пра-бытием (и основанием его истины) суще-бытующего. («Делаемо» понимается здесь подобно тому, как понимается соотношение слов «будимо»=«бдяще» (»wachbar«=»wachsam«), а потому делаемость толкуется в смысле махинативной махинности. Махинативность есть самонастраивание на махинативную махинность всего, а именно так, что предопределено Неудержимое-Беспрестанное безусловного рассчитывания-высчитывания всего и вся. Нечто в этом роде допускает, что где-то там с краю существует «прогресс» – ведь он, как кажется или мнится, способен преодолевать разрушение как симптом «регресса». Однако делаемость располагает-распоряжается сущим-бытующим как таковым в игровом пространстве постоянно примешивающегося к ней прогрессирующего уничтожения. Постоянно уничтожающая и разворачивающаяся уже через посредство одной только угрозы уничтожения сущность махинативности – это насилие. Оно развивается в обеспечении силой – как тотчас же срывающейся с тормозов и всегда готовой перемениться способности к какому угодно и при этом превозмогающему и распространяющемуся подавлению-подчинению. Пребывающее в сущности махинативности насилие в любом случае зависит только от силы и никогда не становится основой власти; ведь махинативность есть предваряющее все, что делаемо, стреноживание-сковывание и, наконец, подкапывание-подрывание всякого выбора. Господство, однако, проистекает из полагающей основы способности делать выбор; господство обладает не только достоинством, оно есть свободная способность изначального признания достоинства не только какого-либо суще-бытующего, но и самого пра-бытия. Господство есть достоинство пра-бытия как пра-бытия. Все и всяческое господство – изначально, и представляет собой господство начала. Махинативность требует под множеством масок разнообразных насилий заранее полностью обозримой рассчитываемости того, насколько подлежащее подчинению суще-бытующее обладает устройством, которым можно располагать и воспользоваться; из этого существенного, но в то же время завуалированного требования проистекает современная техника. Она высвобождает человека в его порыве к разделению на части своей массовой сущности, она преодолевается всяким человеческим обособлением, поскольку должна быть включена в то, что может быть сделанным – как со-делающий (и лишь по видимости еще направляющий и ведущий) субъект. Поскольку человек и в эпоху махинативности, обретшей полномочия к ее неограниченному насилию, понимает себя как животное (живое существо), для него самого (равным образом как для «мы», так и для «я») остается еще только «пере-живание-выживание как единственный способ вести себя и держать себя, который обеспечивает ему видимость самоутверждения по отношению к суще-бытующему в окружении махинативности. Возрастание широты и быстроты, дешевизны и открытости «переживания-выживания» есть признак того, что пали последние ограничения для насилия махинативности. Эпоха завершения современности (ср. 10. Завершение современности) уже имеет своим существенным следствием силовое превосходство техники над сущим-бытующим и ее бессилие перед пра-бытием – и никогда не может определить технику своей основой. Для этой эпохи уже недостаточны и такие характеристики, которые предполагают термины «цивилизация» и «культура». А именно: и та, и другая относятся к современности, но – к подготовительному ее периоду, который уже закончился. В обеих сущность техники еще сдерживает себя и потому преподносит себя только как особую область и как прежде всего ограниченную форму обуздывания вещей и массовой сущности человека (ср. 65. Техника).

Махинативность как суть суще-бытующего, как вид, в котором она расхожа, вынуждает предоставлять полную свободу действия всем тем силам, которые способны проявлять силу и преобразовывать форму проявления силы, – свободу в самопересиливании силы. Сообразно этой основополагающей сути силы, она уже постоянно продолжает себя в расширении и повышении, позволяя этому привнесению считаться лишь более поздней добавкой, которая может выказать себя и быть замеченной лишь во внешнем процессе. Это протекающее в таком про-должении самопересиливание силы выказывает себя в разнообразных проявлениях, которые – в том виде, как они познаются – обретают толкование с помощью унаследованного набора-запаса метафизических понятий.

Ведут речь о «динамичном» – и полагают, что удастся лучше и точнее определить самопереполнение-потоп предоставленных самим себе и отпущенных на волю силовых процессов, если вообще не говорить о сущности силы.

