Евгении
Сквозь полуоткрытый полог, свернутый в подобие трубки и пришпиленный к боку балагана, вместе с шумом площади, пылью и диким месивом запахов проникали косые лучи заходящего солнца. Они рассыпались брызгами по стеклянным колбам и пузырькам, которые беспорядочно громоздились на походном столе.
Валлент отер пот со лба и возобновил демонстрацию раствора, уничтожающего при своем распылении всякие запахи. Над полем для эксперимента возвышалась долговязая фигура унылого покупателя. Тот недоверчиво наблюдал, как бывший сотрудник Отдела частных расследований, а ныне вольный магистр Валлент смешал в чистой колбе несколько заговоренных порошков, разбавил их водой и тщательно взболтал смесь.
– Извините, для проверки состава мне нужно нечто весьма пахучее, – сказал Валлент и без колебаний принес из самого дальнего конца балагана плотный парусиновый пакет. Развязав тесемку, он протянул его посетителю, предлагая ознакомиться с содержимым. Внутри лежала дохлая крыса, отвратительно вонявшая. Любой без труда смог бы определить, что она мертва уже по меньшей мере неделю. И действительно, Валлент изловил ее на приманку ровно восемь дней назад, когда предыдущий экземпляр пришел в полную негодность и напоминал скорее кучку костей и обрывков шкурки.
Клиент отшатнулся и зажал нос пальцами. Однако Валлент не удовлетворился результатом и с невозмутимым видом помахал пакетом, вытянув руку к самому лицу посетителя.
– Прекратите, бес побери! – вскричал тот с выпученными глазами. – Вы хотите, чтобы я ушел?
Валлент сжалился над покупателем и завязал свой мерзкий мешок, но вонь, разумеется, не исчезла и продолжала висеть в воздухе смрадными клубами.
– Прошу вас удостовериться, что запах по-прежнему присутствует, – вежливо произнес он, зная, что клиент уже на крючке, даже если он сам и не понимает этого. – Заметьте также, что ваша собственная одежда пропиталась им. Когда вы придете домой к ужину, ваша супруга будет очень недовольна.
Валлент знал, о чем говорил – он вымочил дохлую крысу в специальном растворе, обеспечивающем небывалую стойкость зловонию, так что оно выветривалось только спустя три-четыре дня после проникновения в ткань. Разумеется, одежда самого продавца хранила на себе высохший слой совершенно другого, защитного раствора.
Растерянный клиент прижался носом к своему желтому камзолу, весьма пыльному и потрепанному, и скрипнул зубами от злости. Впрочем, у него хватило смекалки, чтоб не ругаться с продавцом. Валлент усмехнулся и еще раз перемешал содержимое колбы, после чего аккуратно слил полученную жидкость в пульвер и налепил на него пустую этикетку. Макнув в чернила перо, он вывел на ней: «Антинюх, наружное средство для уничтожения запахов. Применять ограниченно, по назначению мага». Затем он написал свое имя и проставил дату изготовления. На этом особо настаивала имперская Канцелярия, внесшая соответствующий пункт в «Кодекс торговца, оказывающего магические услуги населению». Надо заметить, что эти буквоеды скоро зачислят в торговцы всякого, способного прочитать несколько слов в полулегальном «Руководстве по общей и прикладной магии».
Рутинная процедура красивого заполнения этикетки отняла несколько минут.
– Пожалуйста, вот ваша покупка, – радушно скахзал Валлент, кивая на пульвер. – Тридцать дукатов, и она ваша.
– Это очень дорого! – возмутился покупатель, решительно мотая головой. – За такие деньги я мог бы купить себе новый камзол.
– Хорошо, двадцать девять, и ни монетой меньше, – отрезал Валлент. – Орден монополизировал торговлю компонентами и требует за них несусветные деньги, так что они обошлись мне ненамного дешевле. Вы же не хотите сказать, что мой труд ничего не стоит? Кроме того, такого количества жидкости вам хватит, чтобы целый месяц опрыскивать выгребную яму.
Хмыкнув, клиент полез в кошелек, извлеченный им из специального кармана на широком поясе, и стал отсчитывать монеты, зажимая их в кулаке. Наконец он наскреб нужную сумму и высыпал горстку меди на стол. Валлент легко надавил на распылитель, и облачко мельчайших капель осело на одежде покупателя. Тот подозрительно принюхался, и его лицо расплылось в улыбке благодарности. Действительно, ужасающий дух полностью исчез, вообще пропали какие бы то ни было запахи, в том числе и попавшие в палатку извне.
– Скажите, а его можно употреблять внутрь? – уже от выхода поинтересовался довольный клиент, вертя в руке пульвер. – Я имею в виду, прыскать им в рот?
– Можно, но делать этого все же не стоит, – сказал Валлент. – И не вздумайте выпить его.
Он уже начал укладывать свои вещи в большой парусиновый мешок, располагая свой товар слоями: бумажные пакеты перемежались склянками и наоборот. Вся тонкость с такого рода препаратами, как уничтожитель запахов, заключается в том, чтобы не причинить заметного вреда человеку. А навредить очень легко, если допустить перекосы в количественных долях компонентов. Все это фокусы для магов-первогодков, практикующихся в безобидных опытах на людях и их ощущениях. Ведь на самом деле несчастный покупатель по-прежнему «благоухал», как протухшая крыса, а пресловутый «уничтожитель» всего лишь временно лишил его нос чувствительности. Правда, всякий, с кем он будет общаться, невольно получит свою дозу магического зелья и тоже на время утратит обоняние, так что с этой стороны все выглядит вполне честно. Куда как сложнее создать объективную реальность – например, сквозняк в закрытом помещении, который бы вызвал колебание штор и смахнул бумаги со стола. Это знание доступно только настоящим специалистам, обучавшимся в Ордене, но уж во всяком случае не любому проходимцу, раздобывшему какую-нибудь десятую копию «Самоучителя молодого мага», переполненную фактическими ошибками. Там, кстати, и в «Приложении для продвинутых» не найти упражнений по такого рода магии.
Последнее, что сунул Валлент в свой мешок, было позволение на торговлю товарами мнимой магии иллюзий, называвшейся среди торговцев и населения прикладной. Оно висело в неокрашенной рамке, под стеклом рядом со входом в балаган.
– Уже уходишь? – спросил его Уммон, в окружении нескольких помощников стоявший неподалеку, рядом с таким же точно брезентовым куполом, из которого арендатор и его слуга вытаскивали ящики с посудой. Валлент кивнул на заходящее солнце, позолотившее даже мрачное, угловатое здание городского суда. Тем временем подручные Уммона по его знаку бодро выдернули из-под плотной ткани шатра металлический шест и стали сворачивать палатку в тугой рулон. По будним дням ярмарка на центральной площади города не работала, и все желающие потолкаться, а то и купить что-нибудь нужное, отправлялись на постоянное рыночное место в южной части столицы, на левый берег Хеттики.
– Позвольте вам помочь, – сказал кто-то рядом с Валлентом. Магистр обернулся и увидел молодого человека, почти мальчика, облаченного в плащ глубокого синего цвета, негласно принятый в качестве форменной одежды у сотрудников имперской Канцелярии. Его длинные светлые волосы были перехвачены лентой. Гладкое лицо юноши, скорее всего, ни разу не тронутое бритвой, выглядело смущенным, когда он неуверенно протянул руку, чтобы принять у Валлента ношу.
– Будь осторожен, малыш, – буркнул магистр и помог ему пристроить на спине увесистый мешок. Парень не вызвал у него никаких подозрений.
Они направились к узкой Подковной улочке, вливавшейся в Конную площадь. Пришлось аккуратно обходить кучи навоза, оставленные лошадьми, и другой малоприятный мусор, скопившийся на брусчатке за долгий летний день. Солнце уже почти скрылось за крышами зданий, и между последними разлилась густая тень, но света было тем не менее достаточно, чтобы не угодить в сточную канаву.
– Меня зовут Бессет, – начал юноша, – и я торопился, чтобы успеть поговорить с вами в вашем шатре и посмотреть на вещества, которые вы используете. Видите ли, я интересуюсь магией, особенно высшей, и думал посмотреть, как вы работаете с компонентами.
– Я всего лишь обыкновенный торговец иллюзиями, учиться у меня нечему. А ты, значит, маг-самоучка?
– Еще нет, – стушевался Бессет. – Я работаю в имперской Канцелярии. В тех книгах, которые я читал, слишком сложные тексты. По правде говоря, я почти ничего не запомнил…
– Это нормально.
– Вы думаете? – обрадовался юноша.
– Без постоянной практики ничего бы не получилось даже у покойного Бекка. Я помню, как в молодости он проводил в своей лаборатории ночи напролет, заучивая сложные заговоры второго уровня.
Бессет недоверчиво покосился на Валлента, с непроницаемым видом шагавшего рядом. Откуда-то со второго этажа прямо перед ними на край канавы упала груда кухонных отбросов, нимало не смутившая Валлента и его спутника.
– Я всегда обращался к нему за консультацией, если сам не мог выяснить, каким образом преступник ухитрился облапошить жертву, – продолжал между тем Валлент. – Надо ли говорить, что Бекк всегда находил решение? Для суда его заключение было так же неоспоримо, как то, что солнце встает на востоке.
– Вы сказали про магию второго уровня, – проговорил Бессет. – Я даже не пытался читать соответствующие трактаты.
– Похоже, у тебя есть к ним доступ? – быстро спросил Валлент.
Юноша рассмеялся и кивнул на сравнительно чистый одноэтажный дом в десятке шагов впереди, на фасаде которого, над широкой дверью, красовалась длинная яркая вывеска: «Бытовая магия». От собственного смеха он закашлялся, а после этого еще несколько минут тяжело дышал и сглатывал, что позволило ему счесть тему малодоступных книг забытой. Валлент толкнул дверь собственного дома, служившего также постоянным помещением для его магазина, и пригласил молодого человека внутрь. Колокольчик на верхней балке звонко тренькнул, и откуда-то из задней половины дома раздался низкий женский голос:
– Приходите завтра, сегодня выходной!
– Это я, Тисса! – отозвался Валлент и кивнул на угол рядом с прилавком.
Бессет осторожно поставил ношу на указанное место и с любопытством осмотрелся, особенно заинтересовавшись застекленным шкафом. В нем магистр хранил наименее ценные компоненты снадобий – толченую шерсть летучих мышей, вяленые заячьи уши, нашинкованные тараканьи усы и тому подобную чепуху, скорее призванную произвести впечатление на покупателей, чем пригодную для изготовления снадобий. Полки за прилавком по причине выходного дня зияли пустотой.
