Читать онлайн
На Краю Бытия. Переплетение миров

Пролог: Хранитель Черной Планеты

Светлым, размытым пятном, окутанный плотным саваном черной бури, путник шел по зыбким, песчаным просторам неподвижной планеты, замершей в пространстве исчезнувшей галактики.

Это была не та пустыня, которую мы привыкли рисовать в своем воображении, представляя бескрайние просторы Сахары. Нет – это было совершенно иное, уникальное творение природы диковинное, незнакомое доселе человеческому восприятию, неподвижно парящее в бескрайних просторах нашей Вселенной: беззвездное, дрожащее небо еле виднелось сквозь полог поднимаемых порывистым ветром мелких, фосфоресцирующих крупиц черного песка, дарующих своим полетом мертвенно бледный, призрачный свет, скрашивающий местные барханы. Полог мельчайших частиц праха пел тихую песню нескончаемого шелеста.

Ветер жил своей жизнью, часто меняя направление, силу и напор своих струй. Он шептал сотнями голосов свои древние сказки на этой земле ни на кого и ни на что, ни обращая внимание, миллионы лет.

Ни одно светило не украшало пустой небосвод и единственное, что хоть как-то создавало ощущение движения и жизни – это яркие, огненные вспышки метеоритов часто сгорающих в атмосфере планеты.

Словно севший на мель корабль этот космический объект, обладая огромной гравитацией, притягивал к себе далекие частицы разрушенных планет и звезд, когда-то в великой густоте танцующих вокруг Черной Планеты по витиеватым спиралям своих орбит.

Ни одна туча не могла закрыть окончательную цель существа, обитающего здесь. Вокруг невидимой простому человеку спирали Млечного Пути всегда присутствовал ореол чистого пространства, и лишь сверхмощные глаза протосущества могли через тысячи парсеков пристально вглядываться в мирную, зеленую планету, покрытую голубыми океанами.

Из глаз идущего по поверхности существа это выглядело бы так, словно кто-то невероятно огромный и злой пристально наблюдает за фосфоресцирующей, мерцающей воронкой галактики из глубин своей головы, в великом сосредоточении не смея отвести взгляд в сторону.

И такое существо нашлось: со стороны было очевидно, что идущий человек практически полностью выбился из сил и находится на той грани, когда движение вперед обеспечивает не изможденное тело, но воля и характер металлическим стержнем поддерживающие позвоночник изнутри.

Обреченно взирая перед подъемом на очередной, роящийся светящейся пылью, бархан черного песка, он с хриплым вздохом – полустоном принимался медленно подниматься к его вершине, измученный тяжестью собственного тела.

Все его естество, после долгого брожения по пескам становилось все более чуждым и непослушным, а неуклюжие, бесконтрольные движения еще более усугубляли эти ощущения. Тело и разум давно взывали об отдыхе, но даже небольшой перекур мог окончиться смертью. Температура окружающего воздуха была намного ниже ноля по Цельсию.

Уже ни единожды его посещала мысль, что он словно бы теряет свое «я» на этой планете, теряет смысл собственного бытия, теряет изначальную цель затянувшегося путешествия, кажущуюся недостижимой мечтой, а не реально существующей точкой мироздания.

Нужно отметить, что выглядел человек довольно странно, особенно для этих мест. Было очевидно, что он совершенно не был готов к данному приключению и, по всей видимости, никогда не планировал по собственной воле посещать столь экзотичное для землянина место.

Строгий, черный, деловой костюм с красными вставками в районе воротника, с трудом угадывался в той изодранной, измусоленной куче тряпок, что ныне покрывала бренное тело идущего. Под остатками пиджака парусила и хлопала на ветру плотная, белая ткань рубашки, одетой на плотное, молодое, загорелое тело спортсмена.

Не смотря на то, что рубашка практически полностью потеряла первоначальный цвет, превратившись лишь в серое, грязное подобие изначальной белизны, контраст с черной природой окружающих мест был настолько ярок, что очередной порыв ветра, приподнимающий полы пиджака, выделял путника ярким пятном, резко контрастировавшим с творящейся вокруг вакханалией и буйством стихии.

Единственным предметом, действительно подходящим ситуации, были плотно прилегающие к лицу очки, при ближайшем рассмотрении, похожие на сварочные.

Найденные идущим человеком совершенно случайно, на обнажённом от песчаного плена, осколке скальника, они надежно защищали глаза от едкого песка и пыли, позволяя хоть как то ориентироваться в пространстве.

Бесцветные стекла не отнимали обзора у глаз, которым едва хватало призрачного света, царившего здесь независимо от времени суток.

Рот путника, как и его нос, были замотаны мокрым от надрывного дыхания куском ткани его же брюк, плотно стянутым добротным узлом в районе затылка, в самом основании черных, коротко стриженных, блестящих от пота волос.

Время от времени, из-под мокрой тряпки, перебивая усталое дыхание, вырывался отборный русский мат. После которого идущий, ощущая прилив сил, ненадолго расправлял плечи и шагал чуть более настырно, чем прежде.

Когда сила очередной острой, злобной «трехэтажной» тирады подошла к концу, путник деревянной куклой, устало, и обессиленно скатился с очередного покоренного им черного бархана.

Обнаженное колено больно шаркнуло об обнаженный серый скальник, выглядывающий из-под песка в основании бархана, оставив небольшие клочки кожи на его неровной поверхности. Мелким бисером капель немедленно выступила кровь. Человек чертыхнулся и, зажав пятерней, поврежденный участок тела все же позволил себе наконец-то остановиться и перевести дух.

Это была не первая его остановка за все время пребывания здесь. Человек давно отметил, что постоянно перемещающийся песок время от времени оголял островки серой, скальной породы, сплошь покрытой растениями, отдаленно напоминающими земной мох – одна из загадок терзавшей его ум на протяжении всего путешествия.

От нечего делать, стараясь хоть как-то развлечь себя, путник часто размышлял о природе неподвижных, неприхотливых растений каким-то чудом оказавшихся на мертвой поверхности планеты.

Иногда сквозь невысокую поросль мха можно было разглядеть разнообразный, непонятный, мелкий мусор – призрачные следы инопланетных цивилизаций.

Путник уже давно знал, что на этой планете случайное прикосновение человека ко мху вызывало странную реакцию ростков: они просто убегали от малейшего контакта с живым существом, стараясь зарыться под ближайший, черный бархан. Мох, издавая во время бегства тонкий, едва уловимый, комариный писк и забавно семенил короткими ростками коротких корней, быстро закапываясь в привычную среду обитания.

Суть поведения странных растений по-прежнему оставалась для человека загадкой, как и то что являлось истиной из того каскада теорий, что путник построил за все время пребывания здесь, постоянно размышляя о том как он здесь оказался и что за чувство привело его сюда.

Отдышавшись и ощущая ледяные пальцы холода, проникающие под разгоряченную кожу, автоматически присмотревшись к проржавевшей детали какого-то неизвестного устройства, усталый человек, с мрачным удовлетворением подумал, что он придерживается верного курса.

На обнажившейся поверхности, рядом с ржавым обломком, четко виднелись, вдавленные чудовищным весом в камень, следы босых, человеческих ног.

Он искал эти следы. Он верно и настырно шел по ним уже множество дней в своих снах, лишь время от времени прерываясь на реальную жизнь, и его первостепенной, наиважнейшей задачей было обнаружить, найти исчезнувшего обладателя данного следа.

Зачем и для чего это необходимо, человек не знал, лишь верил, что когда он дойдет что-то великое и фундаментальное измениться в окружающем его мироздании в лучшую сторону и ледяной ад, приходящий во снах, останется лишь липким, неприятным воспоминанием в глубинах подсознания.

Это чувство смысла, необходимости затянувшегося поиска было похоже на ярую, всепоглощающую веру ребенка в светлое будущее, где наивные грезы нашли бы свое реальное воплощение в тканях реальности, например в виде желаемого подарка, под елкой.

Только чтобы получить блестящий сверток нужно еще чуть-чуть подождать, не расстраивая родителей плохим поведением…

Невероятное чутье, словно компас не позволявшее сбиться с пути, чувствовалось внутри его души как беспокойный, щекотящий зуд в районе солнечного сплетения. Стоило остановиться, либо немного свернуть в сторону, зуд становился невыносимым, вызывая приступы безумного похихикивания, так неуместно звучащего в данной ситуации.