Называют это «тотальным» и думают при этом о своеобразии сущности силы, выражающейся в том, что она не может терпеть ничего, что оставалось бы за пределами круга ее действия – ничего, о чем можно было бы еще говорить как о «действительном».

Указывают на «имперское», касаясь тем самым приказного характера силы, чтобы преодолеть который, следует просить, вести переговоры или выжидать удобного случая; ведь ее пересиливанию самой себя присуще приказное подчинение всего того, чему только ни случится обнаружиться в располагаемой ей округе.

Упоминают «рациональное», имея ввиду тот характер рассчетливости, который присущ всякому руководству, осуществляемому в приказном порядке, которое циркулирует в замкнутом кругу распределения сил и руководства ими.

Указывают на «планетарное», желая сказать, что осуществления силовых полномочий не только всякий раз «тотальны» в себе (будучи соотнесены с государством, с народом), но и устанавливают пределы свои только на границах населенного земного шара и его окрестностей, находящихся с распоряжении (атмосферы и стратосферы), что в то же время должно говорить о том, что планета в целом как структурное образование власти «вовлечена в действие», а потому неприступна для разведывания каким-либо планетарным противником.

Однако все эти и прочие признаки сущности силы никогда не достаточны – потому что они несущественны – для того, чтобы постичь махинативность как таковую, то есть для того, чтобы понять ее с точки зрения истории пра-бытия как форму господства Самоотвергающего пра-бытия и его истины, основание которой не положено; ведь такое понимание осуществляется единственно в ходе выбора, посредством которого махинативность как таковая будет зафиксирована на одной из сторон – и, тем самым, вообще в ее разоблаченной сущности. Но вся силовая и насильственная сущность – это само по себе уклонение от такого выбора, которое как раз потому и оставляет скрытым своеобразие сущности силы, что ее приказной характер выходит на передний план, но приказ представляет собой менее всего продолжение решимости выбирать и форму ее выражения. Но не всякая решимость проистекает от выбора; а если и так, то выбор вовсе не обязательно должен быть существенным – такого рода выбором, что в нем была бы поставлена на карту сущность самого пра-бытия. (Поэтому все властители так любят ссылаться в оправдание на свою «новоиспеченность», потому что она привносит потребное незнание, которое скрывало бы ту беспардонность и неспособность проявлять почтение, которые нужны, чтобы произвести запланированное разрушение под видом нового прорыва – и при этом уклониться от всякого выбора).

Из такого лишь поверхностного познания и толкования махинативности – в смысле вышеупомянутых признаков – возникает позиция, занятие которой предполагает, что посредством простого согласия-признания распоясавшегося в разгуле насилия превышения власти можно принять и признать то, что «есть». Это принятие «действительного» толкуют как «героизм». Но названное так имеет все признаки «капитуляции» перед налично данным как таковым – перед махинативно определенным, то есть перед покинутым бытием суще-бытующим самим по себе. Там, где принимается только экстраординарное, там предварительно не постигнуто то, что было необходимо. Оно, однако, может быть постижимо, только исходя из знания одолевающей и пронизывающей сущее-бытующее суровой нужды, уязвляющей сущесть в самое существенное. «Героический реализм» – по видимости, наивысшая форма знания о позиции, которую следует занимать по отношению к суще-бытующему – приводит только к наиболее потаенному виду уклонения от бытия; он есть наиболее яркий признак-примета забвения бытия, который выдается за способность резче и четче всего видеть то, что «есть»; и, тем самым, он публично доказывает свою сообразность времени в эпоху, когда современность начинает обретать завершенность.

И все же все попытки «мировоззренческого» толкования нераспознаваемой впутанности в сокрытую историю (Geschichte) эпохи всегда остаются поверхностными – и бесплодны, поскольку не готовят никакого первоистока, исходя из которого, можно сделать выбор. Для постижения, напротив, имеет существенное значение возрастающее знание о сущности силы – и о том, что дает существенный эффект при самопересиливании силы.