Валлент пригласил молодого человека в свой кабинет, попасть в который можно было только из-за стойки. Дверь, зримо массивную, он открыл небольшим ключом очень сложной формы. Если Бессет надеялся оказаться в лаборатории, изобилующей «стендами» с начатыми и прерванными опытами, древними фолиантами и прочими атрибутами практикующего мага, его постигло разочарование. Здесь действительно имелся монументальный стол, во многих местах изменивший первоначальную расцветку, а кое-где попросту прожженный, но не более того. Возле внутренней стены возвышался шкаф, наверняка набитый стандартными магическими атрибутами. Единственное окно, выходившее в относительно светлый двор дома, было забрано решеткой и на ночь закрывалось ставнями из листового железа. К видимому сожалению Бессета, хозяин тщательно следил за порядком в своем кабинете.
Валлент выдвинул один из ящиков стола, и на свет появилась бутылка без этикетки, литая из очень темного стекла. Оттуда же возникло два бокала, и незначительная часть багровой жидкости перекочевала в них. Магистр опустился в удобное кресло с простыми деревянными подлокотниками, оставив посетителю единственный стул. Бессет отпил вина и восхищенно принюхался. Из бокала поднимался горячий виноградный дух, не замутненный алкогольными парами.
– Этому вину не меньше десяти лет, – сказал он.
– Двенадцать, – уточнил хозяин, трогая губами свой напиток. Он не стал добавлять, что в действительности содержимое бутылки давно прокисло, и только примитивные пищевые добавки, имеющиеся у каждого мага, придают ему отменный вкус. – Поскольку я не предлагаю его каждому встречному, тебе придется наконец рассказать мне, с какой целью ты представился. Есть у меня странное ощущение, что ни к чему хорошему наше знакомство не приведет.
Бессет поднял на хозяина недоуменный взгляд.
– Все хорошее для всех нас закончилось тогда, когда началась война с Азианой.
– Это философия, – мрачно заметил Валлент. – Что ты можешь знать про то время? Моему сыну было столько же, сколько тебе сейчас, когда он был призван и ушел с армией Хесстальна на северную границу.
Магистр признался себе, что Бессет чем-то напомнил ему Меллена, когда тот вырядился в традиционный наряд ополченцев и отправился на войну в составе армии, возглавляемой маршалом Империи Хесстальном. Тогда казалось, что одно только это имя способно повергнуть в ужас и обратить в бегство войска мятежной северной провинции.
– Я такая же жертва той войны, как и все, – заметил Бессет. Он расстегнул плащ и откинул полы в стороны, так что Валленту стала видна его вышитая крупными звездами рубашка с прямым высоким воротником. – У вас хотя бы был сын, а я никогда не буду иметь детей. Это вы – конечно, не вы лично, а люди вашего поколения – виноваты в том, что народ вымрет через каких-нибудь несколько десятков лет.
Валлент промолчал. Этот мальчишка задел его чувства, похороненные, как думал магистр, где-то в глубинах сознания.
– Вы никогда не думали над тем, что магия третьего уровня могла бы помочь нам выжить? – вдруг спросил Бессет. Теперь он был совершенно не похож на того застенчивого юнца, который вызвался помочь магистру в переноске тяжестей. Он смотрел на хозяина с напряженным вниманием, едва не влезая на стол.
– Я не шарлатан, – отрезал Валлент. – А если, парень, ты где-то вычитал, что создать новую жизнь из ничего можно иначе, нежели проведя какое-то время с женщиной, то я в это не верю. Когда я сказал «из ничего», то не имел в виду жизненную энергию родителей, этот вопрос пока спорный.
Юноша вздохнул и запустил руку во внутренний карман плаща. Вскоре в ней оказался свернутый вчетверо лист бумаги, имперский лоск которой буквально бросался в глаза. Гость протянул лист Валленту через стол и поднялся.
– Я уполномочен передать вам послание личного секретаря Императора, Мастера Деррека, – официально произнес он и чуть-чуть наклонил голову. – А вино у вас замечательное, – добавил он уже не так строго.
– Не уговаривай, не продам, – усмехнулся Валлент. Не притрагиваясь к листку, он также встал и проводил гостя через торговый зал к выходу из дома. Ему показалось, что юноша едва заметно улыбнулся, когда еще раз, уже прощаясь, поклонился и зашагал в сумерках по направлению к центру города, где вплотную к дворцу примыкало малозаметное здание имперской Канцелярии.
Письмо Деррека с невероятной силой влекло к себе магистра, так что он заподозрил скрытую в бумаге магическую «посылку». Он вернулся в кабинет и извлек из-под рубашки амулет, янтарно-желтой каплей вплавленный в простой железный корпус. Последний был густо усеян мелкими точками ржавчины. Расположив амулет горизонтально, Валлент встал между шкафом и столом и несколько секунд наблюдал, как золотистая полоса, растущая из центра камня к его краю, постепенно бледнеет, бегая по кругу. Наконец она стала абсолютно белой, – очевидно, все классы магии смешались и выделить доминирующий было нельзя – и указала на шкаф, в самом деле напичканный всевозможными атрибутами и веществами для «манипулирования» силами огня, воды, земли и воздуха. Письмо секретаря, будучи обыкновенным листом качественной бумаги, не привлекло внимания амулета, иначе бы светлый сектор, указывающий направление на магический предмет, раздвоился.
Когда семь лет назад, сразу после окончания Пятидневной войны, Валлент вышел в отставку, Дерреку едва минуло тридцать. Но он оказался самым опытным среди оставшихся в живых членов Ордена, что и дало ему полное право занять пост Мастера. Несомненно, он не был самым талантливым из молодежи, что открыто признавали все остальные маги, и уступал в даровании совсем юному, по меркам Ордена, двадцатишестилетнему Мегаллину. Но мастерство находить компромиссные решения и очевидная лояльность к Императору гораздо более важны для руководства Орденом магов, чем все остальные качества, вместе взятые.
Валлент протянул руку к листку, расположился в своем любимом кресле и приступил к недолгому чтению. Содержание послания оставило его в неведении относительно замыслов секретаря. Там было только несколько слов, обозначающих время и место завтрашней личной встречи с Дерреком. Кстати, не в Канцелярии, как можно было бы предположить, а в отстоящем от нее на полсотни шагов мрачноватом, тяжеловесном здании Ордена магов. В нижней части листа чернели подпись и клякса личной печати адресанта.
Какого беса этот юнец завел речь о магии третьего уровня? Маловероятно, что им удалось создать живое существо, пусть даже какую-нибудь тощую блоху. И все же если это кому-нибудь и под силу, то лишь магу второго уровня, а все они работали на Орден. Там были собраны многие сколько-нибудь ценные артефакты и редкие компоненты для производства магических смесей. Например, сушеные пупырышки перцовой жабы, в которых содержится самое мощное средство магии огня, или волоски гигантской сколопендры, придающие сокрушительную силу магии земли. А банка с окаменевшей слюной морской собаки, без которой немыслимо получение действенного препарата из области магии воды? О пере птицы шехх, невидимой с земли и никогда не опускающейся на нее, и говорить нечего, а ведь без него магия воздуха настолько же полноценна, насколько суп без мяса и соли. Множество других редких вещей также хранилось в лабораториях Ордена, в том числе пыльца с крыльев пойманного над океаном махаона, запечатанная в древесной смоле жужелица и прочие диковинки. Они не использовались в реально существующих смесях и заклятиях, а только упоминались в качестве возможных к применению в трудах авторитетных авторов, рассуждавших о тайне создания жизни.
В целой Эвране не отыскать ни одного мага, который мог бы похвастаться тем, что действительно создал нечто более сложное, чем спичка. Не прибегая к столярным инструментам, разумеется. И тем не менее с удивительным постоянством находились мечтатели из числа магов, приводившие в своих пухлых сочинениях рецепты, один другого невероятнее. Они утверждали, что уж их-то опыты имели успех. Старина Бекк в свое время прочитал Валленту целую лекцию на эту тему, и даже дал ознакомиться с малоценным трудом забытого мага древности. Тот утверждал, что жизнь возникнет на стыке магий огня и воды, если столкнуть их, скажем, во время небольшого пожара. Из остывшего пепла, согласно смелому заявлению автора, должен появиться росток небывалой красоты. На публичной демонстрации своих достижений такого рода сочинители не настаивали, и при этом на все корки ругали предшественников, разрабатывавших тему жизни…
Все дискуссии о магии третьего уровня остались в далеком прошлом, – или оно казалось таким? – в мире, не знавшем разрушительной войны. Она уничтожила заметную часть мужского населения в обеих воюющих странах, когда-то бывших одним государством, географически поделенным на две примерно равные территории. Сейчас, пожалуй, уже не осталось романтиков той эпохи, способных всерьез рассуждать о создании жизни только лишь силой магии.
Следователем Валлент был достаточно удачливым и умелым, разоблачив сонмы разномастных проходимцев от магии. Конфискованные у них трактаты он изучал в свободное от работы время, порой спрашивая совета у Бекка, который подрабатывал экспертом при Отделе. В особо запутанных случаях, когда следователи не могли определить состав того или иного зелья, этот маг всегда помогал им, пользуясь лучшими диагностическими зельями Ордена. Таким образом, Валлент был достаточно подготовлен для того, чтобы слова юного посланца, не поколебав его недоверия к идее существования магии третьего уровня, все же заставили ненадолго усомниться в правильности своих воззрений.
Он сунул письмо в нижний ящик стола, где у него хранились разного рода бесполезные бумаги. Пока он размышлял, стемнело, и Валлент принял решение отправиться утром на встречу с секретарем. Он слегка устыдился того, что простое упоминание магии третьего уровня вывело его из равновесия и почти выдернуло из привычного течения жизни.
Закрыв на крюк ставни, он прошел в жилую часть дома. Тисса что-то вышивала на маленькой круглой салфетке, сидя под лампой. Дрожащий огонек пламени, заключенный в стеклянную оболочку, ложился нервными бликами на ее слегка располневшее лицо. Несмотря на то, что ей было всего двадцать четыре года, ее фигура, некогда стройная, за последние пару лет заметно расплылась.
Девушка подняла взгляд от рукоделия и спросила:
– Кто приходил?
– Посыльный из Канцелярии Императора.
Тисса расставила перед ним тарелки с привычными блюдами: вареными куриными яйцами, куриной же тушкой и кружкой чая. Отдельно лежал солидный кусок черного хлеба, круто замешанного на толченых отрубях.
– Завтра с утра мне придется туда сходить, – сказал Валлент. – Дверь держи на запоре, как обычно.
Утром Валлент выбрал из вороха старой одежды, сохранившейся у него со времен работы в Отделе, самые приличные штаны и рубашку, ни разу не надетые им после отставки. Прибавить к ним еще и темно-зеленый плащ было бы неправильно – все-таки он уже много лет не состоял на службе у Императора. Поэтому Валлент надел обычный серый плащ, который носил в ненастную погоду. В углу платяного шкафа отыскались сморщенные, но почти новые блестящие сапоги.