Если бы другой, случайно оказавшийся здесь встречный странник, посмотрел на приступы смеха со стороны, он мог бы с уверенностью прийти к умозаключению, что раскачивающийся на карачках человек, совершенно определенно спятил, не выдержав испытанных перегрузок.

«Ничего, ничего! Где наша не пропадала! Найду я тебя, чудо заморское…» – мысль в голове у Путника так и осталась незаконченной, зависнув в голове бесформенным облаком туманных образов. Дальнейшего плана действий у него не было.

«Неопределенность, помноженная на легкую амнезию, что может быть лучше?» – размышлял он, стараясь не двигаться и тем самым хоть немного контролировать нарастающий зуд, гонящий его далее.

Не смотря на неподвижность щекотание, внутри нарастало, становясь нестерпимым, к тому же человек окончательно утратил тепло в кончиках пальцев, безрезультатно согревая их порывистым дыханием.

Путник тяжело сел на корточки, оторвав руки от земли и почесывая солнечное сплетение теряющей чувствительность ладонью протяжно, глухо захихикал.

Отзываясь на хихиканье, песок вокруг куска скальника задрожал. Над светящимся барханом песчинки, не смотря на дующий в противоположную сторону ветер тихо шелестя, собрались в уродливое подобие лица, которое постоянно меняло свои очертания, то собираясь воедино, то осыпаясь вновь и вновь.

Тихий, шелестящий голос протосущества, невероятно ясный и четкий в свисте нескончаемого ветра, прозвучал, перекрывая хохот человека:

– Сдавайся человек, – голос не выражал, каких бы то ни было эмоций, лишь легкое шипение и неторопливость могли хоть как то персонализировать его.

Можно было подумать, что разговаривала электронная, бездушная машина:

– Твои попытки тщетны. Ты не найдешь, ты не дойдёшь, ты сам превратишься в песок, как и тысячи шедших здесь живых до тебя.

Человек, окончательно прекратив хихикать и отодвинув в сторону повязку, закрывающую лицо, мрачно сплюнул вязкой, пыльной слюной прямо перед собой.

Не удостоив и беглого взгляда лицо из песка, он медленно, заново привыкая к речи после долгого уединения и молчания, скороговоркой забурчал себе под нос:

– Опять ты. Все не угомонишься. Можно сказать, я уже заскучал без твоего назойливого присутствия. Чертов хранитель этой чертовой планеты! Ты мне стал почти как брат, ненавистный и ненавидимый, но брат, в этих беспросветных поисках Бога, – человек хихикнул и ладонью размазал слюну, ставшей черной к этому моменту от попавших в нее гранул местной пыли, – тысячи человек, тысячи животных, шедших здесь, говоришь? О, их должно быть намного больше. Этот песок, покрывающий все, как ты уже говорил ранее, прах павших путников, прах животных и существ их сопровождавших, ржавчина техники, принадлежавшей им, – оторвав взгляд от слюны, человек решительно взглянул в сторону Хранителя Планеты, – Я помню все твои мрачные рассказы за это затянувшееся путешествие. Ты сам говорил, что изначально этот мир был абсолютно пустым, куском камня, парящим среди бескрайних пространств космоса. И только вечная борьба прибывающих сюда живых против мира смерти, собирающего свой урожай со всей Вселенной, скрасила его серые скалы в черный цвет роящегося праха. Я четко помню все, что творилось со мной с момента появления здесь, но практически не помню, что было до этого. Твои рассказы, это единственное, что забавляет меня в мире шелеста и белых ночей.

Черное лицо ухмыльнулось и осыпалось, но возникло вновь, собравшись из кучи праха по соседству. Механический голос хранителя прозвучал все с той же кристальной ясностью:

– Меня многие пытались уничтожить… Порождения инженерной мысли: присланные огромные механические системы защиты от моего влияния, мощнейшие импульсы энергии и разряды, армии и флоты, великие маги пытались раскроить этот мир на части, в тщетной попытки спастись от моего визита в их миры. И это слепое сопротивление не минуемому уничтожению давно не забавляет меня, утомляя своей ненужной суетой на пути к моей цели. Их сопротивление всегда отталкивалось от банального желания жить. И это было ошибкой миллиардов существ. Телесное желание жизни никогда не сможет пересилить великую идею, захватившую душу. И эта идея тысячи лет принуждает меня обращать мир за миром в пепел и прах, отсылая споры смерти к поверхностям далеких планет. Я знаю, зачем и для чего. Но знаешь ли зачем и для чего здесь ты?

Лицо Черного Хранителя вновь осыпалось в пыль. Бесконечный ветер немного ослабил свою работу, а песок, словно подчиняясь чьему-то безмолвному приказу, расступился в стороны величавыми волнами.

Мгновенно обнажившееся пространство скальника, насколько хватает глаз, завопило, заголосило комариным писком и пришло в движение.

Целые поля мха, лишенные привычного укрытия, метались в обозримом пространстве в поисках привычного прибежища. Его было так много, что Путник практически кожей ощутил многомиллионную волну ужаса исходящее от этих недосуществ.

На обнажившемся участке путник увидел множество ржавых остовов покореженных машин, возвышавшихся мрачными бастионами над грудами белеющих костей и окаменелостей.

Среди всех искореженных, древних обломков зрительно выделялось множество каменных арок, покрытых иероглифами.

Их было настолько много, что чередуясь, и сменяясь друг другом, эти каменные сооружения уходили в далекий, зыбкий горизонт, при этом некоторые из них медленно мерцали крупными, белыми сферами, находящимися в объятьях их массивных, каменных колонн.

Человек встал, и, пошатываясь, подошел к ближайшему аппарату, отдаленно напоминавшему земной, допотопный танк первых войн, огромной, бронированной коробкой, лежащий на боку.

За прозрачным куполом стекла кабины, отшлифованного песком, виднелись мумифицированные останки существа, отдаленно напоминавшего человека, только в два раза ниже ростом. Истлевшие, иссохшие останки карлика или гнома.

Резко дернувшись, сухое, мертвое лицо, стряхивая с себя вековую пыль, изламывая сухие, тысячи лет бездвижные мышцы и сухожилия, повернулось к Путнику. Мертвое существо заговорило голосом Хранителя Черной Планеты:

– Ты думал ты особенный, если тебя ведет чутье поисковика? Да, этот мертвец не обладал им. Он просто жаждал жизни для себя и для тех, кто ему был дорог, как и армия, ворвавшаяся в мои земли вместе с ним. Где он теперь? Он теперь – я. Я, я и еще раз я. И ты будешь мной рано или поздно, и вся твоя планета будет обращена в золу и пепел, отдав мне души всех существ, обитающих на ее поверхности.

Карлик рассмеялся, безобразно хрипя иссохшемся горлом, после чего продолжил речь:

– Сам Создатель, наделивший тебя силой, давно заточен в моих глубинах. Тебе не спасти его. И не спасти себя. Это все нереально! Реально лишь то, что будет там, за порогом мироздания. Вобрав в себя силу каждого живущего, став единым целым, я смогу преодолеть ту грань ненавистной иллюзии, что Создатель навешал каждому живущему на глаза, в личном эгоизме прозвав реальностью. Реальность иная. И я посмотрю, что есть настоящий мир. И никто не сможет мне помешать!

В ужасе человек медленно отступал от говорящего мертвеца. Истекающее от Черного Хранителя отчаянное желание иной жизни мощной рекой бесконтрольно втекало в воспаленный мозг Путника, вымывая, остатки личности и здравого мышления.

– Так значит, сам Создатель пленен тобой? – Путник понимал, что должен был спросить хоть что-то, противопоставляя логику и мышление инстинктивному ужасу, сковавшему душу, – Создатель всего сущего? Почему обладающий такой силой Хранитель Черных Земель не способен враз достигнуть своей цели? Зачем тебе уничтожать жизнь и живых?

– Каждый живой обладатель души. Каждая душа есть сила, сила способная менять мир. Лишь собрав все души воедино, я обрету возможность выйти за грань Бытия. Создатель все еще силен и пытается вырваться, чтобы вернуть свою власть. Он более коварен, чем может показаться.

