Книга
Имени такого-то

Изумительно точный, хирургический текст, абсолютный маст рид. К счастью, автор не стремится сделать свои книги попроще, чтоб жевать было поудобнее.

1941 год. Немцы ведут стратегическую наступательную операцию в московском направлении. А психиатрическую больницу №1 имени Н.А. Алексеева (Кащенко), как и тысячи других предприятий, эвакуируют на двух баржах в Казань.

История этой эвакуации легла в основу произведения Линор Горалик «Имени такого-то», но роман все же художественный, а не документальный.

В книге соединяются две темы — война и безумие. Травмирующие и сложные. Меньше 200 страниц читаются медленно, будто сам, выбиваясь из сил, плывёшь по реке, цепляясь за водоросли и тину.

Автор не ограничивается тем, что показывает психически больных персонажей, она идет дальше и создает надломленную, вывернутую наизнанку реальность, в которой непонятно, где явь, а где галлюцинация одного из врачей, снимающего стресс с помощью шоковой терапии.

Благодарна Горалик, что она вытащила одну из тысяч трагичных, ранее не известных историй военного времени и донесла её до читателей. Хоть и в такой замысловатой форме.

отличная книга. читалась с удовольствием, хоть и тяжелая. рекомендую всем, кто любит качественную литературу. и чувствуется, что автор пропустил эту тему через себя.

Первое ощущение - плотная и колючая проза, острая и немного сюрреалистичная. Сюрреалистичная часть в книге будто спорит с деталями больничного быта во время эвакуации на барже. Спорит за право называться нормальным.

Не сразу понимаешь, что речь идет об эвакуации душевнобольных: их болячки вытекают из совершенно нормальных вещей, а среди нормального происходит непонятное, и где грань между нормальным и не очень - не успеваешь заметить. Так же и с персоналом больницы, их нормальность, кажется, так же иллюзорна, не доказуема и не стабильна.

Первая сцена, в которой все ясно и понятно, почти обыденно, будто в книге нет вообще ничего потустороннего - про самоубийство. После этой части этого все странности расставляются по своим местам, и книжный мир становится более понятным и упорядоченным, насколько это возможно, когда во время войны перевозишь на барже психоневрологических пациентов.

К концу перестаешь отводить взгляд от больных, на которых тяжело смотреть, принимаешь странности, и начинаешь видеть живых и видеть тепло, начинаешь вычленять боль и человечность.

Война и безумие – две катастрофы, которые, переплетаясь и прорастая друг в друга, создают картины ужасные и восхищающие. Восхищающие не эстетикой (какая уж там красота в разрухе и лишениях), а силой человеческого духа. Это избитое выражение, но оно точно передает ощущение, которое рождается в груди, когда читаешь про отчаяние и героизм, про предательство и отвагу, про жалость и гордость…

Война и безумие прорастают друг в друга, оживают, как дерматин сидений в метро, покрываются рябью и нарывами, рычаги приборов кровоточат, болеют престарелые баржи, трещат жвалы бомбонесущих самолетниц. Позади – черные вороны расстреливают душевнобольных, полыхают больницы и партбилеты, усатый портрет на стене уже не отвечает, щерится злобным оскалом тощая лиса, а посмотришь вперед – там лишь продолжение страданий, и двухголовый котенок из близнецов жалобно мяучит, баюкая раненую лапу, боцман с волчьей ногой спасает пацаненка, и лишь пара шприцев на 200 больных, а транезепама нет уже месяц, и некогда спать, ведь надо успевать добывать продукты и бинты, шить раны, лечить. Ах, как хочется систематизировать это безумие, свести его в стройную систему, издать красивым научным трудом с золотыми буковками на обложке! И кружится голова, и боишься, что уже ничего нет – оглянешься, и ничего не осталось, снова обернешься – и впереди уже тоже лишь муть и туман. И остается лишь лечь на спину, почувствовать под собой землю, всю целиком, и поднять глаза к небу, чтобы увидеть бескрайнее небо, и вот так, глядя на все вокруг, остается лишь пожелать – пропади оно пропадом, все сразу!

Но приходится жить, не сдаваясь, ведь лишь маузер может дать осечку, принеся вместо освобождения приказ об эвакуации, лишь молоденькой зенитке не стыдно трусить, а врачам приходится быть каменными, чтобы стоять в этом аду и держать на своих плечах, пусть и не весь мир, но вот эту больницу имени такого-то…