Согласно солнечным часам, установленным на южном окне дома, у него оставалось еще вполне достаточно времени, чтобы добраться до Ордена, преодолеть магический пост и подняться во владения Деррека, секретаря Императора и Мастера. Очевидно, тот хотел встретиться с Валлентом именно как глава Ордена магов, в противном случае пригласил бы его в Канцелярию. Или дело было настолько секретным, что говорить о нем следовало только под защитой системы безопасности Ордена.
Магистр решил пройти к цели не по прямой, а через Сермяжную площадь. Ему не хотелось рисковать обувью, пробираясь между мусорных куч и засоренных канализационных стоков, давно не чищенных и почти потерявших былое значение. В последние годы специальный сотрудник Ордена периодически старался освободить их от неизбежных заторов, вызывая жуткие ливни. Но в основном этим занимались жители домов, расположенных в непосредственной близости от источников зловония. Только таким образом удавалось поддерживать хотя бы видимость чистоты в жилых кварталах.
Как и вчерашний день, нынешний обещал быть жарким. Тучи мух роились над мусором, скопившимся между строениями, отовсюду шел вязкий, кислый дух разложения и нечистот. Несмотря на летний сезон, имперский маг, специализирующийся на воде, слишком редко промывал городские стоки и улицы: в последний раз это случилось почти неделю назад и принесло лишь кратковременное облегчение. Удивительно, что техническому Отделу еще удавалось поддерживать водоснабжение половины обитаемых домов города. Правда, воды хватало только на самое необходимое, даже несмотря на то, что в столице проживала едва ли треть населения против довоенного, и с каждым днем людей становилось все меньше и меньше. На улице, по которой шел магистр, ему встретилось только несколько человек, в основном пожилых или среднего возраста, и ни одного ребенка. Впрочем, мне самому уже под пятьдесят, усмехнулся Валлент, выбираясь из утренней тени домов на маленькую Сермяжную площадь, в этот час неожиданно людную. Присмотревшись, он понял, что из здания медицинской Академии на углу Дальней и Меловой улиц выносят короткий черный гроб. Вокруг собралось несколько человек, видимо, родственники умершего, среди них несколько детей лет десяти-пятнадцати. Большая часть надела что-нибудь черное. Они молча направились по Меловой улице в сторону кладбища.
Магистр вынул из кармана плаща переносные солнечные часы и решил, что ему стоит поторопиться. Свернув под прямым углом, по Береговой улице он направился к административному кварталу, где находились все государственные учреждения, в том числе дворец Императора. Показались вывески дельцов, специализирующихся на обслуживании богатой клиентуры – они украшали разнообразные нотариальные и адвокатские конторы, парикмахерские, модные ателье и десятки разновидностей торговых лавок. Тут же высилось обветшалое, с выбитыми стеклами здание Народного совета, отданное на разграбление во времена милитаристской истерии, накануне открытого объявления войны Азиане, и с тех пор населенное исключительно летучими и сухопутными мышами и крысами. По преданию, когда-то этот дом с островерхой крышей был Храмом Бога на земле, но впоследствии, при появлении магии, лишился пожертвований и пришел в упадок.
Когда он достиг трехэтажного здания Ордена, время приближалось к назначенному. Магистр открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в светлый холл, из которого вверх вела одна широкая лестница с простыми перилами. На стенах по обе стороны от входа висели портреты выдающихся Мастеров прошлого, и последним в их ряду был Эннеллий, с выражением спокойного превосходства взиравший на живописца. Мастеру было за шестьдесят, когда он отправился на северную границу с Азианой и спустя десять дней погиб в схватке с магами мятежной провинции, среди которых был и его бывший ученик. Но погиб не только он и его помощники из числа наиболее опытных членов Ордена, но и магический «корпус» врага, а также сам предводитель северян Феррель, когда-то назначенный наместником Императора в северной провинции Азиане. О простых гвардейцах и говорить не приходится, их полегло бессчетное множество. В той жуткой магической катастрофе не выжил даже маршал Хесстальн и его адъютанты. Портрет Эннеллия был сделан за несколько месяцев до похода, словно Орден предчувствовал смерть Мастера, но в облике самого мага преобладало величавое спокойствие и уверенность в себе. Впрочем, возможно, художник оказался настолько талантлив, что решил оставить потомкам именно такого Мастера, а не озабоченного неурядицами старого человека.
Валлент стоял посреди холла, изучаемый невидимыми глазами, ожидая, пока мелодичный звуковой сигнал возвестит окончание проверки. Наконец он прозвучал откуда-то сверху, напомнив посетителю прежние времена, когда Валлент так же точно стоял здесь, готовясь нанести визит Бекку и порой слыша шаги снующих по зданию магов и их учеников. Индивидуальные характеристики его организма по-прежнему хранились в памяти защитной системы Ордена.
Только один раз за те две-три минуты, пока Валлент неподвижно изучал портреты старых Мастеров, на одном из верхних этажей он расслышал глухой стук удаляющихся по коридору шагов, затем невнятный голос, как будто человек говорил сам с собой.
Следователь быстро поднялся на третий этаж, где совсем рядом с лестницей располагался кабинет Мастера, и на всякий случай постучал пальцем по темной дверной панели, вырезанной из какого-то редкого дерева. Если Мастер находится за своим рабочим столом, он все равно не услышит этот стук. Валлент толкнул дверь и не без волнения вошел в огромный темный зал, простиравшийся далеко вдоль здания и выходящий окнами на флигель императорского дворца. Валленту никогда не доводилось бывать здесь раньше. Но со слов Бекка он знал, что дорога от входа до стола, за которым его встретит Деррек, займет почти минуту, так что он мог бы и не колотить по двери. Путь был извилист и проходил между высоких, заставленных пыльными экспонатами стеллажей и музейного вида застекленных ящиков. Окна, занавешенные плотными бордовыми шторами, придавали обстановке некий налет ирреальности.
Сделав последний резкий поворот, он неожиданно очутился перед стеной, которой здесь не должно было быть. Видимо, преграда была возведена не так давно, чтобы разделить библиотеку и собственно кабинет Деррека. По крайней мере, в стене имелась дверь, и Валлент два раза стукнул в нее. Услышав приглашающий возглас Мастера, он вошел в довольно светлое и приветливое помещение, не имевшее ничего общего с библиотекой. Прямо напротив него, за массивным столом восседал Деррек, тридцативосьмилетний Мастер, по совместительству секретарь Императора. Непонятно, почему его должность называлась именно так, скорее он являлся консультантом правителя по вопросам магии, нежели просто человеком, ведущим бумажные дела главы государства. Хозяин кабинета поднял острое широкоскулое лицо от книги, которую просматривал.
– Приветствую вас, Мастер Деррек, – церемонно сказал Валлент и слегка наклонил голову.
– Здравствуйте, магистр Валлент. – Секретарь указал глазами на мягкий стул напротив себя. Когда Валлент мельком встречал его в коридоре Ордена в последний раз, лет восемь назад, будущий Мастер выглядел куда более жизнерадостным. Традиционный красный, с двумя золотыми продольными полосками плащ был небрежно накинут на его узкие плечи, скрепленный у горла тускло-желтой металлической стрелкой.
– Я пригласил вас, магистр Валлент, по достаточно серьезному поводу, – начал Деррек в манере человека, ценящего время. – Надеюсь, вам он также покажется важным. – Мастер повертел в руке перо и продолжал: – Один из членов Ордена, Мегаллин, занимался магией третьего уровня.
Он взглянул на Валлента, который непроизвольно напрягся, вцепившись в подлокотник.
– Если быть точным, он всего лишь изучал возможность овладения магией третьего уровня, как и многие другие до него. Но его незаурядное дарование позволило ему продвинуться на этом пути несколько дальше, чем все остальные… Я знаю, что вы отличный специалист, при содействии покойного Бекка читали соответствующие труды старых магов. А значит, владеете предметом интересов Мегаллина.
– Это преувеличение, – кашлянул Валлент, принудив себя расслабиться.
– Не скромничайте, магистр. Мы не раз регистрировали мощное магическое излучение от вашего дома. Я давно хотел предложить вам вновь вернуться на службу Императору. Не в Отдел частных расследований, конечно, а в Орден. У нас, как вы знаете, есть определенный… недостаток в сотрудниках. Не стажером, конечно, а… скажем, свободным исследователем.
– Все мои опыты закончились неудачей. И я очень давно не занимался ничем подобным.
– Возможно, вам просто не хватило знания некоторых аксиом, которые содержатся в работах древних и современных магов, – лукаво заметил Мастер, сохраняя при этом серьезное выражение лица. – Но вернемся, однако к Мегаллину. Должен предупредить, что все, услышанное вами, не может быть разглашено ни под каким видом. – Деррек вновь надолго замолчал, холодно глядя куда-то в сторону дворца. – Три недели назад, второго июля, он проводил очередной эксперимент в своей лаборатории на этом этаже, буквально в нескольких шагах от нас, за этой стеной. – Он показал за свою спину, где висел причудливо вышитый абстрактными узорами гобелен. – Незадолго до… смерти он говорил мне, что близок к успеху как никогда. На этот день был назначен прием наших азианских гостей. Вице-консул Даяндан прошел к советнику Императора по экономике Зиммельну через флигель – его можно увидеть из окон библиотеки, из моего окна, а также из лаборатории Мегаллина – около пяти часов вечера. Консул в последний момент сказался больным и не явился, хотя он должен был участвовать в переговорах.
Валлент и сам не заметил, в какой момент обстоятельный рассказ Деррека стал восприниматься им как очередное служебное задание. Видимо, профессиональные привычки стали частью его личности, и даже длительный перерыв не вытравил их.
– В понедельник около полудня я, как всегда, ознакомился с информацией, накопленной системой охраны здания. И заметил, что Мегаллин уже около двух суток не покидает Орден, все время находясь в своей лаборатории. Это было ненормально, и я отправился к нему в кабинет, чтобы установить причины его задержки. Когда я вошел, то увидел его лежащим рядом со своим рабочим столом, с руками, поднятыми к горлу. Край его плаща был сильно обожжен. Он был мертв. Скорее всего, с позавчерашнего дня, что я определил по запаху разложения.
Мастер замолчал, наблюдая за реакцией Валлента, но тот был невозмутим, войдя в роль следователя.
– Никаких внешних следов насилия я не заметил, также как и двое остальных членов Ордена. Они в этот момент находились в здании, и я вызвал их в лабораторию Мегаллина. Правда, в самой лаборатории царил разгром, будто кто-то в ярости разбрасывал по ней предметы. Наша приходящая служанка Халлика потом полдня собирала их с пола. По некоторым признакам было очевидно, что Мегаллин умер от удушья, и эти руки… К счастью, он не был женат, и мне не пришлось брать на себя обязанность извещать о случившемся его… м-м-м… родственницу.