Захрустели кости. Мертвый карлик, нажав на невидимый рычаг, с легким, скелетным стуком выпрыгнул из открывшегося колпака кабины и принялся неторопливо идти по направлению к отступающему человеку.

Мох замолк, прекратив свое бегство в барханы, стремительно собираясь в единый, копошащийся ковер за спиной карлика – мертвеца.

Из ковра, будто диковинные грибы восставали останки давно сгинувших существ. Вся эта масса смерти неторопливо, неотвратимо, молча надвигалась на Путника, завораживая своей ирреальностью, вызывая скользкий приступ отвращения и тошноты.

– Но почему ты не уничтожишь меня сейчас? Забавляешься моим бессилием? – спросил пятящийся назад путник армию приведений и мертвецов, подступающую к нему со всех сторон.

– Я могу практически все то, на что способен Создатель. Я был одним из первых, в кого он вдохнул жизнь в этой Вселенной. Я был рядом с ним с того момента, как он начал творить окружающее мироздание и до того, пока не пленил его, сокрыв в глубинах праха, удерживая своей силой его порывы вырваться. Но я не могу его убить, не вызвав тотальный коллапс мира вокруг. Не могу захватить его душу, не подорвав основы мироздания. Серебряная энергия отца иссекаема и чем дольше он заточен внутри меня, чем больше предпринимает попыток вырваться, тем более близок к своей цели, становлюсь я. И что делает отче, чтобы помешать? В одной из попыток он для чего-то одаривает серебряной частицей простого человека с планеты Земля, создавая невидимую связь между вами как часть и целое. И этот человек, как ты уже понял и есть ты. Ненавистный ты. Твоя душа неприкасаема для меня, пока находиться под защитой Создателя. Но ты уязвим в своем триединстве. Помимо души есть еще тело и разум. И именно поэтому ты мой реальный шанс подчинить себе серебряную частицу Создателя и скопив достаточно душ, вырваться отсюда! Вот поэтому ты жив до сих пор и поэтому я снизошел до разговоров с тобой.

Бестелесными тенями изо мха вставали привидения привидений. Армия изуродованных призраков захваченных душ, как демонстрация мощи Черного Хранителя фосфоресцирующей, звездной рекой наконец-то обступила путника со всех сторон, не давая ему возможности отступить, куда бы то ни было.

Иссохшийся карлик подходил все ближе. Человек даже смог разглядеть остатки синей татуировки, когда то витиеватыми узорами покрывавшей его мумифицировавшееся лицо.

Маленькая мумия взмахнула рукой, и неведомая сила принудила человека сесть на корточки, придавив спину невидимой дланью, принуждая его скрючиться и стать единым по росту с мертвецом.

Карлик приблизил голову, провалами глаз впившись в глаза человека, все естество которого поглощал липкий, зеленый страх, сужая пространство до пределов лица мертвеца.

Шамкающий, беззубый рот мумии расплылся в улыбке. Обойдя путника стороной, он заговорщиске приблизил изломанные уста к уху человека, и, обжигая ледяным дыханием смерти, продолжил разговор:

– И именно поэтому, благодаря Создателю, следующая планета, на которую я обращу свой гнев, будет являться твоим домом, человек. Я достигну Солнечной Системы своими спорами, чего бы то это не стоило! В честь моей идеи и твоя планета уже будет покорена не упокоенными мертвецами. Я освобожу живых от сосудов, клеток для их душ, воплотив их на моей планете в виде крикливого мха. И ты тоже будешь одним из них, одним из безмолвно приветствующих меня растений….

Иссохшийся рот мумии вновь искривила безумная улыбка, переросшая в хохот, ломающий ненадежно закрепленную челюсть, повисшую на тонких нитях сухожилий.

С чавкающим хрустом отвалившаяся часть тела ударилась в грудь карлика и задрожала под порывами заливистого смеха.

Из глубин тела, не имея больше препятствий, вырвался запираемый веками кислый, затхлый смрад, ядовитым облаком окутавший человека и проникший в его дыхательные пути.

Последнее, что слышал человек, перед тем как его сознание окончательно помутнело, это визжание ликующего мха, стук костей и шелест надвигающегося песка.

Глава 1: Сон в летнюю ночь

На скомканных, мокрых от пота простынях, тяжело и судорожно дыша, резко сел человек из сна.

Тренированное, холодное тело его дрожало, тщетно пытаясь согреться после пережитого ужаса. Расширенные от страха карие, слегка раскосые глаза блуждали по комнате, в смешанном состоянии сознания не узнавая привычную обстановку родной квартиры.

Черные, коротко стриженые под машинку волосы блестели от капелек влаги. На затылке, у самого основания роста волос виднелся красный след, будто бы сидящий человек долгое время лежал в неудобном положении.

Прошло несколько томительных минут, пока сознание и самообладание полностью не вернулись к нему, и человек уже осмысленно нагнулся за сброшенным в ночном бреду, одеялом.

В приоткрытое окно, колебля шторы, врывался совершенно не свойственный летнему сезону, холодный осенний, северный ветер. В воздухе чувствовался запах озона и сырости. Становилось понятно, что во время кошмара вокруг панельной пятиэтажки, стоящей в одном из спальных районов небольшого города, имеющего звучное название Братск, бушевала самая настоящая буря, коих немало пронеслось в этом году по бескрайним просторам Иркутской земли.

От каждого колебания плотной ткани по комнате на мгновение растекался блеклый, серый свет раннего, неуютного пасмурного утра. Громко работал не выключенный телевизор, у соседей сверху, выдавая в пространство бессмысленную какофонию звуков какого-то дешевого, индийского фильма, под которые пожилая старушка, страдающая бессонницей, так полюбила коротать ночи.

Человека из сна чересчур часто мучали кошмары на протяжении полутра месяцев и поэтому он невольно позавидовал бравой бабушке за стенкой, которая практически не спала.

Мужчина скривил нос. Всем своим естеством сейчас он желал только одного: чтобы ненавистная машина наверху прекратила свою работу.

Желание, возрождающееся внутри вместе с волной бесконтрольной злобы, будто-бы нашло свое отражение в реальности. Телевизор наверху сначала смешно пикнул и зашипел, а после резко прекратил свою работу. Видимо пожилая соседка нашла в себе силы дотянуться до пульта и выключить творящуюся на экране вакханалию.

Молодой человек отметил для себя, что, не смотря на плохую погоду и привкус пережитого кошмара, его радует тишина желанной гостьей вошедшая в квартиру, царящая на спящих улицах.

С превеликим трудом, напрягая волю, он заставил себя встать на дешевый линолеум леденящий босые ступни, основательно выстуженный за ночь и закрыть оконную раму.

Где-то между спящими, покрытыми лесом холмами, сквозь скопление типичных российских многоэтажек, красил тяжелое, свинцовое небо, нежными рубиновыми оттенками, край привычного, земного светила.

Поприветствовав его улыбкой, с удовольствием прищурившись и впитывая карими глазами его лучи, молодой человек медленно и с наслаждением растер лицо и глаза руками, отгоняя остатки ужасного кошмара, терзавшего его.

Зевнув он почувствовал, как что-то неприятно хрустнуло на зубах. Проведя руками по уголкам рта, он внимательно рассмотрел подушечки пальцев, озаряемые нежными алыми тонами рассвета.

Между полосками кожи виднелись мельчайшие песчинки черной, намоченной слюной пыли.

«Как же странно – подумал человек, – что могло попасть мне в рот, пока я спал?» Брезгливо поморщившись, он торопливо направился в небольшую ванну, совмещенную с туалетом, на утреннее умывание.

Обладая незаурядным умом, человек давно пытался анализировать природу странных снов, преследовавших и мучавших его время от времени последнее время.

Конечно, ему не всегда снились кошмары, наоборот некоторые сны были полны иных событий, радующих душу и оставляющих после сна прекрасное послевкусие, словно бы после поедания любимого мороженного.

Но все же одно объединяло их воедино – их необычность. Незнакомые миры, события, люди и существа, словно являющиеся реальным отражением чужой жизни, врывались в его сознание, едва он закрывал глаза после долгого, рабочего дня.

Разные планеты в разные эпохи калейдоскопом образов прокатывались по его сознанию, иногда мимолетно, иногда давая целые каскады интереснейших видений и диалогов.