– Почему вы мне это рассказываете, Мастер? – спросил Валлент.
– По двум причинам. Первая – вы знакомы с основами магии второго уровня и могли бы продолжить эксперименты Мегаллина…
– Я намного уступаю в знаниях вашим сотрудникам, – запротестовал Валлент.
– Имейте терпение, магистр, это не самое главное. Данной темой, если захотите, вы будете заниматься между делом, во время расследования истинных причин смерти Мегаллина. Новому человеку, обладающему свежим взглядом на предмет, нередко удается сделать больше, чем тому, кто бьется над проблемой годами. Знаю по собственному опыту. Кстати, вашу кандидатуру предложил сам Император, после того, как ознакомился со списком отставников.
– То есть вы полагаете, что магистра Мегаллина могли убить? Кому это могло понадобиться?
– Позвольте, я продолжу. В результате длительного обсуждения мы решили, что Мегаллин пал жертвой собственной небрежности, случайно или в ходе опыта произнеся заклинание обратного вихря. Вы, конечно, знаете, что это один из самых сложных элементов истинной магии воздуха, – второго уровня, разумеется. Вокруг объекта создается кокон безвоздушного пространства, в отличие от случая прямого вихря, когда, напротив, воздух вокруг объекта уплотняется. Возможно, заклинание оказалось настолько сильным, что Мегаллин не успел его нейтрализовать и попросту умер от асфиксии. Или этот обратный вихрь почему-либо приобрел особую устойчивость и не распался в первую же минуту после своего образования.
– Очень логичная версия…
– Я тоже так думал вплоть до некоторых пор. Однако неожиданно одному из наших сотрудников, Дециллию, понадобилась весьма древняя книга, которую он в прошлом месяце одолжил Мегаллину. Это очень редкий фолиант, малозаметный труд Мастера, жившего сотни три лет назад, по имени Крисс Кармельский. Его портрет восемнадцатый с конца, если вам интересно будет на него взглянуть. Дециллий перерыл весь кабинет погибшего мага…
– А вот это напрасно! – сказал Валлент. – Он мог уничтожить следы, оставленные похитителем. Хотя они и так были уничтожены вашей служанкой…
– Но в тот момент никто даже не предполагал саму возможность кражи. Все здание находится под магической защитой! Так или иначе, книга исчезла. И самое интересное… За последние десять дней магическая активность Азианского Консульства значительно выросла.
– Какое здание они арендуют? – быстро спросил Валлент, просто чтобы быть уверенным, что азианцы почему-либо не сменили свою резиденцию за то время, что он не бывал на Береговой улице.
– То же, что и все последние пять лет. Это старый дом в нескольких десятках шагов от Ордена, сразу за бывшим торговым представительством Азианы. Вы должны были видеть его! В нем всего два этажа и около двадцати комнат, и там живут консул, вице-консул, их секретари, жены и десяток слуг. Все приехали вместе с миссией – местным жителям они не доверяют.
– И как это связано с пропавшей книгой?
– Все дело в том, что в этом труде приводились рецепты для изготовления весьма сильных составов как раз из области магии воздуха. И еще, по-моему, наброски самых простых «зеленых» заклинаний. Мегаллин, кстати, проверял их работоспособность, но, кажется, ничего не достиг. Так что с точки зрения магии третьего уровня этот фолиант скорее всего не представляет интереса. Так вот, Император предположил, и я с ним согласился, что магистр Мегаллин был убит вице-консулом Азианы. Это довольно способный маг, но по причине своей молодости он не участвовал в войне. А потому избежал преждевременной смерти. – Едва заметная тень промелькнула на его бесстрастном лице Дерека.
– То есть вы думаете, что магистр Мегаллин был убит из-за книги древнего Мастера?
– Это не простая книга, уверяю вас, господин Валлент, – с нотками раздражения воскликнул Деррек. – Никто из нас, кроме Мегаллина, не удосужился прочитать ее до конца. Поэтому мы не можем сказать, какое знание откроется нам, стоит лишь осилить ее последний абзац.
– И каким образом убийца узнал о существовании этого труда? Как, наконец, он смог проникнуть в Орден?
– В том-то и дело, что он не входил в лабораторию, поскольку это невозможно. Он действовал издалека, буквально на глазах стражника, сопровождавшего его в аудиенц-зал, – нетерпеливо ответил Мастер. – Окно кабинета Мегаллина находится в прямой видимости из любого окна дворцового флигеля. А как он узнал про книгу – предстоит выяснить вам, господин Валлент.
Он досадливо поморщился и раздраженно взглянул на бывшего следователя, будто раскаиваясь в том, что начал этот разговор.
– Извините, Мастер, но я должен знать, возможно ли вообще убить сильного мага на расстоянии, – твердо заявил магистр, нимало не смущаясь.
– Конечно, – расслабился Деррек, вновь хватая со стола перо и сгибая его длинными пальцами. На некоторых из них были надеты скромные с виду кольца. Но они несли отнюдь не эстетическую нагрузку, а потому и не должны были привлекать внимания. – Это возможно. Ясно, что Мегаллина застали врасплох, когда он был увлечен своим опытом, другого объяснения я не вижу.
– Где, по-вашему, может находиться пропавший труд старого Мастера?
– Скорее всего, у того, кто убил Мегаллина, поскольку в Ордене его нет. Мы проверили все помещения с помощью… Нашим способом, одним словом. Фолиант, кстати, несет на себе значительный магический заряд, и при удаче его можно будет обнаружить вашим амулетом.
– Вы осматривали его дом?
Деррек внимательно взглянул на магистра и пожал плечами.
– Зачем? – проговорил он. – Вряд ли там созданы достаточные условия для проведения опытов. Всем магам всегда хватало их лабораторий… Кроме того, вы же знаете, что для обыска нужно брать предписание в вашем Отделе. В общем, такие действия смахивали бы на расследование. А я не хочу, чтобы о смерти мага в городе поползли какие-нибудь разговоры… Кстати, это не самая плохая мысль – поискать трактат у него в доме, – улыбнулся Деррек.
У Валлента оставалось еще несколько вопросов к Мастеру.
– Это обычная ситуация, когда посетители являются к Зиммельну субботним вечером?
– Летом – да. Основные дела и встречи совершаются у нас в Канцелярии по утрам и вечерам, когда не так жарко. И причем не только в будние дни.
– Почему бы вам не поручить это дело штатному сотруднику Отдела?
– Это понятно, – улыбнулся Деррек. – Таково пожелание Императора, легко объяснимое. Расследование должно проводиться тайно, поскольку никаких доказательств виновности вице-консула Даяндана у нас нет. Им должен заниматься человек, реально владеющий и следственными методами, и хотя бы основами магии второго уровня, а таких в вашем Отделе уже не осталось. Кроме того, если вице-консул виновен и узнает, что находится под подозрением, он попытается пойти на убийство следователя. А вы сможете защититься, конечно, если не потеряете бдительность. И последнее – мы должны быть заведомо уверены, что результаты ваших исследований не попадут в руки врага.
«Они, конечно, знают, что я потерял на войне сына, – подумал Валлент. – Для них очевидно, что винить в его смерти я должен азианцев».
– В ваших рассуждениях слишком много предположений, – холодно заметил он. – Я не могу обещать вам результат.
– Для нас достаточно уже того, что вы беретесь за это дело, – тоном завершения беседы сказал Деррек. – Чтобы избавить вас от рутинной работы, я решил выделить вам помощника. Его зовут Бессет, именно он принес вам вчера мое письмо. Парень сообразительный и вполне обязателен, так что можете смело поручать ему любые дела, не требующие вашего личного участия. Я так и делал. Кстати, вы сможете найти его в Канцелярии, он будет там до трех часов.
– Спасибо. Какие у меня будут полномочия?
– Почти неограниченные, – серьезно ответил Мастер. – Вы можете расспрашивать всех, кто может быть вам полезен с точки зрения расследования, а также достижения результата в деле с магией жизни. Исключая самого Императора, разумеется. Вы также можете пользоваться любой литературой и всем, что у нас имеется из препаратов. Помните только, что многие из них очень редки и практически невосполнимы. Но мы сейчас в таком положении, когда излишне осторожничать нет смысла.
Он снял с безымянного пальца левой руки золотое кольцо с маленьким александритом. То был утоплен в пасть лягушки, воздевшей приплюснутую головку к небесам.
– Старайтесь без нужды никому его не показывать, – сказал Деррек, передавая кольцо Валленту. – И вообще не раскрывайте цели вашего расследования людям, не знающим о смерти Мегаллина. А о ней не знает никто, кроме Императора, членов Ордена и Бессета. Ну, и привратника Блоттера, конечно.
Мастер легко поднялся и подошел к сплошной на вид стене справа от стола, на которую через щель в шторе падал яркий солнечный свет. Только сейчас Валлент заметил на ней вполне обыкновенную дверную ручку, за которую Деррек и потянул. Но прежде чем покинуть кабинет, Мастер сдернул черное покрывало с чучела карликового крокодила с выпученными стеклянными глазами, лежавшего на полке. Его когда-то веселая зеленая шкурка поблекла от множества лет, проведенных в полумраке. Хозяин кабинета и следователь вышли в коридор.
– Вынужден вас оставить, – сказал Деррек. – Но вы можете начинать. Кстати, я предусмотрел отдельную статью расходов, которых потребует ваше расследование. Сто дукатов в день – компенсация за временную приостановку вашей работы, остальное – при необходимости. Все финансовые вопросы можете обсуждать с Бессетом, он наделен достаточными полномочиями в этой сфере.
Мастер повернулся спиной к Валленту и мягко зашагал прочь.
Валлент подошел к окну в торце коридора, просунул кисть руки в щель между шторами и взглянул на часы. Он обещал Тиссе прийти не позднее полудня, и у него оставалось еще около часа, чтобы осмотреть кабинет погибшего мага. Он взялся за это дело – теперь нужно было восстанавливать события, произошедшие в здании Ордена и вокруг него в день смерти Мегаллина.
Дверь в лабораторию была заперта, и на минуту он растерялся, пытаясь сообразить, как быть дальше. Сжав ладонь в кулак, магистр ощутил острый кристаллик александрита: он надел кольцо таким образом, что лягушка пряталась от взглядов. Подняв руку к тому месту в косяке, где предположительно находился язычок замка, он мысленно приказал тому отодвинуться. Силы природы, объединившись, легко исполнили его желание.
Состояние лаборатории, вопреки стараниям Халлики, оказалось далеко не идеальным. Дециллий во время бесплодных поисков фолианта перерыл все тумбочки, вывалив их содержимое на пол. Очевидно, он сделал это уже после пресловутой «уборки». Валлент прошел к занавешенному окну и широко раздвинул плотные шторы. Действительно, двухэтажный пристрой к дворцу находился совсем рядом, так что при желании можно было бы перепрыгнуть с одной крыши на другую. Правда, маловероятно, что при этом осталась бы целой шея прыгуна. В окнах флигеля, хоть их и не задернули вездесущими шторами, ничего разглядеть не удалось – возможно, кроме голых стен, там ничего и не было. За самим дворцом просматривался тонкий шпиль башни, на верхушке которой находились самые точные солнечно-лунные часы в Ханнтендилле. Глядя на них, звонарь каждый час бил в свой колокол. Они показывали точное время даже в пасмурную погоду.
В общем, лаборатория выглядела именно так, как и ожидал следователь. Рабочий стол мага был завален огнеупорной посудой, пакетиками с разноцветными порошками и инструментами. Отдельно стояли особо чувствительные и потому дорогие весы, о которых всегда мечтал Валлент, рядом нашлись коробка с неожиданно упорядоченными грузами и массивная, наполовину пустая горелка. Вдоль стен выстроилось несколько стеллажей и двухъярусных шкафов. С одной из полок на следователя глядел крупный одноглазый филин, озадачивший его своим диковатым видом.
Магистр приступил к более детальному осмотру. Он долго рылся в ящике стола, вороша кипы старой бумаги, и наконец в самом дальнем углу обнаружил небольшую стопку плотных листов, с обеих сторон исписанных угловатым, как будто летящим почерком мага. Мельком взглянув на них и поняв, что это дневник, Валлент решил отложить его изучение, свернул в трубку и сунул во внутренний карман плаща. Тут же, в ящике лежал толстый лабораторный журнал в твердой кожаной обложке, частично заполненный малопонятными описаниями экспериментов – каждую запись Мегаллин датировал, – но таскать его с собой Валленту не захотелось. Там, однако, могли иметься весьма интересные сведения, и не только о магии третьего уровня, так что прочитать его стоило. Если, конечно, он сумеет разобраться в системе обозначений, принятой погибшим магом.
Затем магистр ознакомился с содержимым шкафов, но там давно поселилась пыль. Мегаллин, похоже, умышленно ничего не держал в них, чтобы лишний раз не рыться на полках. В самом темном углу кабинета Валлент наткнулся на диван, небрежно застеленный красным пледом. Также на нем валялась вспученная желтоватая подушка. Рядом с изголовьем, на полке стеллажа, лепился толстый и короткий огарок свечи.
Разбирая завалы каких-то старых свитков, обрывков бумаги и разнообразных вещей, несших на себе следы бессмысленного разрушения, Валлент не заметил, как прошел целый час. Нужно было заглянуть в Канцелярию, где его ожидал Бессет, и отправляться домой.
Покинув здание Ордена, магистр обошел его справа и вскоре оказался непосредственно перед служебным входом во дворец. Миновав его, он вышел к другой поздней пристройке – резиденции Императора, выглядевшей не так скучно, как флигель. В целом повторяя строгую, угловатую архитектуру дворца, имперская Канцелярия отличалась несколько более вольным подходом к оформлению дверных и оконных проемов. Их окружали не всегда уместно выглядевшие колонны, рельефные арки и пилястры. Островерхая крыша весело синела под ярким летним солнцем.
Не успел Валлент приблизиться к стражнику, подпиравшему колонну у входа в Канцелярию, как ее дверь распахнулась, и со ступеней сбежал запыхавшийся юноша. Он горячо приветствовал следователя.
– Ты что же, в окно меня высматривал? – улыбаясь, поинтересовался Валлент.
Бессет смущенно кивнул.
– Мастер Деррик предупредил меня, чтобы я встретил вас, – сказал он. – Я рад помогать вам в вашем расследовании, магистр Валлент.
– Хорошо, тогда получай первое задание. – Он понизил голос и на всякий случай отвернулся от стражника, с вялым любопытством рассматривавшего незнакомца. – Узнай, кто дежурил во флигеле в день убийства. Я хочу поговорить с этими людьми. За пару часов управишься?
– Не сомневайтесь, магистр.
– И еще, заведи себе тетрадь и перо, будешь записывать самое существенное из показаний свидетелей. Ну и сумку какую-нибудь, чтобы держать в ней журнал и улики.
Валлент едва удержался, чтобы не рассмеяться от собственной шутки, но лицо юноши, принявшего его слова всерьез, буквально лучилось гордостью от оказанного ему доверия. Бессет энергично кивнул и сдержанно улыбнулся, но совсем по другому поводу:
– Уж этого-то добра у нас навалом!
Валлент пожалел, что во времена его службы в Отделе у него не было такого помощника. Мозоль на его среднем пальце, образовавшаяся вследствие бесконечных упражнений с пером, осталась с ним и после выхода в отставку.
– Встретимся у флигеля в три часа. Да, и раздобудь в Канцелярии документ посолиднее, чтобы махать им перед носом особо недоверчивых типов, – попросил он напоследок и зашагал в направлении Конной площади.
По дорожкам парка, видимым сквозь высокую чугунную ограду, гуляли редкие, в основном престарелые посетители. В просветы между кустами видна была Хеттика. В местном течении река была порядочно загрязнена – выход основного канализационного стока всего дворцового района, в виде исключения проложенного под землей, находился совсем рядом, немного ниже по течению.
По левую руку осталась гладкая серая стена императорского дворца, окна первого этажа которого находились в пятнадцати локтях от мостовой. Начиная со второго этажа – а всего их было четыре – из стен выступали узкие балконы, на которых Валлент никогда никого не видел. Самое значительное здание в столице, воздвигнутое лет семьсот назад и полностью отреставрированное при отце нынешнего Императора, увенчивалось угловыми башенками в форме горгульих голов. С каждой из них можно было обозревать одновременно две стороны света, чем и занимался день и ночь специальный отряд отменно зорких гвардейцев.
Вскоре мелькнула в зарослях задняя часть юго-западной, торцевой трибуны ипподрома, в лучшие дни неизменно собиравшего аншлаги. Но и сейчас его посещали толпы народа, в основном аристократической закваски прощелыги, почти не пострадавшие от войны. И все же пагубного воздействия магического тумана, накрывшего в тот год весь мир, не избежал никто.
Повернув за угол, магистр замедлил шаг: зрелище парадного подъезда дворца никогда не надоедало ему. Контрастируя с бедным оформлением самого здания, высокая лестница плавной подковой опоясывала зеркальную, двустворчатую дверь, в которую могла бы войти целая пирамида акробатов, взгромоздившихся друг на друга. Вообще, сам по себе вход даже несколько терялся на фоне величественных стел, вогнутыми дугами прижавшихся к стене здания. Постепенно расширяясь и сливаясь друг с другом, они продолжались и на камне мостовой, но уже в виде цветовой мозаики, отчетливо различимой с любого расстояния. Всю эту конструкцию венчала гигантская коническая корона Императора, выполненная из различных по цвету сплавов и наполовину выступающая из зеркальной стены. Вследствие оптического эффекта казалось, будто она имеет вполне законченную форму. Для людей чувствительных и склонных к романтизму такая композиция несла вполне определенный смысл: власть Императора проникает не только в реальную жизнь, но и «потустороннюю», призрачную, закрытую от взора обыкновенного человека.
Валлент в детстве не раз наблюдал торжественные кортежи мелких колониальных владык. Они наезжали в столицу на государственные праздники, например, день рождения Императора или Осенний Звездопад. Но около тридцати лет назад, когда удалось захватить последний независимый остров, нынешний Император при поддержке Народного совета ликвидировал остатки самостоятельности всех колоний, за исключением самых крупных – Азианы, Горна и Хайкума. Поток чествователей правителя Эвраны иссяк, приемы превратились в сухие, официальные мероприятия, проводимые от силы два раза в год. И так продолжалось вплоть до того, как Азиана объявила о своем отделении от Империи.
На верхней площадке, отражаясь в зеркалах, так же точно стояли два стражника, но зеваки на них не смотрели. Редкие прохожие, пересекавшие квадратную площадь перед парадным входом и Аллею Императора, старались сделать это побыстрее. «Надо бы испросить себе лошадь», – подумал Валлент, заражаясь их нетерпением.
Миновав казарму, малозаметную за рядом высоких кустов, он вышел на Конную площадь, уже более людную, чем Аллея. Напротив него, имитируя формами дворец Императора, но значительно менее массивное и к тому же серое, находилось здание Суда. Оно было знакомо магистру как снаружи, так изнутри буквально до мелочей. За двадцать четыре года службы в Отделе частных расследований он бывал здесь сотни раз, эти стены видели и дни его триумфа, и дни поражений. Последних, разумеется, было гораздо меньше, иначе бы он не снискал такой славы, что даже сейчас находятся люди, помнящие его зубодробительные речи. В основном, конечно, маги-проходимцы, подпавшие под амнистию незадолго до войны и оставшиеся в живых. Но попадаются и вполне приличные люди: свидетели обвинения, писцы и даже некоторые адвокаты из числа имперских.
Выйдя на центральную площадь Ханнтендилля, на которой он торговал в своем балагане каждое воскресенье, Валлент вернулся мыслями к расследованию. Пока он отвлеченно вспоминал былое, в его голове сами собой сформировались вопросы, поиском ответов на которые следовало заняться в первую очередь. Каким образом была похищена древняя книга и где она находится сейчас? Какими конкретно опытами занимался Мегаллин, если вице-консулу или кому-нибудь другому стоило пойти на такой риск и убить мага? И наконец, действительно ли он был убит, а не пал жертвой собственной неосторожности? Валлент знал десятки способов покончить с собой, пользуясь только заклинаниями второго уровня, не говоря уж о сотнях разновидностей ядов и их смесей, применяемых при отправлении магического действа. Но Деррек однозначно дал понять, что он уверен в мастерстве Мегаллина. Тот был просто слишком профессионален, чтобы допустить настолько серьезный просчет и убить самого себя. Так что Валлент решил для начала принять предложенную ему точку зрения и исходить их того, что Мегаллина убили.
Пока магистр шагал по родной Подковной улице, у него сложился примерный план действий. Правда, все его мысленные построения едва не рухнули в одночасье, когда зловредная соседка-домохозяйка выплеснула ему под ноги ведро помоев. Валлент не помнил ее имени и безадресно выругался, женщина хотела ему ответить, но взглянула на лицо магистра и оторопела. Его здесь знали все, хотя в таком наряде, пожалуй, не видели уже очень давно.
– Позвольте, магистр Валлент, – залепетала она и поспешно протерла ему тряпкой сапоги. – Вы уж простите меня, слепую дурочку.
Магистр тотчас выбросил из головы этот рядовой инцидент и вскоре уже открывал дверь собственного дома. Он мог бы войти и через калитку в заборе, ограждавшем его двор, но предпочитал оказываться сразу в помещении, а не петлять между хозяйственных построек, пугая индеек и кур.