Каждое пробуждение в реальном мире, полном серости и обыденности, вызывало ощущение ирреальности именно последнего. Каждый раз ему приходилось заново привыкать к стандартным процедурам умывания, одевания, хождения на работу – беспросветным обрядам, сковавшим его жизнь на протяжении нескольких лет.

Наскоро умывшись, преодолев по ночному темный коридор, человек вернулся к кровати и отсоединил мобильный телефон от кабеля, питавшего его.

С прищуром взглянув на экранные часы, с облегчением убедившись, что пропущен лишь один звонок за ночь от одного вредного партнера, он включил звук на аппарате.

Могло быть намного хуже. Как хорошего юриста, берущегося за решение разных «неудобных» дел, его могли беспокоить в любое время дня и ночи, совершенно не беря во внимание его личное пространство и жизнь.

С учетом умываний, он примерно предположил, что, как и всегда проснулся в пять пятьдесят пять утра.

«Как по расписанию» совершенно без эмоций подумал он, – «каждое утро я встаю в пять пятьдесят пять. Еще одна странность последних месяцев. Как заколдовали право слово».

Не выпуская из рук телефон, человек всем телом потянулся вверх, хрустнув суставами и сочленениями.

Большое зеркало шкафа отразило в своих серебряных, ледяных глубинах человека среднего роста, пусть не мускулистого, но плотно сбитого, спортивного, имеющего слегка выпирающий живот от легкого пристрастия к вредной еде, под которым все же виднелись остатки усиленно тренируемого в юношестве пресса.

Широкоплечий и слегка ссутулившийся он удивительно гармонировал с окружающей его обстановкой, кажущейся таким же простой и обыденной, как и все, что составляло его жизнь.

Двухкомнатная квартира, в которой проснулся человек, с уверенностью могла бы быть охарактеризована одной крылатой фразой – холостяцкое убежище.

Было видно, что уборка – не частое явление в данном помещении: на компьютерном столе виднелись тарелки, говорящие о вчерашней трапезе за просмотром любимых кинофильмов, во множестве скопившихся на винчестерах массивного системного блока персонального компьютера.

Скомканная одежда на полу, не разобранная до конца спортивная сумка. Обстановка также спартанская – кровать, стол с монитором, мебельная стенка, которая включала в себя большой шкаф для одежды, шкаф для мелочи, несколько ящиков для носков и трусов, над которыми пафосно и не к месту возвышался стоящий там же большой, дорогой телевизор включенный на пустой, шелестящий канал.

Тяжело ступая, человек проследовал на кухню. Заваривая растворимый кофе, он трезво размышлял, что сегодняшний кошмар был, пожалуй, одним из самых страшных за все двадцать восемь лет его жизни.

Схожий ужас он испытывал разве что в детстве, когда почти месячное лежание в больнице с мамой и каждодневные уколы породили в его сознании образы ужасных, серых существ, которые рвали и жалили его плоть каждую ночь.

Потребовалось очень много времени, чтобы изгнать их из себя и превратить детские сны в мирные, легкие сюжеты, дающие отдых человеку и насыщавшие его тело силой.

Однако долгое время после этого, просыпаясь утром, он, тем не менее, испытывал тоскливое чувство, что ушедшие существа забрали с собой то необходимое ощущение адреналина, питавшее по ночам его сознание.

Ныне, человек, поглощая не хитрый, простой завтрак из блюд быстрого приготовления и куриных нагенсов, с удовлетворением отметил, что ужасы и картины сна, доставляют ему так необходимое ощущение энергии и новизны среди серых, рабочих будней, из которых он никак не мог вырваться даже в отпуск.

Единственное, что обычно перебивало ощущение тоски и безысходности был флирт с дамами разного возраста и периодические визиты последних в его холостяцкое убежище.

Он прекрасно понимал, что вроде бы пора жениться, заводить семью, остепениться, но все не мог встретить ту женщину, с которой смог бы раскрыться полностью, сделать родной и надежной спутницей жизни.

Его мрачные размышления прервал телефонный звонок, звонкой трелью новомодного рингтона разрубившей тишину квартиры.

От неожиданности человек вздрогнул всем телом и выронил аппарат из рук на стол, прямо в лужу небрежно не вытертого, расплескавшегося после наливания, кофе.

Чертыхнувшись и обтерев телефон об обнаженное колено, молодой мужчина взглянул на экран полный мокрых разводов – номер был не знаком и не определился в записной книжке аппарата.

Тем не менее, как бы не хотелось обратного, нужно было отвечать – как знать, может быть это звонил новый и очень выгодный клиент?

На секунду закрыв глаза и собравшись с мыслями, он принял входящий звонок:

– Да, слушаю вас, говорите, – по устоявшейся привычке делая вид, что он бодр и работоспособен независимо от времени дня или ночи, четко, по-военному отчитался в трубку молодой человек, – говорите, я слушаю.

– Сергей… Велесов…, – голос в трубке явно принадлежал женщине. Он прорывался сквозь жуткий треск и помехи, – помоги мне, Сергей…

Отчего то, от этого далекого, смутного женского голоса, ведущего специалиста в области гражданских и трудовых правоотношений, как он величал себя на раздаваемых визитках, бросило в озноб.

Стараясь не выдать своего состояния, он постарался ответить, не меняя изначальной, бодрой интонации:

– Да, это я, чем могу помочь? Говорите, пожалуйста, четче, вас не слышно.

– Помоги мне. Избавь. Меня. От. Терзаний… Злой человек. Рядом. Злой. С тобой. Человек, – с трудом разобрал Сергей сквозь треск и помехи, – Избавь. Меня, – вновь треск и свист в телефонной трубке, – Слишком слаба. Слишком… Слаба… – голос сорвался на беспорядочный вой, стремительно врывающийся в уши Велесова сквозь пространство сотовой связи.

Последние слова были произнесены с таким нарастающим ревом безумной, женской истерики, что Сергей, потеряв самообладание, отбросил телефон от себя с такой поспешностью, словно он был ужасным и отвратительным насекомым.

Тяжело ударившись о линолеум кухонного пола, китайский аппарат с треском распался на составные части, прервав тем самым ужасный клекот и вой, раздававшийся из динамика.

В очередной раз за утро, пребывающий в глубоком шоке, Сергей лишь эпизодично помнил порядок своих дальнейших действий. Словно в тумане он поспешно собрался, нацепив на себя мятую белую толстовку с капюшоном и черные, спортивные штаны – удобное одеяние, в котором он каждый день предпочитал добираться до работы.

Даже не почистив черные кроссовки от пыли, он, не помня себя, быстро рванул к выходу, буквально на ходу сметая необходимые документы и деньги с коридорного трюмо.

На лестничной клетке Сергей понял, досадливо стукнув себя ладошкой по лбу, что не закрыл двери квартиры и не поставил на охранную сигнализацию.

Постояв в нерешительности, он все-таки нашел в себе силы, вернутся обратно, прекрасно понимая, что приоткрытая дверь будет являться замечательной приманкой для всевозможных воришек, за время его отсутствия.

– Соберись тряпка! – вслух подбодрил он себя, – это твоя квартира, в которую вложен твой труд. Было бы глупо потерять все нажитое из-за мимолетной слабости. В квартире никого нет.

Несмотря на ободряющую речь, по возвращении на лестничную клетку, закрывание двери происходило все же более торопливо и нервно, чем обычно, выдавая в действиях человека тотальную панику, поразившую его естество.

Подъездная темнота и затхлость давила на сознание как склеп. Словно утопающему, ему был необходим этот морозный, терпкий, послегрозовой воздух улицы, в который он нырнул, выходя из черного зева больших, металлических дверей, как и небольшая прогулка перед началом рабочего дня.

К тому времени, пока он добрался до небольшого, прибрежного, соснового пролеска произрастающего вдоль Братского Водохранилища, через который он предпочитал ходить каждый день по дороге к месту службы, пусть, при этом и немного растягивая маршрут, самообладание, уже прочно укрепило внутри свои позиции и не собиралось отступать под утихающим напором слабеющей паники.

Создав небольшой плацдарм спокойствия в сознании, Велесов выстраивал рациональное мышление буквально заново.

«Что это за звонок? Глупый розыгрыш? Да, вполне» – размышлял он на ходу, медленно проходя по пустынным, пыльным тропинкам прибрежной полосы Братского ВДРХ.