– Нам придется на время закрыть магазин, – сообщил он дочери после трапезы, потягивая из кружки чай. – Если, конечно, ты не возьмешься торговать хотя бы «антинюхом». Тогда я смешаю сегодня полведра.
Ему не хотелось потерять постоянных клиентов. Если совсем закрыться, они непременно переметнутся к ухватистому шарлатану Блоббу, обосновавшемуся на пересечении Подковной и Кривой улиц. К тому же средство для уничтожения запахов, будучи одним из самых простых в изготовлении, приносило также и наибольшую прибыль.
– Если ты считаешь, что так нужно, я посижу за прилавком, – без выражения ответила Тисса. – Но весь день напролет я не смогу проводить в доме, нужно еще и по хозяйству успеть.
– Ну вот и славно. Покупатели никогда не являются до десяти часов, а после двух пополудни уже можно закрывать. На дверь вывешивай нашу обычную картонку. Где написано, что я отправился в болота за товаром.
– А чем ты будешь заниматься на самом деле?
– Орден магов попросил меня изучить одну редкую книгу… Они обещали мне кучу денег, если я создам нужное им вещество. У них сейчас проблемы с людьми.
Тисса хмыкнула, но ничего не сказала. Ее замкнутый характер уже давно и всерьез тревожил Валлента. Хоть он и не потерял надежды выдать ее замуж, с каждым сезоном сделать это будет все труднее, учитывая патологическое нежелание Тиссы общаться с людьми ее возраста. Раньше, когда ей было лет пятнадцать и были еще живы ее мать и брат, он и представить себе не мог, что его дочь станет такой нелюдимой. Магистр даже обрадовался тому, что ей волей-неволей придется общаться с клиентами. Оставалось только надеяться, что она их не распугает.
Валлент прошел в свой рабочий кабинет и вынул из кармана плаща пачку листов, позаимствованную им из лаборатории Мегаллина. Первая запись датировалась четырнадцатым числом января текущего, восемьсот девятнадцатого года и состояла всего из одной фразы: «Что есть жизнь – есть ли она средоточие четырех стихий или слагается из меньшего числа всеобщих компонентов, или же совершенно не зависит от них?» Но читать документ не было времени. Магистру пришлось напомнить себе, что его расследование носит неофициальный характер, значит, со свидетелями придется вести вежливые беседы. Он спрятал записки мага в кипе своих бумаг и тщательно запер шкаф.
Когда Валлент подошел к зданию Ордена, его часы показывали три. Свернув в узкий проход между ателье модной одежды «Золотой бурнус» и Орденом, он оказался перед высоким дощатым заграждением, окружавшим имперскую конюшню. «Нужен конь», – опять подумал он, с завистью наблюдая за тем, как жокей резво скачет по кругу, взметая лошадиными копытами тучи пыли. Заметив магистра, тот поднял свое животное на дыбы и повернулся таким манером вокруг собственной оси.
– Эй, парень! – крикнул ему Валлент.
Наездник приблизился к нему.
– Что вам угодно? – спросил он настороженно. Это был уже довольно немолодой человек, крайне щуплый и неказистый, когда он стоял на земле.
– Всего лишь крепкую лошадь, – ответил Валлент.
– Если вы хотите узнать, кто участвует в ближайших скачках, то мне запрещено разглашать эти сведения.
Валлент поморщился:
– Я имел в виду только то, что сказал.
– Обращайтесь к старшему конюшему, – буркнул жокей. Ничего не добившись от коротышки, магистр обогнул забор справа и очутился в узком проходе между флигелем императорского дворца и Орденом. Здесь было пустынно и неуютно. Высоко расположенные окна первых этажей как слева, так и справа от следователя не позволили ему заглянуть в них.
У входа в пристройку его ожидал Бессет, разжившийся объемистым кожаным портфелем. Рядом с ним стоял угловатый человек лет тридцати, на длинном бритом лице которого застыло нерешительно-испуганное выражение. Он с тревогой обернулся к магистру и попытался расправить складки на своем форменном сером камзоле. Валлент кивнул юноше, и все трое вошли во флигель. Пока Бессет предъявлял свою бумагу офицеру, Валлент изучал обстановку.
– Вы уверены, магистр Валлент, что вам не понадобится моя помощь? – спросил его офицер, без особого почтения разглядывая предъявленный ему документ. На его боку, в ножнах болтался короткий широкий меч.
– Дело пустячное, не отвлекайтесь на нас, – благожелательно промолвил Валлент. – Мы быстро управимся.
Наконец им удалось отделаться от капитана, и все трое отошли на приличное расстояние от входа, чтобы их разговор никто не услышал. Но офицер решил остаться в коридоре и стал прогуливаться между двух стен, издалека наблюдая за гостями. Скорее всего, ему было скучно в своей комнатушке, а снять двух своих солдат с вахты и устроить партию в кости он не решился.
– Как вас зовут? – спросил магистр, обращаясь к солдату.
– Геммин, господин.
– Вы находились на посту второго июля?
– Точно не помню, господин Валлент. Да вот господин Бессет говорит, что так оно и было.
Валлент вопросительно взглянул на помощника, и тот уверенно кивнул.
– Расскажите мне о вице-консуле Азианы, которого вы сопровождали от входа до этой вот двери. Насколько я понимаю, она ведет во внутренний коридор дворца.
– Так вроде бы нечего тут рассказывать. – Стражник вполне успокоился, когда уяснил себе, что беседа не касается его лично, и его речь перестала прерываться от волнения. – Мы с Муррканом стояли на своих местах, и тут пришли три человека, сразу видно, что не наши, азианцы. У двоих под плащами было оружие, эти их кривые сабли. Но мы-то заговоренные тут все, нас этим не взять, и капитан даже не посмотрел на них. А третий был самый важный, у него еще такой тонкий портфельчик с собой был, черный. Капитан в него заглянул и говорит мне: проводи, мол, вице-консула Даяндана ко второму посту…
Возможно, второй этаж пристройки был более интересным, но первый представлял собой отлично просматривавшийся коридор длиной около сорока шагов. В нем начисто отсутствовала мебель. В конце его находилась такая же точно цельная деревянная дверь, как и входная, и еще немного дальше – узкая служебная лестница на второй этаж.
– Окна здесь открываются? – неожиданно спросил Валлент.
– А как же. В тот день, помню, некоторые были открыты. Немного, только чтобы продувало, здесь и возле нашего поста, где мы стоим.
– Продолжайте.
– Так ничего особенного и не было. Мы уже подходили сюда, как у него портфель из руки выпал. Ну, он наклонился за ним и вдруг за спину схватился, а на лице такое выражение, будто у него прострел случился. Я еще подумал, молодой вроде, а уже с поясницей мучается. Он к подоконнику животом прислонился и мне говорит: надавите, мол, мне на… крестец, кажется.
– К этому подоконнику?
– Да вроде бы к этому, точно не скажу. Помню еще, что он вздохнул глубоко, когда я ему нажал на спину. Видать, больно было. А потом ему сразу полегчало, и мы дальше пошли. Я передал его второму посту и назад вернулся.
– Это все? Больше вы ничего не помните, Геммин?
– Вроде бы все.
Валлент выглянул в указанное солдатом двустворчатое окно и внимательно осмотрел местность. Как он и предполагал, почти прямо напротив него находился край здания Ордена, и отсюда было прекрасно видно окно лаборатории Мегаллина. Вполне возможно, что второго июля оно тоже было открыто, следовательно, никаких препятствий для применения магии воздуха не существовало.
– Ну что же… – проговорил Валлент, когда они распрощались с гвардейцем и его капитаном и неспешно направлялись к Аллее. – На сегодня достаточно.
– Вы уверены? – разочарованно протянул ретивый помощник.
– Мне нужно осмыслить стоящую перед нами задачу, – сообщил ему магистр. – Приходи завтра в «Бытовую магию», часам к десяти утра, тогда и займемся делом.
«819. 15 января. Разбирал нынче свой старый архив (письма, «воспоминания», старые поручительства, бумажки с адресами и тому подобное), сваленный в сундуке под кроватью. И наткнулся не пару листков исписанной бумаги, которые все-таки возникли «из-под пера» осенью прошлого года. А ведь грозился совсем бросить дневник! Попалась мне на глаза очередная (какая уже?) собственная сентенция о бесполезности дневников вообще. Прочитал я ее и подумал: «Рано ставить на себе крест, братец Мегги, вдруг тебе повезет и все у тебя получится?» Так что, принимая во внимание пресловутых потомков, постараюсь иногда описывать «этапы славного пути» (и по возможности без всяких бытовых подробностей). Да, и портрет не мешало бы заказать – маслом, не акварель какую-нибудь! Впрочем, неумеренный оптимизм не способствует делу. Жаль, что я не возобновил свой дневник еще в ноябре, когда получил доказательство существования ауры. Вот, пожалуй, истинное начало новой истории (успеха или провала)».
«Что еще за аура?» – удивился Валлент. Он сидел за своим рабочим столом, освещаемым свежей свечой, а перед ним лежала тонкая стопка заполненных почерком погибшего мага листов. Лишь одна капелька воска успела сбежать по шершавому боку воскового столбика. Вечернюю тишину нарушали только отдаленные голоса ссорящихся соседей. Возле курятника угадывался темный силуэт лошади, полученной Валлентом благодаря все той же бумаге из Канцелярии. Ее звали Скути, и она уже лет десять не участвовала в заездах.
«18 января. Все авторы книг, посвященных проблеме создания жизни, всегда имели в виду нечто вполне сформировавшееся, будь то цветок, муха, воробей, жаба и тому подобное. То есть пытались получить особь, завершившую свое развитие и функционирующую отдельно от породившего ее организма.
19 января. Качество и количество конечного продукта, получаемого магическим путем из некоторых составляющих, прямо зависит от сложности рецепта. Отсюда такой же простой вывод: чем примитивнее живой организм, тем легче его синтезировать. Логично предположить, что с этой точки зрения следует предпочесть растение, нежели животное, поскольку увеличительное стекло показывает невероятную сложность строения даже дождевого червя, в то время как пшеничное зернышко кажется устроенным элементарно. Но все относительно: если я попробую слепить из муки веретенца и аккуратно обклею их шелухой – я получу неотличимые от реальных зерен штучки, но никогда не добьюсь всходов, если мне не удастся вдохнуть в них жизнь. И даже тогда я не уверен, что зерна тут же не погибнут, ведь неизвестно, восстановлю ли я магией изначальные связи между частицами муки, делавшие зерно целым и жизнеспособным.
21 января. Жизнь такое сложное явление, что вполне может состоять из всех четырех стихий, в какой-то неизвестной комбинации и порождающих ее. Возможно ли выделить главный компонент или все они примерно равнозначны? Приходила М., я довольно долго показывал и объяснял ей свой последний опыт. В нем мучной шарик на какое-то малое мгновение приобретает «твердый» глянцевитый оттенок, сразу рассыпаясь в прах. Она без особого интереса следила за моими манипуляциями, а после сказала, что было бы гораздо полезнее, если бы я работал с сознательным материалом. «Это с кем же, с тараканами, что ли?» – вспылил я. «Почему с тараканами?» – удивилась она. «Они весьма умело разбегаются по темным углам, если зажечь свечу. Это верный признак их сознательности». – «А хоть бы и с ними! – крикнула она. – Муки у нас и так хватает! Зачем лепить какие-то искусственные зерна, если они только на то и годятся, чтобы их снова размололи?» Пока я думал над ответом, она ушла, хлопнув дверью. Работать совершенно расхотелось.
22 января. Когда я вчера уходил из лаборатории, мне навстречу попался Шуггер. Он отличается феноменальным слухом (специально его развивает, палач!) и наверняка подслушал мой разговор с М., ведь его кабинет находится прямо под моим. Он странно усмехнулся, когда я проходил мимо него по лестнице. Но главное то, что вчерашние слова М. не идут у меня из головы. Я ее отлично понимаю, все-таки ей уже тридцать два года, она на год младше меня, и ее единственный ребенок (я всего-то два раза и видел его – в коляске и в гробу) умер за несколько лет до войны. Придя в лабораторию, я еще раз перечитал самое интересное место из Берттола. В нем он пишет о столкновении в колбе четырех стихий (как-то смутно описанный и, похоже, чисто умозрительный опыт) и что из этого якобы получилось. Но никаких намеков на решение проблемы сцепки мертвых тканей в устойчивое целое я не нашел. Плохо, когда нет мыслей».
Пораженный Валлент поднял глаза от рукописи и покачал головой, невидяще глядя на огонек свечи. Этот человек создал нечто большее, нежели фикцию, видимость, и жалуется на отсутствие идей! Ни один из опытов магистра никогда не приводил к результату, хоть в чем-нибудь подобному тому, что описывал Мегаллин. Конечно, если маг сам себя не обманывал, видя целое зерно там, где его не было. Однако кто такая эта «М.», выбившая его из рабочего ритма?
«25 января. Деррек спросил меня, чем я занимаюсь, и я рассказал ему о своих опытах с самодельными зернами. Он считает, что я на верном пути, нужно только полистать трактаты древних магов. Как будто с тех пор магическая мысль не проделала гигантский путь, а топталась на месте! Он сейчас редко появляется в Ордене, а последний свой опыт поставил, кажется, года три назад. Жаль, что свои способности ему приходится растрачивать на протокольные мероприятия и советы выжившему из ума Императору. Я бы никогда не смог заниматься одновременно и Орденом, и Канцелярией, настолько мало между ними общего. М. вообще считает, что если бы Деррек сосредоточился на чем-то одном, жизнь у него сложилась бы счастливее. Хотя о каком счастье может идти речь, когда через несколько десятилетий в стране останутся одни глубокие старики? Я хотя бы пытаюсь понять, как овладеть магией третьего уровня, а другие просто живут по инерции, не думая о завтрашнем дне. Иногда мне кажется, что до решающего шага осталось совсем чуть-чуть, а потом я вспоминаю о непомерной сложности человеческого организма, и руки опускаются. Убить человека можно сотнями способов, и один из них применили воюющие стороны, а пробовал ли кто-нибудь создать его? Я не имею в виду банальный акт деторождения, когда в нем участвуют мужчина и женщина. Впрочем, тут я увлекаюсь: конечно, за тысячи лет многие старались создать жизнь. Но никому не удалось это сделать одной только силой своей мысли (самые экзотические ингредиенты тоже не помогли). Удастся ли мне?
31 января. Я пришел к выводу, что вклад различных видов магии в жизнь зерна неравнозначен. Конечно, настоящие зерна, вызревающие на колосьях, получают вещества для своего роста из земли и воздуха, а тепло от огня, то есть солнца. Им нужна также вода, содержащаяся в почве. Бесспорно, что лишить колос одной из четырех составляющих мира – значит убить его. Вопрос, следовательно, в том, без чего он погибнет быстрее, а значит, в чем нуждается особенно остро. Пока мне ясно только, что вода служит лишь для доставки питательных веществ из земли в стебель и сама по себе для колоса, скорее всего, не нужна.
8 февраля. Догадка о незначительной роли воды в жизнедеятельности растений оказалась ошибочной. Дело в том, что удручающее количество самых разнообразных веществ, потребных растениям, не могут проникнуть в живую ткань, если их предварительно не растворить в воде. Я провел несколько дней, пытаясь заставить их жить без воды, на одних только воздухе и земле. Я тщательно размолол ее и втирал в стебель, а затем заклинанием проникновения продавливал через кожицу. Все цветы стали быстро вянуть и почти погибли. Но вчера, когда я тупо смотрел на засыхающие растения, пришла М. и полила их. Она не поленилась сходить в противоположный конец коридора, где стоит ручной насос. «Похоже, ты мечтаешь вовсе не о создании жизни, – сказала она мне, – раз твои опыты сушат несчастные цветы. Никак не ожидала, что ты забудешь про свои дурацкие зерна и утащишь горшки у Деррека, иначе пришла бы намного раньше». Я ответил банальностью, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яйцо, она опять рассердилась и ушла. Я тоже разозлился и отнес все цветы обратно, пусть себе растут. Пришел к выводу, что основную часть живой ткани растений составляет именно вода, и тут она вступает в противоречие с магиями воздуха и огня, которые стремятся испарить ее. Земля тут как бы и ни при чем, но я почти уверен, что и она участвует в противостоянии разных типов магии. Неясно только, каким образом. Нужно заглянуть в трактат Лаггеуса, у него что-то было по этому поводу.
10 февраля. Вчера я взялся оживить зерно по-другому, предварительно поместив свою заготовку в увлажненную землю. Реальному зерну в такой ситуации не требуется свет солнца, только тепло. Воздух к нему проникает сквозь поры в почве. Таким образом, я моделирую условия, необходимые для его произрастания. Иными словами, если жизнь зародится, для ее развития будут иметься все четыре составляющие мира. Я до максимума увеличил чувствительность своего амулета, чтобы засечь зеленую энергию, если она возникнет после магических манипуляций. Пока я смотрел на свое творение и думал, каким образом мне усилить начальный импульс, заглянула М. и спросила меня, не собираюсь ли я ночевать в лаборатории. Оказывается, солнце уже почти село, и я отложил опыт на следующий день, тем более, что мне, кажется, не хватает одного компонента – костного порошка кожана. Я проводил ее до конюшни, где она оставляет свою коляску с личным кучером. М. стала говорить, что все мои эксперименты с зернами не приблизят меня к решению проблемы. «Это почему же?» – спросил я, возмущенный тем, что она суется в чуждую ей область знания. «Да просто потому, что растения не обладают волей», – сказала она. «У растений, которые тянутся к солнцу и впитывают соки земли, тоже есть зачатки воли», – сгоряча заявил я. Основные принципы жизнедеятельности едины как для растений, так и для животных. Везде происходит обыкновенная, пусть и очень сложная переработка одних веществ в другие. И моя задача – научиться запускать этот процесс, а что и как преобразуется, меня не интересует, это личное дело природоведов. Если мне удастся это сделать с одним маленьким зерном, то останется только повторить в более крупном масштабе – например, с лягушкой. При чем здесь воля или сознание? Так вот, сразу с утра я отправился на чердак в поисках подходящей летучей мыши, но, как назло, их там не оказалось. Видимо, Шуггер выловил последних, этот убийца вечно ставит кровавые опыты на безответных зверушках. Пришлось идти в разгромленное здание бывшей торговой миссии Азианы, вытащив из полудремы Блоттера. В общем, пока мы лазили по комнатам и гонялись за мышами, я так устал и перепачкался, что никаких опытов сегодня ставить уже был не в состоянии. С трудом заставил себя препарировать кожана и уговорить старика заняться его ребрами. Сказал, что если он не размелет их к завтрашнему утру, то подкину ему в террариум ядовитую змею».
Валлент сделал еще одну мысленную заметку: расспросить Блоттера о привычках погибшего мага. Старый привратник служил в Ордене с незапамятных времен, там же и ночевал, якобы с целью охраны здания. Разумеется, на самом деле Орден не нуждался в охране людьми, система безопасности и без них функционировала. Каждый знал, что этот странный дом наводнен ловушками и призраками, а украсть там практически нечего. Кроме того, похищенный предмет будет быстро обнаружен магическими компасами, так что продать его все равно не удастся.
«11 февраля. Да, искусственное зерно прожило довольно долго, почти полминуты. И все же мне кажется, что таким путем я не смогу прикрепить к нему ауру так, что она от него не отделится. Кажется, мне нужна поддержка старых магов. Деррек когда-то говорил мне о Криссе Кармельском и его незаслуженно забытом трактате о магии воздуха. Я чувствую, что без свежей идеи дело у меня не сдвинется.
21 февраля. В тот же день я перерыл каталог и обнаружил, что фолиант Кармельского у Дециллия, и оказалось, что книга ему не очень нужна. «Старик выжил из ума, когда писал свой труд», – сказал он мне. Я спросил его, почему он так считает, и Дециллий пустился в рассуждения о наивности представлений старых магов об огне. «Крисс пишет, например, что огонь – самая неустойчивая форма сущего, но это утверждение неверно. Я лично доказал, что в любом предмете, более теплом, чем кусок льда, обязательно присутствует элемент магии огня». Он уже приготовился оседлать своего конька и прочитать лекцию о своих достижениях в этой области, но я сослался на занятость и ушел. Кажется, Дециллий слегка обиделся. Он, в общем, добродушный малый, хоть и растяпа. Странно, что он так быстро отыскал книгу на своем захламленном столе.
25 февраля. Вот уже пятый день я читаю этот древний трактат, но большая часть текста посвящена магии воздуха, а о магии третьего уровня вообще не упоминается. Но читать интересно, поэтому я не прерываюсь и даже иногда выполняю упражнения, приведенные Мастером в конце каждой главы. Особенно мне понравилось измененное заклинание прямого вихря. То есть оно практически такое же, как классическое, изученное мной еще во времена стажерства, но отличается тем, что в центре вихря создается очень большая плотность воздуха. Я отошел в угол кабинета и мысленно прочитал его – модификация довольно неудобоваримая и мне лень ее запоминать, – и тотчас завертелся и взлетел чуть ли не до потолка. Этот вихрь еще несколько минут метался по лаборатории, не желая слушаться заклинания нейтрализации. Он чуть не свалил стеллаж, пока я собирал свои кости после падения, а потом я распахнул окно и выдул его в небеса. Надеюсь, он не причинил вреда какой-нибудь птице. Кстати, я не послушался совета Крисса и не усилил заклинание. Видимо, мне даже следовало его ослабить.