Друзья могли над ним так пошутить, ведь Сергей и сам нередко и довольно жестко разыгрывал их.

«Тогда почему я так среагировал?» вопрошал он себя с толикой досады от того, что видимо, стал надолго посмешищем для товарищей посредством удачной шутки, «ведь клялся же и божился, что как бы они не исхитрялись, пробить мое хваленое самообладание им не удастся!»

Приняв к сведению, что все это лишь последствия дурного сна, повлиявшее на его адекватное восприятие реальности, решительно оттолкнув в глубины сознания легкие подозрения в собственной шизофрении и окончательно успокоившись, Сергей, наконец-то нашел в себе силы слегка улыбнуться красоте природы, царящей вокруг.

Шелест волн, чириканье и гомон воробьев, ведущих яростную битву за хлебную крошку, успокаивало и умиротворяло. Шум потревоженной ветром хвои грустно шептал о краткости таежного лета и грядущих осенних холодах.

Еще немного поразмышляв, Сергей выдвинул еще одну версию о том, что, может быть, он вообще незаметно для себя приспал на кухне, а телефон откинул, резко вскочив от нового кошмара.

Такое уже случалось от предельной усталости, когда он засыпал в коридорах офисных зданий или держась за поручень в общественном транспорте.

Велесов с наслаждением стянул толстовку и, не смотря на погоду, с наслаждением подставил обнаженную грудь струйкам отрезвляющего, прохладного ветерка.

Он неторопливо побрел по самой кромке воды, погружая подошву кроссовок в чавкающую грязь полосы прибоя.

Сергей уже не обращал никакого внимания на то, что ткань спортивных штанов уже были полна засохших, бурых крапинок глины от незапланированной прогулки на природе, что еще более отдаляло его образ от парадно-делового, в котором привыкли представать пред обществом современные юристы.

«Все равно уже замарался» подумал Велесов, садясь на влажную, самодельную скамейку, созданную местным алкогольным контингентом, для более удобного и эстетичного распития низкосортных напитков местного разлива.

Запустив в руки в короткие волосы, облокотившись на точно такой же, неотесанный и грубый стол, Сергей замер, словно истукан, отрешенно наблюдая за тихой красотой открывшегося места.

Легкий ветерок гнал рябь по заливу и качал на небольших волнах маленьких водомерок, суетящихся у самого берега, которые по своему обычаю расчерчивали воду, по известным только им, своим водомерочным, делам взад и вперед.

Отвлекшись на секунду, с недовольным видом похлопав по карманам, он, наконец, до конца осознал, что телефон так и остался на кухне, куда так не хотелось возвращаться.

Буркнув под нос ругательство, Велесов принял прежнюю позу и, минимизировав поток мыслей, стал просто созерцать происходящее.

Из-за большого количества деревьев, склонившихся над водой, свет плохо проникал сюда. Не смотря на то, что холодное, яркое летнее утро уже полноценно вступило в свои права, здесь, под защитой раскидистых крон сосен, сохранялся призрачный полумрак.

Благодаря плеску студеной воды, создавалось ощущение, что время здесь остановилось и ничего не менялось целыми десятилетиями, а может и веками.

В ответ на задумчивые наблюдения Сергея, будто далекий мираж, к заливу прорвался звук надрывно работающего мопеда, и стих, едва коснувшись водной глади.

На том берегу небольшого залива появилась пожилая пара, выгуливавшая собаку. Они так гармонично вписывались в общую картину, что Сергей невольно, сдержанно улыбнулся, любуясь их устоявшейся семейной идиллией, как ему показалось, длившейся уже ни один десяток лет.

Они степенно вышагивали, бережно взявшись за руки и, точно также, степенно шагал большой и старый черный лабрадор, которому не требовалось поводка, чтобы привычно идти с ними в такт, сливаясь воедино, осторожно прижимаясь к ногам старика.

Они приветливо помахали ему и обычно сдержанный Сергей, легко и естественно помахал им в ответ.

Забавно тряхнув короткими, седыми волосами, старый человек крикнул ему:

– Юноша, мы не могли бы подойти к вам, потревожив ваше одиночество? Мы с супругой привыкли сидеть за вашим столиком, ожидая, пока Марс нагуляется и справит свои естественные, природные надобности. Места хватит всем, если вы, разумеется, не против нашего назойливого присутствия. Старость, знаете ли, не щадит и не милует. А более присесть и некуда.

– Нет, что вы, подходите, пожалуйста, я всегда рад новым знакомствам, – соврал Велесов, по своей скрытой натуре тяжело подпуская к себе новых людей. Но сейчас он чувствовал нутром, что это может быть приятым исключением из общего правила.

Пожилая пара широко заулыбалась и тут же направилась по направлению к столику. Уже подходя, седовласый мужчина продолжил:

– Надо сказать, дорогой юноша, нынче редко встретишь даже простого ответа на заданный вопрос. Не хочу быть предсказуемым в своих суждениях, но у нынешнего поколения, совершенно престранные суждения о беседе. Зачастую, они и друг другу то вообще ничего не отвечают, сидя в телефонах и игнорируя друзей. Бестактность… бестактность…

Выговорившись, он подошел очень близко к Велесову, и невесомо облокотившись о стол, буквально перепорхнул через его столешницу ловко присев на середину широкой скамьи, оказавшись с левого бока от Сергея.

Пожилая женщина, недовольно сморщив нос на молодецкую выходку мужа, подобрав подолы длинного сарафана, больше напоминавшего старинное платье, грациозно села рядом с мужем, приняв четкую, выхоленную позу и показав настоящую, аристократическую осанку, кротко представилась:

– Марина Викторовна, но для вас можно просто Марина, – перегнувшись через спину мужа, она протянула морщинистую, небольшую руку, – о, просто пожмите, – мелодично хихикнула она, увидев, как Сергей неумело дернулся ее поцеловать, – Моего мужа зовут Виктор. Он как всегда молодиться и хорохорится, вместо того чтобы соответствовать своему положению и статусу, поэтому иногда забывает представиться.

Назвавшись в ответ по имени, Сергей осторожно пожал протянутую руку, отметив про себя ее мягкость, невесомость и приятный холодок.

Он стал незаметно рассматривать старую пару, которая тихо, будто-бы боясь нарушить магию данного места, наблюдала, как лабрадор лакает воду, распугивая водомерок.

Выглядели они так, словно сошли с Советских, рисованных плакатов о счастливом будущем, пятидесятых годов. Из-за своего положения на лавке Велесову более удобно было разглядеть сидящего рядом мужчину.

Клетчатый пиджак коричневого оттенка, явно добротно и надежно пошитый, из кармана которого уголком вверх торчал белый носовой платок. Такие же клетчатые, чуть коротковатые брюки, обнажавшие серые носки, которые утопали в надежных и прочных коричневых ботинках.

Натянувшаяся на широкой спине ткань пиджака обнажала мощные, натруженные запястья, на одном из которых просматривался треснувший циферблат допотопных «командирских» часов.

Схожие часы, в последний раз, Сергей видел у своего деда еще в далеком детстве: его всегда привлекала их массивность, загадочность, легкое тиканье стрелок, делавшее в глазах ребенка дедушку легендарной личностью, озаряя его образ представлениями о великих делах и грандиозных свершениях им сотворенных.

Велесову казалось, что дед непременно получил их за какие-то подвиги на фронтах далекой войны, о которой он так любил слушать рассказы, сидя вместе с ним возле трещащей дровами, только что растопленной печки.

Сидящий рядом Виктор очень сильно напоминал его родственника, рано ушедшего из жизни, так и не успев посмотреть на выросшего, возмужавшего внука.

Стараясь не привлекать ненужного внимания, Велесов силился разглядеть время на часах, боясь потревожить неподвижность старца и первым нарушить молчание, завязав разговор о делах.

Слегка прокашлявшись, Виктор опередил назревавший вопрос:

– Почти семь часов где-то. Не особо ориентируйтесь на часы, молодой человек, они давным-давно встали и дороги мне, прежде всего, как память. Марина Викторовна давно просит убрать их в дальний шкаф, но… – он выдержал долгую паузу, – мы все как то не можем дойти до этого шкафа, – старик, напоминающий родного дедушку, тепло улыбнулся, повернув голову по направлению к Сергею.