26 февраля. Не заметил, как добрался до приложений. Тут, пожалуй, гораздо больше спорных мыслей, чем во всем предыдущем тексте, и даже есть несколько страниц о магии третьего уровня. Например, он пишет: «Пытаться создать жизнь на пустом месте, при помощи одних только слов – занятие настолько же бесполезное, настолько лишенное смысла». Это смахивает на тавтологию, но определенный резон в словах старика все же есть. «Чтобы овладеть магией третьего уровня, магу мало овладеть стихией воздуха – ему необходимо изменить самого себя». Пока я читал простые на первый взгляд и в то же время какие-то дикие рассуждения Крисса, в моей голове будто что-то щелкнуло. Я увидел один путь, который может, при некоторой удаче, привести к положительному результату. Я разволновался настолько, что долго не мог собраться с мыслями, но наконец сформулировал для себя новое направление экспериментов: с завтрашнего дня я попробую работать не только с самодельным зерном, но и с настоящим! А «изменить себя» я не могу: что за нелепость? Пока я с возбужденным видом расхаживал по кабинету, превращенному вихрем в свалку, явилась М. и расхохоталась. «Что тут смешного?» – вскричал я, стараясь удержать в себе рабочее настроение. «Зачем ты учинил здесь погром?» – спросила она. После этого она за четверть часа привела лабораторию в прежнее состояние, а я вдумчиво переставлял на полках ингредиенты. Она, кажется, поняла, что я переполнен какой-то новой идеей, но приставать с расспросами не стала.
27 февраля. Не могу поверить, что у меня получилось! Мой «Зефир» засветился устойчивым зеленым светом и горел почти минуту! Но по порядку: я закопал искусственное зернышко в широкий стакан с плодородной землей – честно говоря, я позаимствовал ее из горшков в кабинете Деррека, – перемешанной с костным порошком. Рядом я посадил три настоящих зерна, но так, чтобы они не забили своим светом мою подделку и я мог точно определить, изменилась ли интенсивность амулета при пробуждении моего зерна или нет. Сажать полноценные зерна не имело никакого смысла, и так было ясно, что они приживутся, поэтому двум из них я причинил разные повреждения вплоть до почти полной раздробленности, близкой по структуре к моим мучным слепкам. Что любопытно, одно из них, самое пострадавшее, балансировало на грани жизни и смерти, его зеленая аура мерцала…»
Валлент едва не пропустил это место, затем еще раз перечитал последнее предложение и в недоумении потер лоб. Как он смог увидеть жизненную ауру, если такая способность если и открывается, то наверняка лишь на третьем магическом уровне? Мегаллин или о чем-то умалчивал, или пояснения могли быть даны им в более ранних записях, которыми магистр пока не располагал. Все это звучало по меньшей мере поразительно – погибший маг, похоже, действительно далеко ушел по своему неторному пути к магии жизни.
«…Я рассадил их на равном расстоянии друг от друга, на одной линии, и поставил стакан на подоконник. Затем собрался с духом и произнес один из вариантов своей формулы оживления, в предыдущих опытах приводивший к наилучшим результатам. И в последний момент я добавил к заклинанию фрагмент магии воздуха, тот, что вызывает сильный горизонтальный ветер в ограниченном объеме. То, что у меня в итоге получилось, не описано ни в одной, даже самой безумной книге! Правда, я пока не могу понять, что все это значит. Я высадил в линию четыре объекта: здоровое зерно, поврежденное частично, почти раздавленное и искусственное. В момент завершения магической формулы зеленый сектор на амулете стал быстро сдвигаться вправо, от здорового зерна к моей подделке! А затем мое искусственное зерно умерло. Примерно через десять минут картина практически стабилизировалась, и я установил следующее: мое и первое, бывшее полностью здоровым зерно мертвы, второе восстановило свою ауру, а третье стало примерно таким же, как второе до опыта, и постепенно поправляется. Я настолько возбужден, что даже не могу думать, так что пока никаких объяснений у меня нет. Ясно только, что магия воздуха принудила зеленую ауру перетечь с левого, здорового зерна на три остальных. Но почему слепленное мной не удержало ее?
3 марта. Я еще несколько раз ставил тот же самый опыт, совмещая в одном стакане настоящие и искусственные зерна. И сейчас наконец могу с уверенностью утверждать, что суммарная интенсивность зеленой ауры не меняется. Иными словами, никакие мои ухищрения не приводят к тому, чтобы одновременно сохранили жизнеспособность оба зерна – и мучное, и живое. Если я не смогу создать для них дополнительную жизненную энергию, – или откуда-нибудь перекачать ее, – одно из них обязательно погибнет.
15 марта. Крисс оказался прав – оживляя одно зерно, я убиваю другое. Полное впечатление, что они незаметно меняются местами. Я даже специально нарисовал чернилами на своем искусственном зерне крестик, чтобы точно знать, действительно ли ожило именно оно. Ключевую роль в перебрасывании жизненной силы играет магия воздуха, это я доказал. Вчера приходила М., и я специально для нее провел эксперимент и, кажется, мне удалось ее заинтересовать. «А что, без здорового зерна совсем ничего не получится?» – конечно, спросила она. Мне пришлось сослаться на мнение Крисса и все свои предыдущие опыты, и тогда она сказала буквально следующее: «А чем аура животных отличается от ауры растений?» Этот вопрос поставил меня в тупик, и я решил посмотреть в литературе, что по этому поводу думают классики магии. Но я сомневаюсь, что найду там сколько-нибудь разумные слова о природе ауры – до сих пор это понятие было почти мифическим, оставаясь одним из пустых теоретических терминов, и только я смог придать ему конкретное содержание! Все-таки удивительные вещи случаются на тернистом пути познания истины. Казалось бы, далекая от магии женщина, пусть даже сталкивающаяся с ее адептами почти ежедневно (все так привыкли к ее красоте, что без нее Орден, по-моему, «опустеет», и никто не задается вопросом – чем она тут, собственно, занимается), а выдала такую мысль, которая может полностью перевернуть все наши представления о магии третьего уровня. Надо только ответить на ее вопрос, и если в самом деле животные, и я в том числе, для амулета суть равноправные носители зеленой ауры, то моя работа только начинается.
17 марта. Сегодня проводил первое «официальное» испытание своего нового вещества. В последний момент решил послушаться Дессона и добавил в состав собственной крови (предварительно я высушил и размолол ее). Ограничился 1-м золотником на лот, как Дессон и советовал. Честно говоря, если от кого и можно было ожидать подобной рекомендации, так это от Шуггера (тот, разумеется, предложил бы крысиную или еще чью-нибудь). Долго выбирал место для смазки и наконец остановил выбор на своем старинном шраме времен народных волнений 812-го года. Хуже ему (шраму) не станет, зато результат будет, что называется, «налицо».
18 марта. Кажется, единственное, что отличает ауру животного от растительной – это ее интенсивность, никаких качественных различий мне пока усмотреть не удалось. Более того, я уверен, что доказал их идентичность, закопав рядом со своим самодельным зерном червя и проведя сеанс передачи. Теперь я при желании смогу, наверное, составить сравнительную таблицу жизнестойкости доступных мне живых существ, если бы это имело хоть какой-нибудь смысл. Для меня довольно того, что сила ауры возрастает с усложнением организации животного – от червей к змеям и лягушкам, летучим мышам, птицам, крысам и так далее. Очевидно, что в самой вершине этой пирамиды стою я, человек: мощь моя поистине необозрима. Кстати, тот червь, как ни странно, выжил и постепенно восстановил свое здоровье – здесь я зацепил еще одну проблему, а именно, при какой потере ауры организм еще в состоянии восполнить ее недостаток, а при какой его смерть неизбежна? И где в таком случае черпает силы больное животное? Я уже подумываю над структурой и содержанием своего собственного трактата по магии третьего уровня, но всякий раз заставляю себя заниматься более важными вещами. Кто его будет читать? Хотя лет десять назад он перевернул бы магический мир, и меня наверняка возвели бы в ранг Великих магов. Даже Крисс Кармельский не был Великим!
23 марта. Шрам на плече и не думает рассасываться, только покраснел и зудит. Видимо, я все же не угадал с составом, а Дессон не всемогущ.
24 марта. Сегодня впервые в этом году, днем случилась оттепель, и капли стучали по моему подоконнику. Я полностью готов к тому, чтобы начать опыты только на животных, для начала самых простых, например, лягушках. Что-то мне подсказывает, что я не смогу создать сразу завершенный образец; в лучшем случае зародыш. Один вопрос теперь по-настоящему мучает меня – как поместить его в благоприятную среду, где он мог бы развиваться? Имплантация слишком сложна, и проводить ее всякий раз, тем самым нарушая будущую среду обитания зародыша, глупо. Кажется, пора вернуться к авторам пыльных фолиантов: в этом разрезе я еще их не читал. И еще: мне, видимо, на время нужно перестать вести дневник; или, может быть, стоит хранить его дома. По-моему, в мое отсутствие кто-то рылся в моем ящике, и дневник лежал не совсем в том же месте, где я его оставил. К сожалению, дома у меня не бывает никакого желания пачкать пером бумагу, да и здесь я не слишком регулярно веду свои записи. Стоит ли это делать – другой вопрос. На лабораторный журнал меня, конечно, хватает – сказываются уроки учителя, да только фокус в том, что понять его в состоянии только я. Вид Наддины вызывает приступ непреодолимой слабости, но она редко избавляет меня от своих домогательств, хотя я уже не раз высказывал ей свое возмущение. Мне все труднее сдерживаться, чтобы не стукнуть ее по толстой морде. А она только смеется и стаскивает с меня штаны. Меня просто бесят ее вульгарные ухватки. Но готовит она вкусно, ничего не скажешь, да и стирает чисто. Честно говоря, без нее мне пришлось бы худо, даже М. это понимает. Решено: больше ни строчки. Если мне нужно будет записать какое-нибудь особенно мудреное заклинание, достаточно лабораторного журнала, и совсем необязательно при этом излагать, зачем оно мне понадобилось».
Свеча окончательно оплыла, и ее фитиль с ноготь размером уже почти плавал в лужице воска. Валлент достал из ящика стола новую и зажег ее от расплавленной, затем попросту водрузил свечу прямо на вязкую массу. Дневник 819 года, – или его первая часть – закончился, и после прочтения магистр должен был признать, что труд Крисса Кармельского, несомненно, играет в этой туманной истории не последнюю роль. У него появились имена еще нескольких людей, и встречи с ними можно было провести до выяснения судьбы трактата древнего мага. О том, кто такая М., можно будет поинтересоваться у любого члена Ордена, наверняка им известна эта женщина.