Голубые, глубокие, ясные глаза, с легким, веселым прищуром и сеткой морщин вокруг уставились в лицо собеседнику:

– Странно, у молодежи ныне, постоянно крутится какой-то новомодный гаджет в руках, в котором они сидят, уткнувшись носом и не обращая внимание на жизнь, кипящую вокруг. Они обычно не интересуются временем с наручных часов. Вам на вид лет двадцать восемь – тридцать, я полагаю. Ведь так?

– Да, в точку, – ответил Сергей, – вы один из немногих, кто точно смог определить мой возраст. Обычно мне все дают несколько меньше. Сказывается то, что я выгляжу моложе своих лет.

– Ну вот, я как всегда угадал. Для меня вы молоды и юны. Себя, вы, разумеется, считаете взрослым, пожившим и устоявшимся. Так уж заведено в этом возрасте, когда юношеский максимализм успешно преодолен, а мужчина только начинает просыпаться в молодом теле. Так, где ваше мобильное устройство или планшет?

– Я забыл его дома, – с досадой в голосе ответил Сергей, – Действительно технологические новшества настолько надежно вплелись в нашу жизнь, что я чувствую себя буквально без рук. Слышал, существует даже распространенная фобия, остаться без мобильного телефона. Никогда бы не смог предположить, что я подвластен ее влиянию. Я полон отчаяния и боюсь опоздать на работу, хоть чувствую внутренне, что времени еще предостаточно. Но, к сожалению, мне пора извиниться и оставить вас. Дела не ждут.

– Время, – пожилая женщина оторвалась от созерцания воды и вмешалась в беседу, – как же оно иллюзорно! Мне помниться, в вашем возрасте казалось, что впереди вечность. Целая жизнь, полная событий, свершений, радости. И вот теперь, с вышины прожитых десятилетий, мне чудиться, что стоило моргнуть глазом, и время убежало сквозь пальцы, как вода, зачерпнутая в ладони. Вместе с ней сквозь пальцы убежала и жизнь.

– Конечно, конечно, – ответил старик Сергею, – прекрасно вас понимаю. Мои сверстники любят осуждать молодежь за их некую поспешность. Однако я тоже, когда-то был подающим большие надежды инженером Советской страны, и моя жизнь тоже была полна забот и скорости. Всегда немного торопился жить, хоть головой и понимал всю глупость, абсурдность этой гонки, – старик доверительно прикоснулся к плечу Сергея, слегка придерживая его порыв встать, – позвольте, отниму у вас еще минуту, дорогой юноша. Примите в дар эти часы, как память о нашей встрече и как напоминание, что время жизни конечно. Вас не обидит подобный дар?

– Но, эти часы дороги вам! Я не могу принять их! – Сергей замотал головой, отрицая предложенный подарок.

Старик тепло улыбнулся, от чего в уголках рта собралась целая сетка морщин, и безапелляционно сняв часы с руки, протянул Сергею массивный циферблат.

– Знаете ли, дорогой Сереженька, дорогая Мария Викторовна права. Я чересчур привязан к этой вещи. Может быть, именно вы и будете являться тем символичным шкафом, в который я вложу предмет для большей сохранности. Берите, берите, – настаивал он, не убирая протянутой руки.

Все еще пребывая в нерешительности, Велесов протянул руку в ответ. Холодный металл и кожаный ремешок увесисто коснулись поверхности его ладони.

Монументальные часы, дорогие, раритетные: строгий, черный циферблат. Справа от центра маленькое белое окошко, показывающее текущую дату – 15 июля. Стрелки, под слегка треснувшим стеклом, застыли на хорошо знакомой отметке пять пятьдесят пять. Большое колесо взвода было отшлифовано до блеска от частого взведения, но все же содержало в ребристых углублениях следы золотого напыления. Ремешок выцвел и местами был изрядно пошарпан.

Невольно, Сергей покрутил стрелки часов, коснувшись регулятора, переместив их на двенадцать часов вперед, проверяя работоспособность прочих механизмов и обдумывая можно ли привести часы в исправное состояние. Стрелки описали полный круг на циферблате и замерли будто бы в ожидании чего-то. Вспышкой накатила легкая слабость и помутнение сознания.

Слегка поразмышляв, Сергей еще немного покрутил регулятор, повторно ощутив легкое головокружение, установив время, на одиннадцать часов вечера, предвкушая, как ворвется в пространство своей квартиры для непродолжительного отдыха и сна.

Цифра текущей даты в правом окошке слегка сместилась вверх, показывая самый краешек цифры шестнадцать.

Вдоволь наигравшись, пораженный до глубины души неожиданным подарком и щедростью немолодой пары, Велесов совершенно по-детски, восторженно воскликнул, не замечая ничего вокруг:

– Большое спасибо! Мне даже нечем одарить вас в ответ!

Марина Викторовна, грациозно, неторопливо повернула голову на громкое восклицание Сергея, с теплотой уставившись на проявление радостных эмоций на его лице:

– О, дорогой друг, для нас было невероятным подарком то, что вы вообще, увидели нас и поговорили. За последние полвека это невероятная редкость, – пожилая дама легко встала на ноги и с грустью осмотрела неказистую лавку и стоящий рядом стол, – раньше здесь была настоящая скамья. Деревянная, резная невероятно красивая. Мой муж создавая ее, вложив в нее эстетику и труд, надеясь на то, что на этой скамье будут созерцать водную гладь степенные старики и молодые мамы, с колясками и детьми, – она тяжело вздохнула, медленно проведя по шероховатой спинке новой уличной мебели, – Чугун ее остова давно покоится где-то на одной из металоприемок, а местные алкоголики, сварганили себе лишь жалкое, шаткое подобие настоящего изделия лишь для одной цели. Последний раз мы говорили с живым человеком лет этак пять назад. Она пребывала в предельно расстроенных чувствах и даже думала утопиться и именно поэтому находилась в сумеречной зоне сознания. Между жизнью и смертью. Вы же, юноша, по-моему, вообще отказываетесь проснуться! Ваш разум застрял в сумеречной зоне и все никак не может полностью прийти в реальность или отдаться небытию. Вы сами подобны призраку, чужаку, неизвестно откуда пришедшему в этот мир. Будьте осторожны, молодой человек, вы можете остаться в этом состоянии навеки. И это будет вам великим даром и великим проклятьем одновременно, – прекратив поглаживать спинку скамейки, она нежно коснулась плеча своего мужа, призывая к движению, – Пошли, дорогой, наше время истекло. Марс уже возвращается домой.

Сергей стоял, до боли сжав часы в своем кулаке. Он, испытавший за последнее время столько страха, со странным отрешением наблюдал, как старая собака легко и непринужденно пошла по водной глади на середину сонного залива ВДРХ.

Старик легко вскочил, отвечая на призыв супруги, но голубые глаза излучали грусть:

– Нам действительно пора, – с грустной улыбкой произнес он, – Наш шкаф давно истлел. И даже квартира в деревянном доме, в которой мы счастливо жили какое-то время, видимо пришла в негодность. Мы давно смирились с этим положением вещей и нам не нужна ваша помощь. А вот девушке, тщетно пытавшейся до вас дозвониться ранним утром, помощь просто необходима. Пусть она и также мертва, как и мы. Она еще может обрести покой, отправившись на новый цикл перерождения, но для этого должно свершиться отмщение, – старик взял за руку супругу, вновь слившись с ней воедино в гармоничную структуру устоявшейся семьи, – В свое время, мне нужно было оставить часы дома, дорогой юноша. Тогда бы на нас попросту не обратили внимания эти ужасные люди, – рот Виктора скривила презрительная ухмылка, – Бандиты, ворье, ничего святого. Три жизни за безделушку, которая им так и не досталась! Три мирных жизни, в мирное время советского процветания. Знаете ли, обидно, – с детской досадой в голосе проговорил он, но взяв себя в руки продолжил, – Заглядывайте в гости, юноша, – старец улыбнулся и первым шагнул по направлению к нервно зарябившей под налетевшим, теплым ветром зеленой воде.

За ним степенно и горделиво, увлекаемая за руку, пошла жена, сопровождавшая обожаемого Виктора, даже после смерти.

Они медленно дошли по воде до середины залива и обернулись на мгновение, помахали руками в прощальном жесте.

Рядом с ними, смешно высунув язык, сидел старый черный лабрадор, переступая с лапы на лапу.

Стоящая троица покрылась рябью. Больше походящая на отражение в заливе небольшая семья медленно растворилась в легкой дымке на фоне вечернего солнца, стремящегося скорее нырнуть в ночную обитель.

Глава 2: Исчезнувший день

В глубокой задумчивости Сергей вышел на широкую тропинку, ведущую из прибрежной лесополосы в сторону горящего закатными окнами, утихающего города.

Солнце ярко мерцало на сотнях поверхностей множества стекол, отражающих вечерние лучи, от чего создавалось впечатление, что прямоугольники серых многоэтажек были обвешаны старинными, одноцветными гирляндами, как новогодние елки в преддверии праздника.

Страха не было. Мысли, то с четкой, кристальной ясностью, то запутанно и туманно роились в голове, порождая, иногда совершенно взаимоисключающие выводы.

Велесов, то с умиротворенной грустью принимал очевидный факт, что сошел с ума, и все что происходило с ним, за это утро, лишь плод его больного воображения, то ощущая реальную тяжесть циферблата старинных часов на правом запястье, начинал строить самые интригующие гипотезы, основанные на пережитых событиях.

Сергей пребывал так глубоко в своих мыслях, размышляя о том, имели или не имели минувшие события место наяву, что окружающая его суета из едущих машин и спешащих домой людей, казалась ему одни большим, пестрым, размытым пятном, наполненным разнообразными запахами и звуками.

Пошатнувшийся жизненный опыт атеиста и прагматика, никак не мог окончательно принять факт существования призраков, да еще среди белого дня, составивших ему компанию в одиноких посиделках или звонящих ему на телефон ранним утром.

«Сумеречная зона сознания» – размышлял он про себя, – «интересный термин. Полуявь, полусон. Мистика какая-то… Не удивлюсь, что на этой планете еще где-то единороги скачут, неся на своем крупе маленьких, розовых фей, как в мультиках. Бред какой-то!»

Знакомые улицы сами ложились Сергею под ноги, складываясь в заученный до автоматизма маршрут. Многоэтажки все больше отдалялись, выстраиваясь в единую цепь за спиной Велесова, пока бетонные заборы пригорода не привели его к постоянному месту работы.

– Доброй ночи Сергей Владимирович, – удивленный сотрудник охраны приподнялся из-за мониторов видеонаблюдения, расположенных за толстым стеклом, отделяющим его пост от прохода на территорию учреждения, перегороженную турникетом – а вас сегодня все с ног сбились искать. Меня раз сто спрашивали по телефону, не брали ли вы ключи от своего кабинета.

– Доброй… Прочтите, что!!? – не сразу осознал слова сотрудника охраны задумчивый Сергей.

Он автоматически взглянул на большие электронные часы над дверью, ведущей на основную территорию учреждения. Строгие, прямые, горящие красным цифры показывали полдвенадцатого.

Когнитивный диссонанс из простого, малознакомого термина во всей красе вошел в жизнь Велесова, нарушая слаженную работу мозга.

Да, он чувствовал, что опоздал на пару десятков минут без уважительной причины. Опоздания, пусть редко бывали и раньше, но почему именно в этот короткий отрезок времени Сергей понадобился всем и вся, будто бы отсутствовал целый рабочий день. Ведь этого просто не могло быть! Или все же отсутствовал?

Велесов с удивлением оглядел стенд за спиной охранника, полный ключей от запертых кабинетов, которые работники учреждения, уходя домой сдавали под надзор специально обученным специалистам.

– Они немного спешат, минут на пять, Сергей Владимирович, – словив его взгляд, направленный на электронные часы тут же отрапортовал Велесову услужливый охранник:

– Так что не беспокойтесь, к утру все исправлю, – совершенно не понял реальную причину столько громкого, удивленного восклицания, сотрудник охраны и автоматически начал выискивать ее в своих действиях, – я думал вечером уже никто не придет на работу, поэтому решил отложить это все на утро, на момент сдачи смены. Дел минуты на три всего.

– Нет, нет, Николай, дело не в вас. Впрочем, какая разница, вы ничего не поймете, – не стал вдаваться в подробности Сергей, – Боюсь, даже я, мало, что способен сказать внятного на счет произошедшего сегодня…

Вся абсурдность ситуации медленно, но верно стала доходить до перегруженного сознания Велесова. Недаром, слово сегодня прозвучало в потоке мыслей особенно гулко, выпав отдельным, осязаемым понятием.

Разум, отказывался рационально объяснить исчезнувший день, и панически выискивал исчезнувшее время, сопоставляя отдельные факты.

Непривычная пустота на КПП, изменившееся, вечернее свечение закатного солнца, электрик, силуэт которого просматривался в большое, панорамное окно, одиноко бродящий по территории учреждения и включающий ночное освещение перед ночью, стенд полный ключей – все это могло указывать лишь на то, что рабочий день прошел, так и не начавшись для Сергея.

Конечно, Велесов мог вспомнить случаи, когда за предельной занятостью, день пролетал незаметно, но чтобы настолько! Да и своей деятельности за последние часы он абсолютно не мог вспомнить. Ее попросту не было. Подобное случалось с ним впервые.

Снова подкрадывались, отпустившие было во время прогулки, панические мысли о фатальных сбоях в работе мозга.

«Нужно сходить в больницу» встревоженно подумал Сергей, анализируя сложившуюся ситуацию, «нужно лечиться от всех этих сумеречных зон, пока не стало слишком поздно»

Молчание затягивалось. Взглянув в недоумевающее лицо молодого охранника, усилием воли, Велесов, нарушил тишину, задав самый логичный в сложившейся ситуации вопрос:

– Коля, шеф не интересовался причинами моего отсутствия?

– Как же не интересовался! – с облегчением затараторил сотрудник охраны, с напряжением ожидавший нагоняй от молодого выскочки, которого он недолюбливал всей душой за надменность и напыщенность – Лично ко мне подходил несколько раз. Сказал передать Сергею Владимировичу при встрече, что его ждут крупные неприятности. До вас невозможно было дозвониться, – поняв, что Сергею совершенно не до косяков в его работе, Николай расслабленно плюхнулся на стул.

– К сожалению, я потерял телефон и был невероятно занят, – решил хоть как то оправдать себя ошарашенный юрист, – Коль, завтра кто тебя меняет по смене?

– Васек. Ну… тот, который со шрамом на щеке, он еще заикается так смешно, когда волнуется… Вы помните, как на днях его начальник журил за то, что он в отдел кадров непонятно кого пустил? – становилось понятно, что охранник из-за скучной работы хоть как-то старается навязать новый, ненужный разговор, тем самым скоротав хоть немного времени перед длительным, ночным бдением, пусть даже с человеком лично неприятным ему.

– Сейчас уже беспокоить начальника не вижу смысла, – совершенно бестактно и холодно перебил его Сергей, пресекая в самом начале ненужный поток неуместных историй:

– Пусть Василий, который со шрамом и заикается, – с еле скрываемым сарказмом передразнил Велесов слова охранника, очень похоже, спародировав его манеру речи, – передаст, что Сергей Владимирович приходил ночью и что я завтра ему лично все объясню. Случились совершенно неотложные, форс-мажорные обстоятельства, потребовавшие моего скорейшего решения и присутствия. На этом, Николай, я раскланиваюсь, удачной ночи, боец!

– Спасибо, Сергей Владимирович, и вам не хворать! – охранник легко помахал рукой, совершенно не обратив внимания на сарказм, – обязательно передам дословно, не извольте сомневаться.

Коротко махнув в ответ, Сергей вышел на крыльцо КПП и с удовольствием затянулся остывающим воздухом, наполненным терпкими запахами короткого, хрупкого сибирского лета.

«Все-таки жители южных регионов России не смогут понять ту волнующую душу радость, от ощущения окружающего сибиряка тепла» подумал он, стараясь отвлечься от грядущего, волнующего визита к врачу.

Летняя ночь при пасмурной погоде в наших суровых краях больше напоминают скорее сентябрьскую осень.

Вечерняя атмосфера позволила Сергею насладиться нежным зрелищем удлинившихся по зеленой, колышущейся траве, дрожащих теней раскидистых тополей, уже ссыпавших свой пух на душный асфальт городских улиц.

Среди мягких, пушистых головок одуванчиков порхали суетливые пчелы, в коротком танце сливаясь воедино с бутонами цветов. Летний сезон в Братске и его окрестностях всегда проходил уж очень быстро, и полосатым насекомым нужно было торопливо трудиться, не покладая лап, на протяжении всего теплого периода, чтобы создать необходимый запас для зимовки.

На данный момент образ грядущей старухи – зима, царившей здесь намного больше времени, казался Сергею неминуемой расплатой за короткое наслаждение этим неожиданным вечером исчезнувшего дня.

Осознание конечности всего окружающего великолепия позволило ему впитать пространство каждой клеточкой своего тела, с какой-то особенной нежностью к каждой живой былинке.

Сергей подставил лицо уходящему светилу, чтобы запомнить и сохранить эти ощущения про запас на вьюжные, морозные короткие дни, когда всей этой суеты и тепла будет очень не хватать.

С огромной неохотой, усилием воли Велесов заставил себя встрепенуться, напрячь мозги и начать выстраивать хоть какие-то логические цепочки способные рационально объяснить происходящее. Он не собирался сдаваться безумию легко и без боя.

«Значит, грядет ночь, день пропал, так и не начавшись. Это нужно принять как очевидный, но не объяснимый факт» подумал он, начав движение в сторону дома, с удовольствием вслушиваясь в обострившееся жужжание уличных фонарей.

«Если я сошел с ума и мое восприятие реальности искажено, да к тому же приправлено большой вероятностью периодической амнезии, я должен наивнимательнейшим образом наблюдать за происходящим вокруг, чтобы вновь не упустить момент провала. Если я смогу про себя отметить процессы начинающейся болезни, проанализировать их и разложить по полкам, мне будет намного легче справляться с дальнейшим проявлением неприятных симптомов»

Твердо решив быть всегда здесь и сейчас, словно продвинутый дзен-буддист, глубоко не уходя в свою голову, Сергей впервые обратил внимание, что на бетонном заборе, ограждающим учреждение в котором он работал, неизвестный художник изобразил с помощью техники граффити, пустые, песочные часы.

«Цени свое время» гласила красиво оформленная подпись в готическом стиле под схематическим изображением.

Безумная догадка, словно фонарный отсвет, отразилась в его карих, расширившихся глазах. Отойдя за угол бетонного забора, он с легкой опаской и большой осторожностью вновь разглядел подаренные призраками наручные часы, но на этот раз, придав процессу новое понимание, связуя исчезнувший день с мечтательным верчением регулятора на берегу залива.

«Хм… а может дело именно в них? Может быть, именно перевод стрелок на берегу сдвинул целый пласт времени, вопреки всем известным законам физики?» размышлял Сергей, напряженно вглядываясь в циферблат. «Хорошо, предположим, что это так и это устройство действительно влияет на временной поток. Я слышал о том, что черные дыры, способны своей титанической гравитацией влиять на его течение, читал в желтой прессе о путешественниках во времени… Но как тогда объяснить, что после перевода стрелок я не оказался минимум в открытом космосе? Ведь перемещающаяся по орбите планета постоянно меняет свои координаты в пространстве и, самым логическим продолжением подобного скачка было бы оказаться совершенно неподготовленным в открытом космосе. Уф… Я действительно бессилен это объяснить рационально. Надо при случае показать эти часики какому-нибудь человеку науки»

Какое то время Велесов пребывал в нерешительности «Если путешествия во времени и призраки все-таки реальны. Хотя бы предположим, что это так…. Тогда, видимо, действительно было бы проще сойти с ума, чем менять в моем возрасте всю картину мира от «а» до «я». И сны, которые до поры до времени были ощущаемы как простой кошмар, по всей видимости, имеют совершенно иную природу. Какая интересная и интригующая теория выстраивается в этот летний вечер, однако…»

Без пяти минут двенадцать. Мелькнувшая мысль о паре призраков, не смотря на их доброжелательность, заставила неуютно поежиться в затемненной подворотне и оглянуться по сторонам, в поисках им подобных.

Естественно подворотня была совершенно пуста и лишь большой, черный жук деловито полз по бетонной поверхности вверх, недовольно шевеля усиками, оскорбленный бестактным вниманием наблюдающего за ним человека.

Такая собственная реакция была понятна Сергею. Все же его недавними собеседниками были самые настоящие покойники из советского прошлого.

К тому же, судя по всему, даже дома он не был в безопасности – оказывается, некоторые привидения могли запросто вторгаться в его личную жизнь посредством телефонных звонков.

«Трубки им на том свете выдают, что ли? Кто его знает…» подумалось Сергею, «А вдруг за звонками последуют и личные визиты в мою земную обитель. Что я им предложу тогда? Чаю или кофе с печеньками? Бред!»

Сумеречная зона сознания затягивала.

Говоря откровенно, Велесов не чувствовал каких-то особенных изменений внутри, лишь на его подслеповатые глаза, сегодня, чуть более часто в последнее время набегала режущая ломота и расфокусированность.

Впрочем, это можно было объяснить хроническим, тотальным недосыпом из-за раннего подъема день ото дня, независимо от дня недели.

Патологический недостаток сна мучил его чуть более месяца, появившись, возможно, из-за чрезмерной любви к крепкому кофе, новым фильмам и размышлениям в кровати.

Далекий кашель, достигший слуха, заставил поежиться. Очень аккуратно, словно боясь повредить прочную сталь, Сергей вновь прикоснулся к потертому регулятору часов.

Обратно он не крутился ни при каких усилиях побелевших от предельной натуги пальцев, а вот вперед стрелки пошли легко и непринужденно, как и в первый раз на заливе Братского моря.

Пару секунд сомнений и Сергей, окончательно решившись на эксперимент, стал аккуратно, по миллиметрам, сдвигать стрелки часов чуть-чуть вперед…

Проходящий мимо колоритный, потрепанный жизнью алкоголик издалека приметил стоящего у забора человека в спортивной одежде.

Алкоголик обитал неподалёку в одном из множества полузаброшенных деревянных домов частного сектора городского пригорода, ведя предельно фривольный образ жизни, граничащий с бомжеванием, и часто ходил мимо унылого, бетонного забора, ограждающего это учреждение.

«Вот удача» медленно и вязко пронеслось в пропитом мозгу, на который воздействовали пары, выпитого совсем недавно, дешевого алкоголя.

«Стрельну покурить, а то аж слюну пускаю, при мысли о хорошей затяжечке! Мужик без покуришки и чифира не мужик… А ныне мужик какой-то другой пошел. Не наш. Не авторитетный. Все холенные, лелеянные, жадные до ужаса. Ни копеечки не дадут, да еще сигарку зажопят» размышлял он, пока неуверенной походкой шел по направлению к незнакомцу, приветливо улыбаясь беззубым ртом, с выражением лица человека, совершенно не обременённого лишним разумением.

«Ну, ничего, этот фраер явно из богатых, пусть и одет как «спортик» Этого точно раскручу. Может и денежку, вежливо поимею. Фраер просто побоится отказать в подворотне настоящему, реальному мужику» местный пропойца блеснул единственной золотой фиксой на фоне неровного ряда серых, истертых до корней зубов и уже более решительно продолжил путь к замершему в странной позе человеку.

Он уже прикидывал, что к чему, выстраивая планы как бы более грамотно завязать разговор со столь взбалмошным парнем, как наметанным взглядом, пьяный мужчина отметил про себя странное поведение стоящего – будто бы незнакомец и сам был изрядно пьян.

Человек в спортивной одежде явно нервничал, пытаясь осторожно настроить наручные часы.

Неожиданно для алкоголика, резко успокоившись, человек снова склонился над циферблатом, подслеповато щуря глаза в блеклом, фонарном свете.

Приблизившись на расстояние, достаточное для начала разговора, алкоголик прокашлялся, прочищая горло, стараясь ненавязчиво привлечь внимание к своей персоне, как вдруг где-то рядом кто-то невидимый в столь поздний час начал работать сварочным аппаратом.

С треском и гудением мертвенно бледная вспышка озарила все вокруг, выхватив из опустившейся темноты мельчайшие подробности ночной жизни – замерших в танце ночных мотыльков, суетящихся возле горящих плафонов редких фонарей, старинные трещины бетонного забора, с большим рисунком песочных часов на его поверхности, забившегося от испуга в глубокую расщелину большого черного жука.